Леди на одну ночь (СИ) - Олейник Ольга

Отъезд девушки, которая за последнее время превратилась из горничной почти в подругу, сделал дом пустым. Теперь, когда Шура приходила из госпиталя, ее не встречал ни горячий самовар, ни теплая печь, и чтобы нагреть стылые комнаты, приходилось самой идти в сарай за дровами. Нет, она не считала себя белоручкой, но так уставала на работе, что сил на то, чтобы приготовить ужин, уже не оставалось. Часто она проваливалась в сон, едва добравшись до кровати, не сняв ни шаль, ни пальто.

Раненых в госпитале становилось всё больше и больше, и они уже лежали не только в палатах, но и в коридорах, и на лестницах. Многим из них врачи ничем не могли помочь — медикаментов не хватало.

В городе продолжались аресты, и поговаривали, что большевиков десятками, сотнями и даже тысячами бросают в тюрьмы, а то и расстреливают.

Прошел слух, что союзники намерены вывести свои войска из России в ближайшее время. Впрочем, в народе уже давно ходило недовольство иностранным присутствием, и потому отъезд интервентов даже офицерами и солдатами Белой Гвардии воспринимался как возможность привлечь на свою сторону местное население и перейти, наконец, в наступление.

Писем от тетушки по-прежнему не было. Из газет Шура знала, что Екатеринбург находился в руках белочехов, но поскольку новости из Сибири доходили до Архангельска с большой задержкой, даже в этом она не была уверена. Перестали приходить вести и от Кирилла. В том письме, что она получила от него в начале лета, он сообщил, что в войсках участились случаи дезертирства, несколько солдат из их полка перешли на сторону красных, а союзники начали отвод своих частей.

Эвакуацию союзников Шура видела и сама — американцы отплыли из Архангельска как раз в июне — на Двине вдоль набережной сразу стало меньше кораблей. В городе ждали, что и англичане вот-вот последуют их примеру.

— Ничего, сестричка! — подбадривал ее молоденький офицер Сергей Давыдов из пятой палаты, который каждый день встречал ее новыми, написанными за ночь стихами. — Нам без иностранцев еще сподручнее будет. Архангельск наконец-то снова станет русским. Признайтесь, ведь тошно было слышать на наших улицах английскую речь?

Шура не ответила ни «да», ни «нет». Ей трудно было разобраться в происходящем. Она хотела лишь, чтобы всё стало как раньше — чтобы закончилась война и в город вернулись близкие ей люди — брат и тетушка. Она хотела этого, но понимала — как прежде уже не будет. Никогда.

Она старалась приходить на работу без опозданий, чтобы до начала смены обновить список раненых, что лежали в закрепленных за ней палатах. Но однажды проспала и всю дорогу до госпиталя бежала без остановки.

— Шура, Шура! — окликнула ее старшая медицинская сестра Наталья Николаевна. — Тебя раненый из пятой спрашивает. Поторопись — он очень плох.

Сначала она подумала о Давыдове, но тут же вспомнила, что того выписали домой на долечивание еще накануне. Сердце бешено застучало — Кирилл! Все те недели, что прошли с последнего полученного письма, она думала только о нём.

Торопливо надела белые косынку и передник, побежала по лестнице, перескакивая через ступеньки. Распахнула дверь палаты.

Там было десять коек, и взгляд запрыгал по ним, пытаясь отыскать знакомое лицо. Но нет — брата среди раненых не было. Она задышала чуть спокойнее.

— Александра Сергеевна! — голос донесся с той койки, на которой вчера еще лежал Давыдов.

В худом небритом мужчине, что обратился к ней, она не сразу узнала Дерюгина. Он был так бледен, что лицо его почти сливалось с серой застиранной наволочкой на подушке. В нем не было прежней уверенности и прежнего лоска.

— Здравствуйте, Аркадий Сергеевич! — она подошла к его кровати.

Когда-то этот человек был неприятен ей, но сейчас для былых обид было не время.

Он потянулся, было, к ее руке, но даже такое простое движение ему не далось, и он снова откинулся на подушку.

— Посидите со мной, Шура, прошу вас!

Она была уже достаточно опытна, чтобы понять всю тяжесть его состояния даже без предупреждения старшей медсестры. Он был ранен в живот и, судя по всему, потерял много крови.

