Прошлое. Настоящее. Будущее - Константин Анатольевич Крылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно найти определённый смысл и в букве, о которой, кажется, никто не сожалеет – в забытой фите (Ѳ). Дело в том, что она обозначает именно своеобычный звук, тождественный английскому th. В русском языке она использовалась для записи греческих слов, где встречалась греческая тэта – θῆτα. Например, имя Достоевского писалось именно через фиту – Ѳедоръ.
Возвращение фиты и даже расширение сферы её применения может быть полезно тем, что устраняет разнобой в написании очень многих слов, некоторые из которых сейчас пишутся через т, а некоторые через ф. Например, «орфография» и «ортодоксия» сейчас воспринимаются как не связанные слова, а вот если писать их как «орθографiя» и «орθодоксiя», общий корень ὀρθός («правильный, прямой») очевиден (как в большинстве европейских языков – orthography, orthodoxy). Исчезнут нелепые пары слов, одинаковых, но заимствованных из разных языков – например, имён Томас (от Thomas) и Фома (от Θома). Да и английские заимствования – раз уж они у нас в языке квартируют – можно будет передавать более правильно и адекватно.
Впрочем, если уж возвращать буквы, то есть одна, вроде бы и присутствующая в нашем алфавите, но загнанная куда-то за плинтус, в глубокое подполье. Я имею в виду букву «ё».
Я довольно часто вынужден объяснять, что использование на письме «е» вместо «ё” имеет ровно один смысл – сегрегация по образовательному признаку. Грубо говоря, жалкий самоучка, даже если прочтёт горы книг, всё равно будет говорить «Геринг» вместо «Гёринг», «Ришелье» вместо «Ришельё» и так далее. А человек по-настоящему образованный, университеты кончавший и общающийся с «профессурой», эти маленькие тайны знает. И с презрением смотрит на самоучку, который тысячу книжек прочёл, а таких вещей не ведает. Кстати, знание языков тут не спасает: нельзя же знать все языки. Пусть знаток французского и посмеётся над римфой «лье – Ришелье» из советского фильма про мушкетёров [42], зато на Рёнтгене он споткнётся и себя выдаст.
Разумеется, я понимаю, что для мелких людей любая возможность поснобировать бесконечно ценима. Однако для целей русской культуры – и даже маленькой русской субкультуры – это идёт скорее в минус. Других же причин не писать букву «ё» нет, совсем никаких. Её ненавидят снобы и пижоны [43] – и, с другой стороны, люди недостаточно грамотные, знающие это за собой и боящиеся свою неграмотность показать.
Я, со своей стороны, абсолютно убеждён, что букву «ё» необходимо писать везде, где она есть. Добрым русским людям это особенно пристало. В этом смысле меня очень радует инициатива нижегородского издательства «Чёрная Сотня», которое не только систематически использует ё, но и вынесло эту букву на свой официальный логотип.
Замечу. Обучиться проставлять «ё» сложнее, чем то же самое i. Но есть два обстоятельства, смягчающие тяжесть труда. Во-первых, большинство слов с «ё» мы знаем на слух – чего не скажешь про тот же самый ять. Во-вторых, люди привыкли к тому, что ё то ставят, то не ставят, и не реагируют на это как на ошибку. То есть если вы начнёте писать «всё» вместо «все» и «ёлка» вместо «елки» (кстати: в детстве я думал, что «елка» – это вульгарное название ложки), но Гёринга назовёте Герингом, на это никто не обратит внимания. То есть можно научаться потихоньку – тем паче, в сети полно ёфикаторов. А вот если вы замахнётесь на ять, то при попытке написать «нѣтъ, хлѣба нѣ было» над вами будут смеяться – потому что «не» пишется без ятя.
Написание ё важно ещё и потому, что оно хотя бы немного помогает решить одну из самых тяжёлых и неприятных проблем русской письменности. Я имею в виду простановку ударений. Буква ё ударная – и это ещё одна причина её писать. Или не писать – для тех, кто желает снобировать знанием ударений, а других этого знания лишить.
Публицист Егор Холмогоров в своей статье о традиционной русской орфографии замечает: «…я, подумывая о культурной контрреформе, которая нужна нашему народу и цивилизации почти во всём, не ограничивался бы рубежом 1918 года, а замахнулся бы и на некоторые «достижения» 1708‐го».
Тут Егор совершенно прав. Уродливая и унылая «кириллица», изобретённая Петром и нарисованная неизвестными голландскими типографами, уступает как латинице, так и дореформенной кириллице (настоящей, не петровской), у которой был свой стиль и строй. Можно ли к ней вернуться – разговор особый. Но особенно жаль того, что в древнерусских текстах систематически проставлялись ударения. Которые в русском языке, как известно, ставятся свободно – то есть не существует твёрдых правил их простановки.
Разумеется, тут мы снова услышим всё те же слова – взрослые люди, дескать, знают, как произносятся русские слова, ударения нужны для детишек. Это, во‐первых, грязная манипуляция, и, во‐вторых, прямая ложь. Очень много взрослых людей не знают, как произносятся некоторые русские слова. Ещё больше таких, которые не знают, как произносятся заимствованные иностранные слова и личные имена. И речь идёт не только о редких и малознакомых именах. Интеллигенты до сих пор жарко спорят о том, как правильно произносить имя известного художника – Пикассо́ или Пика́ссо. Да что там Пикассо – спорят даже о том, как правильно читается имя Христа: Iи́сус или Iису́с (правильно второе). Про всякие «пломбирования» или «звонит» я уже и не говорю.
Это совсем не мелочь. Когда человек в чём-то не уверен, он чувствует себя скверно и раздражается. Так вот, наш родной язык, который мы не знаем твёрдо – из-за этих самых ударений – нас систематически раздражает. Мы разговариваем, как бы ходя по шатким досочкам над грязной лужей. Куда можно шлёпнуться в любой момент, поскользнувшись на любом слове, не часто встречающемся. Да если и часто. Помню, как осрамился один студент с философского, назвав поэта Вячеслава Ива́нова – Вячеславом Ивано́вым. При этом он его любил, помнил наизусть его стихи. Но узнать правильное ударение было просто неоткуда – он был самоучкой.
Обязательная простановка ударений над многосложными словами избавила бы добрых русских людей от этой постоянной неопределённости. Не будет вот этих мелких поводов для раздражения: как правильно
