Под сенью благодати - Даниель Жиллес

И он с явным облегчением стал излагать свою удобную философию; он говорил о взаимном уважении, о взаимопонимании, о чувстве меры. Возведя свою слабость в ранг высокой добродетели, он любил поразглагольствовать об этом. И, хотя отец по привычке частенько пересыпал свою речь вопросами, Бруно обходил их молчанием, он лишь время от времени неопределенно кивал толовой. И с удивлением вспоминал о том, как в двенадцать лет уважал этого бесхарактерного человека и любил настолько, что ревновал его к Габи, которой отец выказывал предпочтение. Куда более достойной уважения представлялась ему непримиримость настоятеля. Ему хотелось поскорее закончить разговор, и, когда отец напомнил, что сегодня воскресенье, и выразил надежду, что Бруно пойдет к мессе, тот не стал упорствовать и утвердительно кивнул. Тут отец снова проявил исключительную терпимость.

— Я ведь прошу об этом ради твоей матери, понимаешь? — сказал он. — Ты вовсе не обязан на самом деле идти в церковь. Достаточно, чтобы ты вышел из дому около одиннадцати часов и вернулся к полудню. Ты видишь, я все понимаю. Играю же я с твоей матерью в бридж, чтобы доставить ей удовольствие.

Он встал из-за стола и, приученный женою уважать порядок, поставил пепельницу на обычное место на круглом столике. Казалось, он был вполне доволен беседой с сыном и, проходя мимо юноши, дружеским жестом положил руку ему на плечо.

— Что же до всего остального, мой мальчик, — сказал он, — то постарайся получше провести каникулы… — Весело улыбнувшись, он потер руки и многозначительно подмигнул сыну. — Злые языки утверждают, что ты завел интрижку. Ты предпочитаешь ничего мне об этом не рассказывать? Отлично, отлично! Не думай, однако, что я отношусь к этому отрицательно. Наоборот, это увлечение поможет тебе сформироваться, созреть. И к тому же любовь и твоем возрасте — это так прекрасно! Она хоть красива? О, я тебе почти завидую!

Дойдя до двери, он повернулся.

— Будь, однако, осторожен, мой мальчик, — на прощание посоветовал он. — Я ничего не имею против твоей подружки, которую, впрочем, не знаю, но женщины очень коварны, они гораздо хитрее нас. Не заходи слишком далеко, не бери на себя никаких обязательств и помни, что до беды… один шаг. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

И с сознанием выполненного долга он удалился принимать ванну. Бруно слышал, как он посвистывал, поднимаясь по лестнице, и подумал: «А нет ли у отца подружки на стороне?» Следуя данному обещанию, часов в одиннадцать Бруно вышел из дому.

Два дня спустя, вернувшись в полдень из парикмахерской, Бруно застал у себя Жоржа. Его друг непринужденно попивал в гостиной портвейн, который госпожа Эбрар, главная охотница до аперитивов, не упускала случая подать любому гостю. На Жорже был новый темно-синий костюм, который ему явно очень нравился. Бруно бросились в глаза волосатые ноги, видневшиеся между обшлагом чрезмерно узких брюк и короткими гранатового цвета шелковыми носками.

— Привет, дружище! — закричал Жорж, увидев его. — Тебя с трудом можно узнать. До чего же все-таки меняет человека прическа. От «корсиканца с прилизанными волосами» не осталось и следа. Теперь ты смахиваешь на аристократического пуделя. Вот удивится Сильвия!

Бруно покраснел и поспешил перевести разговор на сломанную ногу Жоржа. Дело в том, что именно мысль о Сильвии заставила его сесть в кресло парикмахера и решиться изменить прическу. Сильвия как-то сказала ему: «Вам следовало бы постричь волосы ежиком. Это удлиняет, лицо и очень бы вам пошло». Госпожа Эбрар была того же мнения; она заявила, что эта прическа придает ее сыну более мужественный вид. А Габи, вскоре присоединившаяся к их компании, язвительно рассмеялась, увидев Бруно, и сказала, что он просто-напросто «собезьянничал», подражая Жану-Луи. С того вечера, который они провели втроем, она, казалось, непрестанно искала ссоры с братом и не упускала случая, чтобы съязвить по его адресу.

Однако за обедом, в котором принимала участие вся семья во главе с самим господином Эбраром, она, заинтересовавшись Жоржем, не задирала брата. Жорж умел мило болтать о всякой ерунде; он был в ударе и буквально покорил хозяина, жестоко высмеяв «этих изможденных юных экзистенциалистов, которых мутит от жизни». Его мальчишеская внешность и белые зубы произвели впечатление даже на госпожу Эбрар, которую он сумел еще больше заинтересовать, заявив, что среди его родственников есть несколько представителей лилльской знати.

