Защита Гурова - Николай Леонов

– Вы проверите своих людей, я присмотрюсь к вам лично, позже поговорим о деле более серьезно, – сказал напоследок Шишков. – В расходах не стесняйтесь.

Не прошло и месяца, как бизнесмен и контрразведчик встретились вновь.

– Мой однокашник – человек своеобразный, господин подполковник, увлекся выращиванием овощей, у каждого свои увлечения. Простим генерала, тем более что в людях он всегда разбирался отлично, я благодарен ему за знакомство с вами.

Вердин еле сдержал улыбку, столь интеллигентная, даже высокопарная речь была отнюдь не свойственна бизнесмену, и подполковник понял, что угостили сладким, придется отведать и горького.

– В своей предвыборной кампании Президент обещал установить в Чечне мир. – Бизнесмен замолчал, словно не знал, что сказать дальше.

«Политика, черт бы ее побрал, – думал Вердин, – а я почему-то решил, что гражданин Шишков уголовного происхождения».

– Он много чего обещал, но мало что выполнит. Но другие его дела волнуют меня мало, а вот мир в Чечне нам совершенно ни к чему. Я говорю «нам» не потому, что считаю себя самодержцем, подполковник. Отнюдь, я не глава, лишь колесико в огромном финансовом механизме, который в случае мира потерпит значительные убытки.

– Я здесь при чем? – искренне, что с ним случалось крайне редко, спросил Вердин. – В этом вопросе я бессилен. У вас же есть люди в окружении, Сам болен, его несложно убедить, что сегодня в России существуют более неотложные вопросы.

– Убедить короля возможно, однако его секретарь Совета безопасности – человек крайне упрямый, – ответил Шишков.

– У меня нет профессионалов такого класса.

– Плохо, но я имел в виду не столь прямолинейное решение.

– В России очень сильны антивоенные настроения.

– В Чечне они не слабее. Но кавказцы всегда были людьми вспыльчивыми и болезненно самолюбивыми.

– А если конкретно? – поинтересовался Вердин.

– Переговоры сорвать крайне сложно, но, если произойдет событие, возмутившее чеченцев, ситуация может выйти из-под контроля.

– А вы не могли бы подсказать такое событие?

– Если бы я мог, то не платил бы вам сумасшедшие деньги, подполковник! – вспылил бизнесмен.

Вердин проделал гигантскую работу. Он летал в Чечню, рисковал жизнью и встречался с полевыми командирами, неделю сидел в подвале без крошки хлеба и дышал собственными испражнениями, его дважды водили расстреливать и несметное количество раз просто били как чеченцы, так и русские, но он выжил и вернулся в Москву. Он выяснил, что такое семья и клан, как они взаимодействуют, кто богаче, а кто беднее и где расположены у этих сильных, гордых, но диких людей самые болевые точки.

Вердин сумел заманить Тимура Яндиева в Москву, обставить агентурой и, используя втемную, взорвать в центре Москвы автобус.

Остальное известно, день казни приближался неумолимо, казалось, ничто не способно помешать выполнению задуманного. Неожиданно рядом со свидетелями появились неизвестные люди, разыскивающие несуществующую банду. Совершенно случайно Вердин узнал, что поселковый участковый болтает, что террориста «водили» парни из контрразведки, десять раз могли предотвратить взрыв и смертоубийство. Вердин приказал срочно разобраться.

Два оперативника, позавчера беседовавших с Григорием Котовым, сидели в кабинете подполковника Вердина, изучали паркет.

– Значит, садовод Ивлев в ночь со среды на четверг от своей бабы уехал, а домой не прибыл? – подвел итог Вердин. – А на участке, расположенном непосредственно напротив садовода, какой-то интеллигентный доходяга перекопал весь огород?

– Так точно, я пытался его спровоцировать на драку, дал раза, он упал на грядку и заплакал, – ответил лейтенант. – Точно, паршивый интеллигент.

– Но Ивлев домой не вернулся, хотя от своей бабы уехал. А вы, мудаки, знаете, что Ивлева в то утро у последнего шлагбаума видели?

– Так мы его в десяти верстах от того места и ждали, – пробормотал второй оперативник, старший лейтенант, которого не обманывал сравнительно спокойный голос подполковника.

– А никакого объезда там нет, – вставил лейтенант, не соображая, что заколачивает крышку собственного гроба.

– Так куда человек с машиной девался? – спросил Вердин, сам не зная зачем, чувствуя, как пол из-под ног уходит, а он, подполковник, интересуется, заперты ли шпингалеты на окнах. – И произошло это в четверг утром, а докладываете вы о происшествии в пятницу. Вы что, на вокзале работаете, и не важно, прибудет поезд сейчас или через двое суток? Как фамилия любителя копать чужие огороды? Ведь он тоже исчез?

