Бега (пер. Л.Стоцкая) - Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska

– Но не с Деркачем! На него вообще не ставили!

– Не ставили, но ведь фаворит! Ведь тройка! И по программке она же получалась!

– У кого получалась, у кого нет, – мрачно пробормотала я.

– Ну хорошо, пускай восемьдесят, – уступил пан Здись.

– А я так и поставила, – сказала Моника Гонсовская у меня за спиной. – Вы действительно думаете, что так много заплатят?

– Да ну, какое там много! Фигушки! Да не слушайте вы этот глупый треп! Пан Здись у нас фантазер! Мифоман и безумец!

Пан Здись на оскорбления вовсе не обижался, большие надежды для него были по крайней мере половиной удовольствия от бегов, а постоянные ошибки странным образом не портили ему характер.

– «Верх» будет раза в два больше, чем последовательность, – сообщил всем полковник. – Вот увидите!

– А у меня это есть! – сказал Юрек. – Вот я и заканчиваю.

– Тремя?

– Тремя.

Я не спросила его какими, ведь он никогда не говорил, и я не удивлялась, потому как – вдруг кто сглазит? Я повернулась к Монике.

– Вы играете первый раз в жизни?

– На бегах – первый.

– Ну, ставьте покруче! Сегодня фуксы приходят, у вас есть шанс разбогатеть. В первый раз человек выигрывает.

– Правда? Я про это слышала. И что, так оно и есть?

– На самом деле так. Исключение составляют люди, родившиеся в апреле…

Я не выдержала и рассказала ей о событиях, которые разыгрывались на моих глазах, в которых я даже сама принимала участие. Между объявлением результатов и объявлением о выигрышах всегда существует интервал, поэтому рассказать я успела.

Когда-то, это было давно, приехал за мной муж моей подруги, с которым я договорилась, что он меня после бегов отвезет домой. По ошибке он приехал слишком рано, перед предпоследним заездом. Он был здесь первый раз в жизни. Я проигралась в пух и прах и подсунула ему программку.

– Говори, что придет! – потребовала я.

Муж подруги с великим тщанием программку прочитал.

– Мне нравится Орск, – сообщил он, подумав. – И Салагай.

Орском звали коня, Салагай же была фамилия жокея. Муж подруги их не различал. Я помчалась к знакомому.

– Павел, слушай, приехал Донат, он тут первый раз и предсказывает один-три…

Я еще не договорила, как Павел вытащил из кармана десять злотых.

– А ну, помчались ставить!

Я добавила еще десять злотых и поставила один-три. Один-три и пришли. За двадцать злотых заплатили тогда пятьсот восемьдесят. Донат получил от нас пятьдесят восемь злотых, десять процентов от выигрыша за подсказку, и страшно обрадовался.

– А знаете, это совсем неплохо, – сказал он признательно. – Я даже ничего не потратил, а получаю деньги. А, ладно, сыграю!

Он выделил двадцать злотых, поставил на последний заезд и – разумеется, проиграл, потому что это был уже второй раз. Но тридцать восемь злотых чистой прибыли у него остались. При оказии и мы с Павлом взяли небольшой реванш за проигрыши.

В одно из воскресений, тоже пару лет назад, я встретила на лестнице собственного сына.

– Мамуленька, дай мне по морде, – попросил он жалобно. – Тресни, но чтоб как следует.

Я весьма удивилась.

– С удовольствием, деточка, но почему? Не знаю, для чего мне такие усилия совершать.

– Я с девушкой пришел, она тут в первый раз, и выбрала очередную последовательность…

– А ты не поставил?! Кретин!!!

Три последние последовательности были потрясающе фуксовыми, за двадцать злотых платили шестьсот, потом восемьсот и тысячу двести. Мой сын проявил такой идиотизм, который и рукоприкладства не заслуживал. На гениальной девушке он потом женился, что я полностью одобряла, потому что талант к вычислению коней у нее бесповоротно пропал. Уж кто-кто, а мой сын должен был знать, как обстоит дело, потому что сам стал жертвой такого же фортеля, когда приехал ко мне в Данию в качестве свежеиспеченного совершеннолетнего сопляка. Ясное дело, я немедленно забрала его с собой на ипподром в Аматер. Дала ему программку, объяснила более или менее, что надо делать, и оставила на произвол судьбы. Одну крону, чтобы поставить вифайф, я ему дала. Он набрал этот вифайф из отдельных лошадей, сомневаясь только в одном месте, что должно быть: тройка или восьмерка. Он склонялся к тройке, а я заставляла его вписать восьмерку. Я махнула рукой и забыла ему сказать, что в Дании есть такая рубрика, куда можно вписывать запасной вариант. Эту рубрику он оставил пустой, а компьютеру-то все равно. Если бы он вписывал резервный вариант, после нашей грызни непременно вписал бы восьмерку.

