Тень убийцы. Охота профайлера ФБР на серийного убийцу-расиста - Джон Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важным компонентом поведенческого профайлинга является экстраполяция на основе известных фактов. Мы знали, что он присоединялся к различным группам ненависти и впоследствии расставался с ними. Мы знали, что он ожесточился и выбрал в качестве мишени афроамериканцев, и, следовательно, вышел из этих групп не из-за изменения личной философии. Мы знали о его параноидальных наклонностях. Из сообщений агентов, инфильтрованных в экстремистские группы, мы знали, что деятельность многих ограничивалась разговорами о ненависти и негодовании.
Поэтому, хотя лично от Франклина мы ничего такого не слышали (это будет позже), логично было заключить, что причина, по которой он стал одиноким волком, заключалась в том, что он был сыт по горло пустой болтовней и бездействием и/или боялся стукачей и тайных агентов. Позже выяснилось, что мы были правы по обоим пунктам.
Я предложил Дуайеру высказать мнение, что группы, в которых состоял когда-то Франклин, становятся все менее и менее эффективными именно по той причине, что среди них слишком много обычных болтунов, пьяниц или нытиков, которые на самом деле не готовы к каким-либо действиям для достижения целей. Таким образом, не одобряя явно убийства, агент мог намекнуть, что восхищен самоотверженностью и преданностью миссии Франклина.
Такой подход мы с Бобом Ресслером только что использовали, когда брали интервью у Дэвида Берковица в тюрьме «Аттика» в Нью-Йорке. Мой отец, Джек Дуглас, был журналистом в Нью-Йорке, а потом возглавлял профсоюз печатников на Лонг-Айленде. Для интервью с Берковицем он снабдил меня экземплярами местных таблоидов с большими заголовками об убийствах «Сына Сэма». Я взял «Нью-Йорк дейли ньюс» и передал его через стол Берковицу.
– Дэвид, через сто лет никто не вспомнит Боба Ресслера или Джона Дугласа, но люди будут помнить Сына Сэма, – сказал я.
Я процитировал тогдашнее дело BTK в Уичито, штат Канзас[9], и сказал, что он писал хвастливые письма в полицию и СМИ и упоминал в них Сына Сэма.
– Он хочет быть похожим на тебя, потому что у тебя есть эта сила, – добавил я.
Я знал, что в глубине души Берковиц хотел признания и славы за свои убийства, и вот так мы сумели его разговорить. Тактика сработала. Когда он сел на своего любимого конька – мол, это трехтысячелетний демон, действовавший через черного лабрадора его соседа Сэма Кара, приказал ему убивать, я сказал:
– Эй, Дэвид, прекрати нести чушь. Собака была ни при чем.
Он рассмеялся и признал, что я прав и что он просто выдумал все ради красного словца, чтобы повысить свой статус.
Я думал, что то же самое может сыграть и с Франклином, если мы найдем к нему правильный подход.
Самолет вылетел из Санкт-Петербурга, Флорида, в шесть утра, в ноябре в этот час там полная темнота. Мы думали, это добавит немного жути и тревожности.
Дуайер сыграл свою роль идеально, прибыв к самолету в черном костюме-тройке, белой рубашке с длинными рукавами и строгом галстуке. Начиная работать с серийными убийцами, мы прекратили записывать наши сеансы с ними, когда поняли, насколько они параноидальны и как сильно влияет на них сознание того, что их слова записываются. Но, зная, что магнитофон необходим, мы попросили Дуайера взять его с собой – показать, что он готов ко всему. Агент также прихватил номер «Нью-Йорк таймс» и «Ньюсуик» с репортажами о Франклине, а также темно-бордовую папку с печатью ФБР на лицевой стороне. На самом деле такие папки раздавали студентам Академии ФБР, но выглядела она очень официально. В нее Дуайер положил несколько чистых листов с логотипом ФБР, которые тоже выглядели очень солидно, выглядывая из папки и «светя» фирменным бланком.
Франклин был скован по рукам и ногам, из-за чего чувствовал себя беспомощным. Мы хотели, чтобы Дуайер и Франклин сидели друг напротив друга и их общение больше походило на беседу, чем на допрос, но устройство салона исключало такой вариант, поэтому они сидели бок о бок, с магнитофоном между ними.
Молчал Франклин недолго. Едва узнав Дуайера, он упомянул об интервью в отделении Бюро в Тампе несколькими днями ранее, а когда они взлетели, начал расспрашивать Дуайера о его прошлом и нынешней работе. Агент сказал, что служил в морской пехоте, и это произвело впечатление. Франклин вспомнил журнал «Солдаты удачи», и Дуайер сказал, что знаком с ним. Воспользовавшись шансом, агент упомянул, что знал людей, сражавшихся в Родезии в то время, когда, как мы знали, туда же хотел попасть и Франклин.
Заметив у Дуайера журнал и газету, он попросил почитать. Дуайер не отказал. Прочитав их, как мы и надеялись, Франклин сказал, что хотел бы поговорить о преступлениях, в которых его обвиняют.
Агент ответил, что они могут это сделать, но только если Франклин разрешит записать разговор на пленку.
Он согласился. Дуайер нажал на кнопку и, включив запись, произнес:
– Допрос: уведомление о наличии прав.
Прежде чем продолжить, агент попросил подписать бланк, что Франклин и сделал.
Далее Дуайер перешел к стратегии «Сын Сэма» и пощекотал самолюбие Франклина, заметив, что статьи показывают, какой значительной, представляющей национальный интерес фигурой он является, и что его деятельность повлияет на многих людей. Франклин, казалось, приободрился, проникнувшись гордостью и осознанием собственной значимости. Дуайер достал карту его перемещений, что тоже произвело на Франклина сильное впечатление – оказывается, ФБР проявило такой активный интерес к его путешествиям и деятельности.
Как мы и договорились, Дуайер не стал поднимать тему ограблений банков и сосредоточился на убийствах. Франклин признал, что бывал во многих городах, где произошли убийства, и знаком с Парком Свободы в Солт-Лейк-Сити и рестораном быстрого питания в Джорджии, где был застрелен еще один афроамериканец. В ходе беседы Франклин согласился, что использовал многочисленные псевдонимы, красил волосы, покупал парики, автомобили, огнестрельное оружие и бронежилеты.
Единственным эпизодом, к которому Франклин не проявил интереса, была атака на Вернона Джордана. Дуайер охарактеризовал его реакцию как «безразличие» и добавил, что он продолжал смотреть в окно. Агент даже задумался – может быть, Франклин и впрямь не имеет никакого отношения к этому преступлению.
Излагая свои примитивные, лишенные всякой оригинальности взгляды, Франклин повторил то, что уже говорил на допросе в Тампе: все его высказывания, даже на посторонние темы, были полны расистскими оскорблениями и отражали самые отвратительные убеждения. Ненависть, казалось, пропитывала все его мировосприятие.
В отчете Дуайер писал, что как бывший член партии Диксикратов[10] Франклин на дух не переносил евреев. Он твердо верил, что евреи контролируют как американское, так и советское
