Чао, Италия! - Матвей Ганапольский

Он лежал на строительных лесах под самым потолком с кистью в руке, ведь никому нельзя доверить, в такой работе, не то что расписать какой-то малозначимый проект, а даже смешать краски. Краска капала ему на лицо, из-за пыли невозможно было дышать. А потолок огромный, еще расписывать и расписывать.

А Рафаэль?

Сделал маленький женский портретик – и пошел довольный с цветком в петлице…

Восхищаться этими гениями можно, глядя на их картины, но восхищение возрастает вдвойне, когда ты понимаешь, что они были живыми людьми со страстями и эмоциями и, во многом, творили наперекор этим страстям.

Микеланджело, например, он ведь был ревнив к чужой славе, внимательно следил за тем, что делают коллеги, и прекрасно умел считать деньги.

Он знал, кому и за что платит папа, и считал всех своими соперниками.

Представим себе – Микеланджело с черным лицом злобно жалуется какому-то другу, что полчаса назад у него перехватили заказ!..

А вот он объят приступом ярости, когда узнает, что именно Рафаэлю поручили расписать виллу Фарнезе на той набережной Тибра, которая теперь, конечно же, называется набережной Рафаэля.

Вилла Фарнезе принадлежала графу Киджи, финансисту папского двора. Кстати, основная резиденция Киджи – это нынешний дворец итальянского правительства.

Но давай представим Микеланджело, который так трепетно и с таким трудом выбирал сюжет для своих работ.

Он, который считал, что великому полотну должен соответствовать великий замысел.

Он, который знал наизусть Данте и выбрал сюжетом для Сикстинской капеллы Страшный суд, отразив в композиции дантову структуру загробного мира – Ада, Чистилища и Рая.

И в один прекрасный день он узнает, что граф Киджи поручает именно Рафаэлю, этому мальчишке, расписывать главную стену своей виллы.

Конечно же, ему было страшно интересно, что выбрал Рафаэль сюжетом для своей работы.

И вот Микеланджело, уже почтенный старец с седой бородой, переодевается в продавца воды и приходит на стройплощадку в обеденный перерыв.

Рафаэля нет на месте.

Микеланджело пробирается к фреске и смотрит набросок.

И он видит, что это обыкновенный ландшафт!..

Тогда Микеланджело берет с пола кусок угля и внизу фрески рисует кудрявую голову ребенка. Потом поворачивается и с усмешкой уходит.

Нам это кажется просто шуткой, но это была шутка гения.

Причем шутка, непонятная только нам, потому что когда через час вернулся Рафаэль и увидел рисунок, то, помрачнев, он сразу спросил: «А что, здесь был Микеланджело?!»

Но и это не все!

Он мгновенно узнал не только руку автора, но и понял его послание: «Ты, мальчишка, такой сюжет недостоин фрески!»

И эта мысль Микеланджело, я думаю, не доставила ему особой радости.

– Ну и правильно, молодежь надо воспитывать! – весомо заметил я. – Кстати, ты обратил внимание на страсти и эмоции этих гениев. А вот представляешь, Микеланджело, ему, по-моему, только 24 года и он только что закончил свою «Пьету» – ту самую скульптуру, которая стоит в Соборе Святого Петра.

Он ее закончил, она стоит у него в мастерской.

И знаешь, какая у него в тот момент была самая большая проблема? Он бегал по знакомым и умолял их зайти к нему и посмотреть на то, что получилось. Бегал от дома к дому и кричал, как кричат сейчас в некоторых боевиках: «Я сделал это!» Но друзья не торопились, знаешь ли, у всех дети, жены…

А потом, уже в наши времена, на компьютере разгладили ткань, смятую ткань, на которой лежит Иисус – исследователи решили посмотреть, какой она может быть исходной формы. И когда на компьютере ткань разгладили, то глаза у всех полезли на лоб – это был идеальный квадрат.

То есть, я понимаю, что скульптура – это «отсечь лишнее». Но так отсекать!.. Понимаешь, ведь он мог вообразить себе любую форму ткани. Но он придумал именно квадрат из камня и смял его на скульптуре. Нехорошо так издеваться над нами!..

– Более того, я добавлю в твою копилку, что когда «Пьета» была выставлена, то никто поверить не мог, что это чудо сделал именно он. Вдумайся, он приходит к месту, где помещена скульптура, и видит группу приезжих из Ломбардии. Они цокают языком и расхваливают скульптуру. А потом, на вопрос одного из них, кто создал это чудо, второй ответил: «Наш миланец Гоббо».