Пришло все, что он вычислил, и та чертова восьмерка, но при этом тройку сняли с заезда! Восьмерка оказалась на ее месте. Заплатили девять с половиной тысяч крон, стоимость маленького итальянского «фиата»… Ребенок не мог мне этого простить долгие годы, пока, наконец, не купил себе машину за деньги, заработанные честным трудом.

Только я успела закончить нежные воспоминания, как объявили выигрыш. За последовательность дали одиннадцать тысяч двести. Пан Здись обмяк и помрачнел, но ненадолго.

– Но «верх» будет двадцать семь! – выкрикнул он торжествующе.

– Триплет доходит до миллионов, а квинты вообще не будет! – пророчествовал Вальдемар.

– У тебя они есть? – спросила я Марию.

– Есть-то есть. Но я заканчиваю одной лошадью. Вместе с Метей. Начиная с Альбатроса, мы заканчивали «стенкой».

– Не огорчайся, я заканчиваю тремя, но тоже проиграю. Даже не стоило на них ставить «верхом», потому что я выбросила фаворитов.

– Как это? У тебя нет Бяласа?!

– И Болека нет. Я исходила из мысли, что будут одни последовательные фуксы, и хочу тебе сказать, что Сарновского я тоже выбросила…

– Ну, на Сарновского круто ставят, он просто не имеет права прийти первым, при его-то характере. У нас он есть, Метя настаивал…

Заезд был красив невероятно, семь двухлеток, среди них потомство самых роскошных кобыл. Я махнула рукой на жеребцов, сосредоточившись на кобылах, Симоне, Диоде и Андине, потому что, поставив на мать последней, я когда-то выиграла очень приличные деньги. Я очень надеялась, что дочка повторит любезность мамы. Фавориткой была Космитка на Сарновском, вровень с Иркутском на Куявском. Остальные две лошади, Шаклак и Теренций, не шли в счет, но на всякий случай я поставила на них последовательность. Глас разума взывал, чтобы я поставила на двух фавориток, но душа сопротивлялась, и я поставила на сплошные глупости.

Моника Гонсовская сообщила мне, что она поставила на Космитку с Андиной, четыре-пять, потому что так выходило по данным паддока. Для меня забрезжил слабенький лучик надежды. Андина, раз уж эта девушка ее выбрала…

Юрек сидел передо мной, словно окаменев, не говоря ни слова. Пан Здись немного успокоился, на квинту он уже надеяться не мог, поэтому эмоции в нем затихли. Вальдемар ссорился с паном Собеславом насчет Куявского, конечно, он на Куявского поставил, за что пан Собеслав его упрекал. Он сам предпочитал Теренция, а я, в свою очередь, считала это кретинизмом, склоняясь к мысли, что выбирал он окончание по пьянке, хотя, со слов пана Собеслава, он ни разу за восемьдесят семь лет своей жизни пьян не был. Пил он много, но осторожно. Пан Эдя прицепился к Диоде, вроде бы Бялас по секрету кому-то сказал, что она выиграет.

– Если уж он сказал, что выиграет, значит, не будет такого, – высказался полковник.

– Все трещит от ставок на два-четыре, – сказал кто-то, вернувшись снизу, от касс.

– Интересно, кто наверняка не придет, – буркнула я. – Должно быть, Сарновский.

Старт затянулся. Симона ни за что не желала заходить в машину. Куявский слез с Иркутска, и они вошли в бокс порознь. Диоду впихнули задом.

– Сарновский пока в куче? – беспокойно спросила Мария.

– Третьим идет, – ответила я. – Я не понимаю, как он хочет сделать, чтобы проиграть? Держится в куче, даже вырваться оттуда не может…

– На прямую выходит Иркутск, – сказал рупор. – Вторая Андина…

Больше я не услышала, хотя сидела прямо под рупором. Вальдемар вскочил с места.

– Давай, Болек! – заревел он дико.

– Дерьмо Болек!! – заглушил его кто-то за моей спиной. – Давай, Ясек!!!

– Сарновский! – крикнула Мария. – Посмотри! Идет!

Андина опередила Иркутска, они шли почти вместе, из кучи стала вылезать Космитка, Сарновский ехал гениально. Он высунулся вперед, оставалось еще две трети прямой, а у него уже было преимущество, он пер как танк, к тому же не только не погонял, а даже судорожно сдерживал лошадь. Космитка шла сама по себе, как ее мать и бабка. Я восхитилась, хотя она ломала мне все ставки. Андина оставила Иркутска сзади, подошла к Космитке, но видно было, что дело безнадежное. Космитка, которую изо всех сил сдерживали, финишировала на три корпуса впереди, за ней Андина…

– Я, кажется, выиграла, – задумчиво сказала Моника Гонсовская за моей спиной.

Я кивнула.

– Ну да. В отличие от меня. Ты заканчивала Сарновским? – обратилась я к Марии.