– Жид какой-то, а фамилия русская, – старлей начал шарить по карманам. – У меня записано, сейчас…

Вердин достал из стола конверт, вытряхнул из него несколько фотографий.

– Взгляните, – Вердин никогда не употреблял слово «дурно». Он говорил: «чувствую себя плохо» – или говорил слова иные. Но когда подчиненные извлекли из стопки фотографий снимок Григория Котова, подполковнику стало именно дурно.

Котова сфотографировали за столиком в буфете Шереметьева, когда он разрабатывал девушку, которая видела Фокина, затем он в буфетчицу влюбился, женился, сейчас ждал ребенка. Сфотографировали без конкретных подозрений, на всякий случай, больно часто он болтался в буфете, уже позже выяснилось, что это человек полковника Гурова. Внешность у Григория Котова была действительно не боевой, лишь когда установили его данные и оперативное прошлое, то узнали, что он опытнейший розыскник и прекрасный кулачный боец.

Вердин взял фотографию, пригляделся к носатому худощавому брюнету, признал, что и сам мог бы обмануться, но не выдержал и сказал:

– Этот, как вы выражаетесь, паршивый интеллигент при желании мог бы вас обоих обесточить и пушки поотнимать. Он не считал возможным раскрыться, потому вы здесь, а не в госпитале, садовод пропал, необходимо проверить остальных. Хотя, насколько я знаю Гурова, мы опоздали.

Вердин хорошо помнил своего покойного шефа подполковника Фокина и его нелепую смерть. Известно, Фокин крайне опасался милицейского полковника Гурова, но Вердин никак не мог соединить милицейского сыщика и смерть шефа. Но Фокин был умница, знал Гурова давно, и Вердин учел отношение покойного к менту и принял меры.

– Извините, шеф, – собравшись с силами, молвил старлей. – Возможно, мы лопухнулись, но приговор вынесен, и никакого помилования не будет. В верхах сейчас такое творится…

– Заткнись! – рявкнул Вердин. – Мы не отвечаем за верха, делаем свою работу, именно за нее нам платят деньги. Соберите людей, отправляйтесь по адресам свидетелей. Уверен, вы их не найдете, мы опоздали на полтора суток. Выявите их связи, любовниц, братьев, сватов, найдите их и ликвидируйте. Работайте резко, грубо, свидетели не должны вновь оказаться в прокуратуре.

Оперативники ушли. Вердин сунул в рот пластинку жвачки, откинулся на спинку кресла, задумался.

Простая операция, но где-то ошиблись. Главное, почему снова Гуров, что, у ментов других важняков нет? Теперь ясно: ссора сыщика с начальством, уход в отпуск – все это липа, просто он развязал себе руки. А поиск соучастников террориста – лишь прикрытие. Никакой генерал, ни даже министр не в силах запретить человеку доказывать свою правоту в свободное от работы время. Попытаться отозвать его из отпуска, послать в командировку? Глупости. Надо подключить генерала Володина, вынудить его встретиться с Бардиным. Основания? Назревают серьезные потасовки у трона, никому нет дела до всякой ерунды. Взорвали автобус, террориста задержали и осудили. А нельзя ли его расстрелять без резолюции в отказе о помиловании? Начальник тюрьмы не возьмет на себя такую ответственность. С одной стороны, ерунда, с другой – если существует бумага, должна иметься и резолюция.

Свидетели. Допустим, Гуров захватит их, приведет в сознание, но подобные действия юридической силы не имеют. Кассационная жалоба в связи с вновь открывшимися обстоятельствами? Плохо! Многомесячная волокита, авторитет подполковника Вердина скукожится, как гнилой орех.

Необходимо нейтрализовать Гурова, именно он – мотор всего происходящего. Вердин снял трубку, набрал номер.

– Ну? – ответил знакомый голос.

– Здравствуй, хорошо, что застал, – сказал Вердин. – Придется расконсервироваться, начинать действовать.

Полковник Гуров и подполковник Вердин были профессионалами, потому мыслили практически одинаково.

Эдуард Ивлев получил деньги, уехал к своему завязавшему дружку, который, расставшись с водкой, почувствовал себя столь одиноко, что начал работать. В молодости он помогал отцу по столярному делу, батя с «проклятой» не справился, ушел в мир иной, а инструмент сохранился. Иван – столь редким именем звали чудом спасшегося поклонника Бахуса – вытащил дрожащими руками ящик с инструментами и для начала починил крыльцо собственного дома. Глянуть на творение алкаша собралось полпоселка. Через две недели Иван уже чинил заборы и даже ворота, вскоре ему доверили перекрыть крышу, мужики здесь были в цене.