Насупившись, Бруно следил за ходом беседы, но не принимал в ней участия. Жорж неоднократно упоминал имя Сильвии, и всякий раз у Бруно замирало сердце. Скрывая смущение, он принимался приглаживать топорщившиеся волосы, но Габи, к счастью, не слишком интересовалась Сильвией.

Бруно рассчитывал сбежать с Жоржем после обеда, но тот засиделся за кофе, всесторонне обсуждая с Габи различные фильмы. Был уже четвертый час, когда оба друга оказались наконец на улице. Бруно думал погулять с Жоржем и заставить приятеля разговориться о Сильвии, но у Жоржа были свои планы. Он предложил пойти к Грюнделю, который в то утро приехал вместе с ним из Лилля.

— Бедняга Циклоп! — сказал Жорж. — Представляю себе, до чего ему, должно быть, тошно сидеть в монастырской келье! У меня такое впечатление, что по вечерам он беспробудно пьет в своей восточной лавке, пьет в одиночку, вспоминая былые путешествия. Иногда он заходит к нам, но Сильвия его недолюбливает. Мадам, видишь ли, претендует на тонкую интуицию, и вот в этом славном Циклопе она, оказывается, чует, угадывает человека, который приносит несчастье. Подумать только! А мне так, жаль его, что я решил сегодня заехать за ним. Мы здорово повеселимся всей компанией, вот увидишь!

— Знаешь, — неуверенно заметил Бруно, — я сейчас на полной мели в смысле финансов.

— Пустяки! Мой отец, талантливый дипломат, вернулся несколько дней тому назад из Аргентины. Ну, я, конечно, немного его попотрошил и теперь купаюсь в золоте!

Еще утром он договорился с Циклопом встретиться в небольшом кафе на бульваре Карно. Когда молодые люди пришли туда, Циклоп сидел за столиком, распахнув свой неповторимый плащ цвета розового дерева, длинные фалды которого свисали до самого пола, и разговаривал с каким-то арабом на его родном языке. После появления молодых людей разговор продолжался на французском языке, на котором уроженец Северной Африки говорил, кстати, довольно хорошо. Вид у Циклопа был озабоченный и далеко не оживленный, что, однако, нимало не охладило Жоржа, твердо решившего весело провести вечер.

— Послушайте, господа, — сказал он после пятнадцати минут бесплодного политического спора, — не оставаться же нам здесь до вечера в надежде, что за это время удастся перестроить мир в соответствии с нашими взглядами! Конечно, в это время дня наш славный город не может нам много предложить, но это не значит, что мы должны покорно сидеть здесь сложа руки. Поработав как следует нашими гениальными мозгами…

Он попросил принести ему «Эко дю Нор», просмотрел репертуар кинотеатров, но ничего интересного не нашел. Араб сказал, что знает одно «совсем неплохое» заведение, которое посещают студенты медицинского факультета. Клиенток там принуждают раздеваться донага, но вот беда: оно открывается только в девять часов. Бруно, всегда немного побаивавшийся коллективных развлечений, молчал. С рассеянным видом он смотрел в окно: погода была великолепная, солнце освещало проезжавшие мимо автомобили, и он подумал, что с удовольствием прошелся бы сейчас с Сильвией по парку Булоннэ. Неожиданно Грюндель вышел из оцепенения.

— Раз уж вы совсем ничего не можете придумать, — сказал он, насмешливо прищурив глаз, — я предложу вашему вниманию игру, которой мы предавались иной раз с друзьями. Она не очень интеллектуальная, но тем не менее достаточно забавная. Так вот: сейчас четыре часа, мы выйдем отсюда, и каждый пойдет куда ему заблагорассудится, а через три часа встретимся в «Славной рожице» на улице Ша-Боссю. За это время каждый должен найти себе спутницу и привести ее туда — подобру или насильно. При этом она не должна быть вашей знакомой и не должна принадлежать к числу тех дам, которых профессия обязывает следовать за любым мужчиной, стоит ему подать знак. Тот, кто вернется один, будет подвергнут штрафу, и, наоборот, тот, кто приведет самую красивую девушку, получит королевское вознаграждение. — Он несколько раз прочесал пальцами свои густые черные волосы и посмотрел на окружающих. — Договорились?

Жорж и араб восторженно отнеслись к этому предложению; Бруно, смущенный устремленным на него насмешливым взглядом Грюнделя, не посмел отказаться от участия в игре. А тем временем трое остальных стали готовиться к роли соблазнителей. Араб провел розовой расческой по курчавым волосам, Жорж послюнявил палец и пригладил брови, Грюндель незаметно снял с безымянного пальца обручальное кольцо, являвшееся, очевидно, символом былой любви. Выпив у стойки по рюмке вина, наши приятели отправились на промысел. Никому ни слова не говоря, Бруно решил, что не придет в условленное место.