На крыльях орла - Кен Фоллетт

Применить силу.

Зазвонил телефон. Перо схватил трубку.

– Росс Перо.

– Это Ллойд Бриггс.

– Они вышли?

– Нет.

У Перо упало сердце.

– Что там происходит?

– Мы звонили в тюрьму. У них нет указаний выпустить Пола и Билла.

Перо закрыл глаза. Случилось наихудшее. Киссинджер потерпел поражение.

Он вздохнул:

– Спасибо, Ллойд.

– Что делать дальше?

– Я не знаю, – промолвил Перо.

Но на самом деле он знал.

Он попрощался с Бриггсом и положил трубку.

Перо не признает своего поражения. Еще одним принципом его отца был следующий: заботиться о людях, которые работают на тебя. Перо мог припомнить, как вся семья по воскресеньям выезжала на автомобиле за двенадцать миль с единственной целью заглянуть к чернокожему старику, который обычно стриг у них газон, дабы удостовериться, что он здоров и имеет достаточно еды. Отец Перо нанимал на службу людей, в которых не нуждался, просто по той причине, что они остались без работы. Каждый год семейный автомобиль Перо отправлялся на ярмарку в графстве, до отказа набитый чернокожими работниками, каждому из которых выдавалось немного денег на расходы, а также деловая визитная карточка Перо, подлежащая предъявлению, если кто-то попытается досаждать им. Перо припомнил случай, когда один такой работник ехал на товарном поезде в Калифорнию и, будучи арестован за бродяжничество, предъявил визитную карточку отца Перо. Шериф заявил: «Нас не интересует, чей ты негр, мы посадим тебя в тюрьму». Но тот позвонил Перо-старшему, который отправил по телеграфу плату за проезд, чтобы этот человек вернулся. «Я был в Калифорнии и вернулся», – сказал этот чернокожий, приехав в Тексаркану; и Перо-старший вновь принял его на работу.

Отец Перо представления не имел о гражданских правах: это было просто его отношение к прочим человеческим существам. Перо, пока не вырос, не знал, что его родители являли собой из ряда вон выходящих людей.

Его отец не бросил бы своих служащих на произвол судьбы в тюрьме. Точно так же не поступит Перо.

Он поднял трубку телефона:

– Найдите Т. Дж. Маркеса.

Было два часа ночи, но Т. Дж. не удивится: Перо будил его в середине ночи отнюдь не в первый раз и явно не в последний.

Сонный голос промямлил:

– Алло?

– Том, дело дрянь.

– Почему?

– Их не выпустили, и в тюрьме сказали, что и не собираются этого делать.

– Ах, черт возьми!

– Положение там ухудшается – ты видел новости?

– Конечно.

– Как ты думаешь, приспело время для Саймонса?

– Думаю, что да.

– У тебя есть номер его телефона?

– Нет, но я могу раздобыть его.

– Позвони ему, – приказал Перо.

III

«Бык» Саймонс находился на грани помешательства.

Он подумывал о том, чтобы сжечь свой дом. Это было старое бунгало на деревянном каркасе, оно вспыхнет как горстка спичек – и делу конец. Это место было преисподней для него – но преисподней, которую ему не хотелось покидать, ибо в преисподнюю его превращали горько-сладкие воспоминания о том времени, когда оно было небесами обетованными.

Это место нашла Люсиль. Жена увидела объявление о нем в журнале, и они вместе полетели туда из форта Брэгг в Северной Каролине, чтобы осмотреть его. В Ред Бэй, в нищей части флоридского выступа, полуразвалившийся дом стоял на участке в сорок акров дикого леса. Но среди чащи было озеро размером в два акра, в котором водились окуни. Люсиль там понравилось.

Это случилось в 1971 году. Саймонсу пришло время уходить в отставку. Он прослужил в звании полковника десять лет, и, если уж налет на Сон Тей не смог произвести его в генералы, стало быть, ничто уже не сможет. Истина заключалась в том, что Саймонс не годился для генеральского клуба: он всегда был офицером запаса, никогда не проходил курс в привилегированном военном учебном заведении, таком, как Вест-Пойнт, его методы были нетрадиционными, и он не имел привычки шляться по коктейльным вечеринкам в Вашингтоне и лизать чужую задницу. Полковник знал, что является чертовски хорошим солдатом, но раз уж этого было недостаточно, ну, значит, Арт Саймонс был недостаточно хорош. Так что он ушел в отставку и не жалел об этом.