И это Микеланджело так задело, так обидело, что он ночью пробрался в этот храм с долотом и на ленте, которая опоясывает плащ Богородицы, выбил надпись «Микеланджело Буонарроти флорентинец исполнил».

И, по прошествии времени, оказалось, что это чуть ли не единственная его подписная работа.

А сколько ему пришлось объясняться!

Почему, например, Богородица такая молодая, почему такая красивая. Как можно было ее такой изображать, если задумано творение, отображающее величайшую человеческую скорбь.

И никто не мог понять, что Богородица такая молодая, потому что это портрет его матери. Он потерял ее, когда был мальчиком, она ушла из жизни в возрасте самого Микеланджело в момент создания Пиеты.

Эта мраморное изваяние потрясает воображение, возможно именно поэтому какой-то сумасшедший пытался разбить его молотком, и оно сейчас загорожено стеклом.

Вообще, это тот случай, когда о гениальном можно говорить бесконечно.

– Если бесконечно, то я добавлю! – вспомнил я. – Еще одна шутка гения, рассказываю.

Вспомни, как именно Богородица держит мертвого сына. У Микеланджело было тысячу вариантов расположить это тело. Но он положил его на колени Богородице так, что от поддержки ее руки, одно плечо Иисуса приподнято, поэтому ему пришлось добавить себе уйму работы, чтобы из камня естественно вытесать мертвое тело с приподнятым плечом и висящей рукой.

Понимаешь, он мог свободно от этой дополнительной работы уйти, ведь именно он решал, как будет лежать Спаситель. Но он как будто об этом не думал – просто положил в уме, как выразительней, и легко все воплотил в камне.

– О-о, тогда я тоже кое-что добавлю, – глаза Букалова заблестели. – Дело в том, что Микеланджело вошел в историю скульптуры, а он считал себя именно скульптором, а живопись – это так… так вот, он вошел в историю человеком, научившимся передавать тяжесть мертвого тела.

Оказывается это очень трудно.

Не случайно, в маленькой трагедии «Моцарт и Сальери», которая сначала у Пушкина называлась «Зависть», есть такой вопрос Сальери: «…и был убийцею создатель Ватикана?»

Под «создателем Ватикана» естественно имеется в виду Микеланджело. Так вот, был такой современник Микеланджело, писатель и поэт Пьеро Аретино – завистник, который пустил такую сплетню, что Микеланджело, используя свое влияние, специально просил убить осужденного на смерть, чтобы наблюдать, как ведут себя мышцы во время остекленения тела.

Это ему нужно было для распятий, это ему нужно было для «Пьеты», и этот навет очень долго висел над Микеланджело.

Происхождение этой легенды идет из Флоренции, потому что во Флоренции скульптор, пользуясь покровительством местных монахов, имел доступ в анатомический театр.

И не просто в анатомический театр.

Он ходил в мертвецкую, куда привозили трупы.

Кстати, жаль, что Микеланджело не подписывал все свои работы – было бы меньше мороки сейчас.

В 2008 году итальянское государство приобрело у известного частного туринского коллекционера деревянное распятие, которое Микеланджело сделал приблизительно в том же возрасте, что и «Пьету».

Я видел это распятие.

Оно было выставлено в королевской библиотеке Турина в дни туринской Олимпиады в бронированной комнате в стеклянном шкафу. Там все было написано: и время создания, и материал. Не было только одного слова – «Микеланджело», потому что еще не было заключения экспертов.

И вот международная комиссия по культуре эпохи Возрождения, которая несколько лет изучала этот деревянный предмет, пришла к выводу – это молодой Микеланджело.

И хотя сейчас вокруг авторства скульптуры снова идет дискуссия, но это лишний повод воскликнуть: «Ищите, ищите!..»

– Гении не думают о сложности? Мрамор, дерево…

– Да, и тут я хочу тебе привести одну параллель. Я однажды присутствовал на одной пушкинской конференции в Москве, и там обсуждались знаменитые строки: «Вознесся выше я главою непокорной Александрийского столпа».

И вот, несколько участников конференции стали говорить, а почему он написал «александрийского столпа», не «столба»?

Это же всем известная Александровская колонна, которая стоит на Дворцовой площади.

А другие стали развивать мысль, что поэтическое слово не ведает границ, и Пушкину так удобнее было выразить мысль.

Чушь!

Гениев не нужно оправдывать, их нужно пытаться понять.

Самое страшное преступление против гения – это опустить его до своего уровня, не так ли?

И, конечно же, нашелся на конференции знающий человек, который напомнил, что царское семейство отдыхало в местечке Александрия под Петербургом. Поэтому, наверное, смысл упоминания Александрийского столпа меняется.