Она присела на краешек кровати, и на лице ее появилась уже профессиональная подбадривающая улыбка.

— Я посижу, Аркадий Сергеевич. А вам не стоит сейчас разговаривать. Вам нужно больше отдыхать.

Его губы дрогнули в болезненной ухмылке.

— Отдыхать? К чему? Мне нужно поговорить с вами, Шура! Я должен был сделать это давно и, собственно, ради этого я и приходил к вам тогда.

Они оба смутились, вспомнив о прошлой встрече.

— Простите меня, Шура, если сможете. Я повел себя как скотина. Только увидел вас и потерял голову.

Вспоминать об этом не хотелось ни ей, ни ему, и она сказала:

— Я не держу на вас зла, Аркадий Сергеевич! Давайте забудем о том, что было.

Но он яростно замотал головой, потратив на это слишком много сил, и тяжело задышал, будучи уже не в состоянии произнести ни слова. Шура поднесла к его губам стакан с водой, и он с трудом сделал глоток.

— Да, забудем, — согласился он. — Но сначала я должен вам признаться. Нет, не останавливайте меня! Я должен вам всё рассказать. Я обманул вас, Шура! Я оклеветал Кузнецова пред вами!

Она почувствовала, как запылали щеки. Говорить об этом в переполненной палате! Она не знала, куда деваться от стыда.

— Прошу вас, не надо! Я ничего не хочу об этом знать!

Она говорила шепотом, но ей казалось, что их разговор слышат все.

— Он никогда не бахвалился передо мной своей победой — напротив, он признался мне в поражении. Он хотел быть рядом с вами всегда. Он искал вас, Шура! Я никогда не видел его таким прежде. Вы много значили для него.

Слёзы уже катились у нее по щекам, и она отвернулась к стене, чтобы Дерюгин их не увидел. Теперь она уже не хотела, чтобы он замолкал. Пусть его слова уже ничего не могли изменить, но ей хотелось их слышать.

Знать, что она не была для Андрея просто игрушкой, забавой на одну ночь!

— Он знал, что рано или поздно вы вернетесь в Архангельск. Он хотел позаботиться о вас. Те деньги, что я вам предлагал — его деньги. Он попросил меня передать их вам — просто так, безо всяких условий. А я…, — он закашлялся и надолго замолчал. — Вы сами знаете, что я сделал. Нет-нет, пообещайте мне, что не откажетесь от этих денег. Я дал распоряжение своему поверенному — если со мной что-то случится, он знает, как поступить. Обещайте, что возьмете их! Мне будет легче, если я буду знать, что выполнил просьбу Андрея.

Она пообещала — но только для того, чтобы его успокоить.

— Шура, в седьмую нужна горячая вода! — в палату заглянула Наталья Николаевна.

Она торопливо поднялась, решив, что зайдет в Дерюгину вечером. Но этого не потребовалось — Аркадий умер спустя два часа.

33. В Архангельск!

Он сел на корабль, взявший курс на Архангельск, пятого сентября девятнадцатого года. Никто не знал, чего ему стоило этого добиться. И дело было вовсе не в деньгах. Ему пришлось задействовать все свои связи, чтобы выйти на военное руководство самого высокого уровня. Этот корабль шел в Россию, чтобы забрать оттуда английских солдат и офицеров, и попасть на него гражданскому лицу было чрезвычайно сложно.

Это теперь он мог позволить себе расслабиться. У него была отдельная каюта на верхней палубе, и он надеялся, что обратно поедет в ней уже не один, а вместе с Шурой. Или Шура поедет в ней одна, а он готов был весь обратный путь провести в трюме или даже на палубе. Только бы найти ее! Только бы убедить уехать из России!

Развод с Джудит был уже позади, и расстались они на удивление мирно. Она явно не ожидала, что он не станет претендовать на акции завода, и растрогалась, когда он ей об этом сообщил. Джуд даже пожелала ему удачной поездки на родину — вроде бы, вполне искренне.

— Приятная погода, сэр, не так ли? — седоусый капитан Майкл Диггинс, приветствуя его, чуть приподнял свою фуражку. — Обычно в это время года тут сплошные ветра и дожди.