Делатель королей - Симона Вилар

Герцогиня сидела в высоком кресле напротив сестры, горделиво выпрямившись и расправив широкие складки парчового платья, чтобы скрыть живот. Ее слова лились уверенно и властно, и она видела, как все ниже склоняется голова Анны. Казалось, это придает речи Изабеллы еще больше жара и убедительности.

– Я хочу также, моя дорогая, чтобы ты хоть на миг забыла о себе и подумала о величии своего рода, о своем нынешнем положении. Ты не простая деревенская девчонка, которая бездумно предается животной похоти. Ты принцесса! Ты выше прочих смертных. И я была бы плохой сестрой, если бы не напомнила тебе о том, что члены королевской семьи должны питать к себе уважение. Ты поднялась на вершину, и все остальное должно отступить. Принцесса Уэльская должна жить интересами королевства, обретая в этом удовлетворение и покой. Что рядом с этим какой-то мелкий вассал, которого, кстати, отправила в отставку Лиззи Грэй, дабы самой стать на время королевой. Думаю, моя сестра не глупее этой захудалой дворяночки и достойна того удела, что ей предначертан!

Руки Анны бессильно перебирали рельеф подлокотников. Голова поникла, а по щеке пробиралась одинокая слеза.

– Видимо, ты права, Изабелла, и я лишь попусту извожу себя. Ты говоришь то же, что и отец. Выходит, я слишком глупа, если думала иначе.

– Нет, дитя, нет, Анна, – ласково сказала герцогиня. – Просто ты надолго оторвалась от семьи и совсем запуталась. Обещай мне, нет, поклянись, что забудешь этого человека, что снова обретешь чистоту и благоразумие, станешь образцом для подражания для всех дам Англии!

Эти последние слова окончательно сломили Анну. Тяжесть долга угнетала и давила ее. «Это ошибка, что я оказалась принцессой. Эта ноша не для меня». Внезапно она вспомнила пощечину отца. «Так или иначе, но он хочет того же, что и Изабелла».

Она выпрямилась и проговорила внезапно севшим голосом:

– Видит Бог, сестра, ты права. И я сделаю все, чтобы забыть Филипа Майсгрейва. Я исповедуюсь и не стану больше мечтать о встрече с ним. Возможно, все это было зря с самого начала. Какого бы ты ни была мнения об этом человеке, он сказал мне то же, что и ты. Я действительно запуталась. Надеюсь, мне все-таки удастся стать любящей и верной супругой Эдуарду Ланкастеру.

Изабелла склонилась и коснулась губами лба сестры.

– Да будет Господь милостив к тебе. – Она улыбнулась. – Я велю прибрать здесь, и мы сыграем в шахматы. Думаю, тебе стоит заночевать в Савое. Я не хочу оставлять тебя сегодня одну. Сатана на своих мягких лапах кружит близ души моей принцессы.

Она вновь была и ласкова, и любезна, но Анна чувствовала себя раздавленной и несчастной. Больше всего ей сейчас хотелось выплакаться. Она своими руками разрушила надежду, которая питала ее все это время.

В покое суетились слуги, унося приборы. Вскоре появился шахматный столик с замысловато перекрещенными ножками и разделенной на поля столешницей слоновой кости и черного дерева. Фигуры, вырезанные из горного хрусталя и драгоценного черного коралла, были до смешного точны в деталях – все эти короли, королевы, рыцари, лучники и прочие.

Когда сестры остались наедине, Анна послушно приняла предложенную партию. Изабелла понимала, что творится в сердце принцессы, но полагала, что игра хоть немного отвлечет ее. Она твердо решила исполнить свой долг, убедив сестру в противоестественности чувств к Филипу Майсгрейву и приведя ее к послушанию. Если это удастся, при малейших признаках своеволия станет возможным принуждать Анну действовать по-своему: пугая ее призраком прошлого.

Анна машинально сделала первые несколько ходов. Играла она хорошо, и сестра почти всегда ей проигрывала. Вот и сейчас, почти сразу же оказавшись в сложном положении, Изабелла прервала беседу и, подперев щеку, задумалась, глядя на доску.

Анна смотрела на ее мраморно-белый выпуклый лоб, на тонкие, едва заметные линии бровей, точеный нос с чуткими розоватыми ноздрями. Затем, зная, как долго обычно сестра раздумывает над ходом, встала и подошла к распахнутому окну.

По-прежнему светило солнце, звонко перекликались воробьи, журчал фонтан и солнечные блики шевелились на дне каменной чаши, откуда стекала вода. Она увидела Соломона, растянувшегося на припеке под стеной, смеющиеся лица служанок, которых поддразнивали ведущие через двор лошадей конюшие. Откуда-то долетали вибрирующие удары молота по наковальне. Через двор прошел высокий холеный священник – капеллан герцога, с улыбкой благословив присевшую перед ним в реверансе молоденькую фрейлину. В ворота въехал закутанный в плащ всадник, о чем-то переговорил с капелланом и, привязав лошадь к кольцу в стене, исчез под арками со стороны покоев Джорджа Кларенса.

– Анна, твой ход, – окликнула ее герцогиня.

Принцесса оглянулась и уже хотела было вернуться к игре, но внезапно сердце ее тяжело и гулко забилось. Она вцепилась в оконную решетку. Привязанный к кольцу в стене сильный поджарый жеребец с горделиво изогнутой шеей и темными стройными ногами был до седла покрыт грязью и мылом, но все же она разглядела его масть – серую в яблоках, длинную черную гриву, пышный, как султан, хвост.

– Кумир!.. – выдохнула она.

– Ты что-то сказала, Нэн?

Ноги у девушки подкосились, она почти повисла на решетке.

– Чей это конь? – спросила она и повторила громче: – Чей это конь?

Она видела, как слуга отвязал его и повел к конюшням. Тогда она свистнула тем свистом, каким Филип обычно подзывал Кумира. Конь немедленно повернул голову и навострил уши. Слуге пришлось несколько раз рвануть повод, заставляя животное тронуться с места.

– Что это за мальчишеские выходки? – возмущалась позади Изабелла, но Анне было не до нее. Могучая волна радости поднялась и заполнила ее. «Это Кумир, я не могла ошибиться! Значит, этот высокий человек, закутанный в плащ с капюшоном, который только что вошел в дом, мог быть только Филипом!»

– Здесь Филип, Изабелла, здесь Филип! – вне себя, не понимая, что делает, закричала она, хватая сестру за руки. – Я не ошиблась, это его конь, это Кумир!

– Опомнись, Нэн! Что ты творишь? Откуда ему здесь взяться?

– Это он! Он! Я знала, я чувствовала, что сегодня что-то произойдет!

И она опрометью кинулась к двери, но Изабелла успела ее опередить и преградила дорогу.

– Опомнись, Анна! Что за вздор! Ты только что поклялась даже не думать о нем!..

– Ах, Изабелла, ты ничего не понимаешь! Фил здесь! Да пусти же меня! Я лишь взгляну на него – и все. Он здесь, и я увижу его! Пусти, пусти Бога ради!

– Нет!

Изабелла с неожиданной силой и решимостью оттолкнула сестру, и, прежде чем та успела опомниться, тяжелая резная дверь захлопнулась. Послышался звук опускаемой щеколды.