Итоги № 11 (2012) - Итоги Итоги

Идея постановки возникла под впечатлением датской программы на фестивале «Арлекин». Такие социальные проекты популярны в Европе. Сначала кировские школьники написали сочинения на заданную тему, которая и вынесена в заголовок. Отобрали наиболее интересные и, получив губернаторский (!) грант, поехали в лагерь, где в течение нескольких дней... разговаривали. Из этих бесед и сложилась литературная канва. Думаю, именно там Павлович отчасти снял «зажим» у своих будущих актеров-любителей.

Спектакль выстроен бесхитростно — последний звонок или выпускной вечер. Как раз тот момент, когда подводятся первые итоги и принимаются первые ответственные решения. Когда прекраснодушные мечтания поверяются реальными возможностями. Вот об этом и будут говорить Ирина, Илья, Росса, Константин и еще две Екатерины... 12 выпускников этого года. Самая сильная сцена — финальная, когда ребята уже не отвечают на вопросы, а задают их родному городу. Вопросы вполне нелицеприятные. «Почему здесь так много грязи, почему засветло спать ложатся, почему все такие злые? Киров, какие люди тебе нужны?» — бросают они в зрительный зал. Думаю, что обсуждения, которыми заканчивается каждое представление, не менее интересны, чем откровения участников проекта.

Честно скажу, давно не приходилось видеть ничего, о чем хотелось бы говорить не в эстетических, а в этических категориях. Спектакль чист и нравственно безупречен. Я не видела постановок Бориса Павловича на профессиональной сцене, но то, что он делает для формирования культурной городской среды, называется высоким словом «подвижничество». Этот проект у него не единственный. Когда-то в школе нас учили с иронией относиться к «теории малых дел». Но чем старше становишься, тем яснее понимаешь, насколько ирония здесь неуместна. Наверняка ребята, играющие в спектакле из Кирова, разъедутся. Удачи им! А Борис, похоже, останется. Звезд-то в Питере зимой не видно.

Смотреть не вредно / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Смотреть не вредно

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Книга

Вышла в свет новая книга Дины Рубиной «Окна»

Дина Рубина и ее издатель подгадали выпустить книгу к первым числам марта и не ошиблись. В это время оглохшие за зиму читательские души просыпаются и особенно восприимчивы к новым краскам, запахам, ощущениям. А у Рубиной вся проза как раз построена на сочных описаниях. Она умеет показывать незнакомую реальность изнутри. В романе «Почерк Леонардо» это был цирк. В «Белой голубке Кордовы» мир живописи — подлинников и фальшивок. В «Синдроме Петрушки» мы погрузились в кукольный мир, где куклы оживают, а люди становятся марионетками под взглядом невидимого кукловода… В «Окнах» можно найти отголоски всех рубинских вселенных. Но это не роман, а собрание новелл-воспоминаний, объединенных приемом открытого «окна». Каких только окон здесь нет. Блуждая по страницам, мы встречаем «стрельчатые окошки французских и немецких замков, двойные аркады флорентийских палаццо, синие — против сглаза — ставни окон на улочках древнего Цфата, зарешеченные окна Армянского квартала в Иерусалиме, огромные и глубокие окна-сцены Амстердама и закрытые ставнями, таинственно непроницаемые окна-тайны Венеции. Не говоря уже о распахнутых в нашу память окнах Москвы, Винницы, Ташкента…». А рядом с ними «окна-укрытия в высокой башне памяти: все эти затененные стекла, эти дребезги, блики-отражения в мозаике многослойных мазков».