Здесь, в Ред Бэй, он провел самые счастливые годы своей жизни. Всю их супружескую жизнь Саймонс и Люсиль были вынуждены переживать периоды разлуки, иногда по году не видели друг друга во время его командировок во Вьетнам, Лаос и Корею. С того момента, как он вышел в отставку, супруги проводили вместе круглые сутки, все дни года. Саймонс выращивал свиней. Он ничего не понимал в сельском хозяйстве, но черпал нужные сведения из книг и построил собственные загоны. Как только дело было запущено, отставной воин обнаружил, что дел было не так уж и много, требуется всего лишь кормить свиней и присматривать за ними, так что он проводил много времени, забавляясь со своей коллекцией из 150 винтовок, и в конце концов построил небольшую ружейную мастерскую, где ремонтировал свое оружие и оружие соседей да снаряжал свои собственные боеприпасы. Большую часть дня он и Люсиль бродили, взявшись за руки, по лесу и спускались вниз к озеру, где им случалось поймать окуня. Вечером, после ужина, жена шла в спальню, как будто собиралась на свидание, и позднее выходила оттуда в халате поверх ночной рубашки, с красной лентой в темных волосах и садилась к нему на колени…

Такие воспоминания разрывали ему сердце.

Даже сыновья, похоже, наконец-то выросли за эти золотые годы. Гарри, младший, однажды явился домой и заявил: «Пап, я пристрастился к героину и кокаину, и мне нужна твоя помощь». Познания Саймонса в наркотиках были невелики. Он однажды курил марихуану в офисе доктора в Панаме перед тем, как поговорить со своими людьми о наркотиках, просто чтобы иметь возможность сказать им, что знает, на что это похоже; но единственно, что ему было известно о героине, так это что он убивает людей. Однако отец смог оказать помощь Гарри, обеспечив его занятость, здесь, на открытом воздухе, на постройке загонов. На это ушло довольно много времени. Гарри частенько покидал дом, чтобы раздобыть наркотики, но всегда возвращался и в конце концов перестал ходить в город.

Эта история вновь сблизила Саймонса и Гарри. Саймонс никогда не был близок с Брюсом, своим старшим сыном; но по меньшей мере он мог не волноваться по поводу этого мальчика. Мальчика? Ему уже перевалило за тридцать, и он вырос как раз почти такой же упертый, как… ну, как его отец. Брюс обрел Иисуса и был твердо намерен привести весь остальной мир к Господу, начиная с полковника Саймонса. Саймонс практически вышвырнул его из дома. Однако, в отличие от других бурных увлечений Брюса – наркотиков, «И цзин»,[6] общин, живущих по принципу «назад к природе», – интерес к Иисусу выдержал испытание временем, и Брюс, по крайней мере, угомонился и зажил степенным пастором крошечной церкви на обледеневшем северо-востоке Канады.

Во всяком случае, Саймонс перестал страдать из-за сыновей. Он вырастил их как мог, хорошо или плохо, и теперь они стали мужчинами и должны были сами заботиться о себе. Артур заботился о Люсиль.

Она была высокой, красивой женщиной с классической фигурой и страстью к большим шляпам. Жена смотрелась чертовски впечатляюще за рулем их черного «Кадиллака». Но на самом деле она являла собой противоположность его неукротимости. Люсиль по нраву своему была мягкой, добродушной и милой. Выросши в семье супружеской четы учителей, девушка нуждалась в ком-то, кто принимал бы решения за нее, за кем она могла бы слепо следовать и кому полностью доверять, и ей посчастливилось найти то, что ей было нужно, в Арте Саймонсе. В свою очередь, он был безраздельно ей предан. Ко времени его выхода в отставку супруги прожили в браке тридцать лет, и за все это время он никогда не проявил ни малейшего интереса к другой женщине. Единственной помехой для них была его профессия со службой за границей, но теперь и этому пришел конец. Саймонс признался ей: «Мои планы по жизни в отставке могут уместиться в одном слове: ты».

Судьба отпустила им семь чудесных лет.

Люсиль скончалась от рака 16 марта 1978 года.

И «Бык» Саймонс потерял душевный покой.

Говорят, у каждого человека наступает в жизни переломный момент. Саймонс думал, что это к нему не относится. Теперь он знал, что не миновал этого: смерть Люсиль подкосила его. Ему довелось убить много людей и увидеть еще больше умирающих, но до сих пор он не понимал значение смерти. Тридцать семь лет они были вместе, а теперь, внезапно, ее просто не было с ним.

Без нее Саймонс не видел, для чего нужна жизнь. Не было смысла ни в чем. Ему исполнилось шестьдесят лет, и он не мог подумать ни об одной чертовой причине для того, чтобы прожить еще один день. Полковник перестал о себе заботиться. Он питался холодной едой из консервных банок и отпустил волосы, которые всегда носил коротко остриженными. Саймонс с истовостью верующего кормил свиней каждый день в 3.45, хотя прекрасно знал, что не имело никакого значения, в какое время дня вы кормите поросенка. Он начал подбирать приблудных собак и вскоре приютил их тринадцать, они царапали мебель и испражнялись на пол.