Створки окон открываются в прошлое и будущее, в разные уголки Средиземноморья, которое есть колыбель цивилизации и, согласно Рубиной, времени неподвластно. Время лишь обтачивает эти края, как море гальку. Вместе с рассказчицей вы будете постигать тайный смысл уличных вывесок в Греции, участвовать в раскопках вместе со студентами-археологами Иерусалимского университета, предвкушать полет ангела во время венецианского карнавала… Рубинская система «окон» временами напоминает витраж. Вместе с тем она явный аналог «гипертекста», выдуманного в свое время автором «Хазарского словаря» Милорадом Павичем. Любопытно, что иллюстрации Бориса Карафелова — мужа Рубиной, художника и постоянного иллюстратора ее произведений — создают еще один ряд открытых окон (многие из них изображают вид из окна) и являются неотъемлемой частью общего замысла. В «Окнах» две стихии — словесная и живописная — сливаются, в то время как сюжетная вязь, наоборот, дробится на фрагменты. Книжка даже сделана под формат альбома живописи, где разноцветные ангелы и заоконные пейзажи, сшитые из мазков, как из лоскутков, — не довесок, а полноценная и самостоятельная грань рубинских текстов. Да, Рубина — романтик до мозга костей, с явной гофмановской родословной. Но не только. Очевидно и набоковское влияние, начиная с обнажения приема в названии (как у Набокова в «Камере обскура»), особенностей нюансировки фраз и заканчивая тщательным подбором эпитетов и трепетным отношением к детству. Собственно, вся первая часть «Окон» — воспоминания о советском детстве в Ташкенте и Золотоноше, об атмосфере семейных будней и праздников. Чего стоит только великолепно выписанный образ бабушки с ее затейными байками и сочными словечками на идиш. Умение превращать этнографию в поэзию — особый талант. И он присущ Рубиной. В ее книге есть места, сравнимые в этом смысле с лучшими страницами еврейского классика Исаака Башевиса Зингера.

Писательница не склонна выверять сюжетные конструкции циркулем и линейкой. Они всецело подчинены авторской интонации, полны непредсказуемых крещендо и деминуэндо. Это живопись в прозе. Зато в каждой новелле живет маленькая вселенная, и на каждом шагу, как в кэрролловской сказке, стоит пузырек с надписью «Выпей меня». Туда Рубина и вводит читателя за руку, даря возможность прожить еще одну маленькую жизнь.

Погружение в Иордань / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Погружение в Иордань

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Кино

В прокате «Бедуин» Игоря Волошина

Игорь Волошин («Нирвана», «Я») сегодня самый смелый наш режиссер, готовый следовать собственным принципам, наплевав на тренды. В этом он прямой наследник Алексея Балабанова, чья смелость уже стала классикой. Недаром мэтр всегда поддерживает Волошина как автора одной группы крови. Вот и название его третьей полнометражной картины «Бедуин», говорят, Балабанов придумал. И показал заодно Иорданию, где Волошин и снял часть «Бедуина». В прошлом году, когда я отсматривала фильмы как отборщик «Кинотавра», уже на финальных титрах отбивала эсэмэску Игорю Волошину с поздравлениями. Но стерла. Побоялась сглазить. Не помогло. В Сочи к картине отнеслись жестко. В Карловых Варах, куда фильм отправился следом, его тоже не поняли. Однако за прошедшие месяцы «Бедуин» будто обрел второе дыхание — пошли косяком призы на фестивалях. Причем половина из них зрительские. Смотреть его действительно интересно, хотя кино это простым и легким никак не назовешь.

Кажется, здесь собраны разом все топовые истории для народного ток-шоу. Настя (Серафима Мигай) больна лейкозом. Но ее мама Рита (Ольга Симонова) надеется на чудо до последнего. Оставив дочку в украинской больнице под присмотром бабушки, она перебирается в Петербург, чтобы заработать на лечение. Способ заработка крайне экзотичный — Рита соглашается стать суррогатной матерью для пары обеспеченных геев. Они селят ее в портовом районе в съемной квартире. Но плану не суждено сбыться: беременная Рита теряет своих покровителей. От отчаяния она заводит опасный роман с соседом (Михаил Евланов), который занимается темными делишками и пытается сунуть Риту в какой-то порнофильм. Она тоскует по любимой дочери, которую видит только по скайпу. Нужные лекарства невозможно растаможить. От чужого ребенка уже нельзя избавиться. Весь мир будто ополчился против Риты, которая поверила, как в Бога, в легенду, рассказанную таксистом — о том, что бедуины могут вылечить любую болезнь верблюжьим молоком. И она самыми неправдоподобными путями добирается с Настей до Иордании.

Есть от чего закружиться голове. Материала могло бы хватить на три картины. Однако все эти события плюс еще половина нерассказанных, кровавых и драматичных, умещаются в нормальный хронометраж. Не без потерь в правдоподобии, но достаточно внятно, без скороговорки. Стилистика съемки тоже меняется по ходу действия. Если первая часть фильма снята в скупой на эффекты квазидокументальной манере, то середина — это бодрый криминальный экшн, даже отчасти ироничный. Финальная часть — это этномиф, сказка, легенда, больше похожая на сон про потустороннюю жизнь, чем на реальность.