Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения

– А чего нам ругаться? – не сдался Рафик. – В крайнем случае я ему втащу по-родственному, если будет выделываться. Удобно. Чё? Он же рядом.

Айболит почувствовал, как внутри закипает злость. Он открыл рот, чтобы ответить, но поймал умоляющий взгляд Маши, которая сидела рядом с ним у окна.

– Уступи! Ты же умнее! – безмолвно молили ее глаза.

– Да замолчи ты уже, гиж! Дурень какой! – разозлилась Раиса. – Тихо сиди! Евош-евош!

– У вас всё в порядке? – к ним подошла улыбающаяся стюардесса.

За ее спиной стоял мужчина в штатском, но с очень специфической военной выправкой. В руках он держал дорожную сумку. На вид обычный пассажир, но взгляд цепкий, профессиональный. Не мигая, он смотрел на Рафика.

Вот и хорошо. Сейчас его снимут с рейса и всем будет спокойно. Айболит очень на это рассчитывал.

– Да-да! Конечно! – расплылась в улыбке Раиса. – Мы четверо – семья. Родня мы. Вот летим на свадьбу. И невеста с нами. Просто по-дружески подшучиваем друг над другом.

Мужчину ее речь явно не впечатлила. На его лице явно были написаны недоверие и настороженность. Он продолжал сверлить Рафика взглядом. Раиса толкнула племянника локтем.

– Да, мы просто шутим, – Рафик растянул губы в улыбке.

– Приятного полета! – улыбнулась в ответ стюардесса.

Она пошла по узкому проходу. Мужчина двинулся за ней, но несколько раз оглянулся на Рафика, сел в последнее в ряду кресло и немедленно свесился в проход, продолжая наблюдать за ним.

– Ой-вай-вой! – зашипела Раиса. – Нас сейчас снимут с рейса из-за тебя! Это же израильская авиакомпания "Эль-Аль"! Здесь среди пассажиров всегда есть офицеры безопасности. Это все знают. Если ты еще раз откроешь рот, я тебя сама придушу! И туф шенде, плевать мне, что ты племянник!

– Есть еще один неприятный момент, – Айболит повернулся к ней. – Они во время полёта передают в аэропорт данные о пассажирах, которые бузят по дороге. И там им устраивают усиленную проверку безопасности. Так что пять-шесть часов в аэропорту нам уже гарантированы. И очень повезет, если обратно не отправят. У них это быстро. И, главное, без объяснений. Угроза безопасности страны – и привет, Москва!

– Тебя еще не слышали, – прошипел Рафик, но немедленно замолчал, сникнув под сверлящим взглядом Раисы. – Да ну вас всех! Лучше посплю. Сутки на ногах, – он натянул на глаза тканевую маску и, наконец, замолчал.

– Вот лучше всего. Я тоже умираю, как спать хочу, – пожаловалась Раиса, закрыла глаза и сложила руки на груди, приготовившись ко сну.

Маша приникла к окну, разглядывая серо-черную массу грозовых облаков. Айболит посмотрел на ее тонкие пальцы, которые вцепились в подлокотник кресла. Он положил руку на свой подлокотник. Несколько сантиметров отделяли их друг от друга. И ему вдруг ужасно захотелось накрыть своей ладонью ее руку. Но он сдержался.

– Все в порядке? – едва слышным шепотом спросил он девушку.

– Да, – она повернулась к нему и улыбнулась.

Ее взгляд соскользнул с его лица вниз, на шею.

– Ой, а у вас пуговица на ниточке висит, – прошептала она.

Это и есть одиночество. Оно в мелочах. Выходишь из дома, и никто даже не скажет, что пуговица вот-вот потеряется. Он нащупал пуговицу и хотел ее оторвать.

– Нет! – она схватила его за руку. – Подождите, я сейчас!

Маша вскочила и пошла по проходу, ища стюардессу. Айболит посмотрел на свою руку, которая еще хранила прохладу ее тонких пальцев. Прикосновение было минутным. Но его обожгло, словно огнем, хотя ее рука была холодной.

Маша вернулась через несколько минут, держа в руках круглый дорожный набор крошечных катушек с иголками.

– Стюардесса дала, – объяснила она.

Деловито открыла набор, отмотала нитку, отрезала ее миниатюрными ножницами и протянула ему:

– Закусите нитку, пока я пришиваю. Понимаю, что это звучит глупо, но меня с детства приучили, что так нужно делать. Это по еврейской традиции, чтобы счастье не пришить.

Айболит невольно вздрогнул. Так всегда говорила Диана. Понятно, что у них, Маши и Дианы, было общее воспитание, общие традиции, и это нормально. Но его сердце вдруг сделало один лишний удар. Он с трудом взял себя в руки и улыбнулся:

– Ну если счастье, – он послушно закусил нитку.

Маша продела нитку в иголку и наклонилась к нему. Ее русая теплая макушка оказалась возле его губ. Он вдохнул тонкий аромат фруктового шампуня. Вот также быстро и сосредоточенно Диана пришивала на нем пуговицы. Каждый день она проверяла его перед выходом из дома: всё ли зашито, выглажено, причесано и начищено?

– Господи, я не понимаю, как ты умудряешься всё время терять пуговицы? Почему они у тебя вечно на ниточке? – удивлялась она, обнаружив очередную пуговицу, которая вот-вот собиралась рвануть в открытое плавание. – Подожди, сейчас пришью.

– Да меня узнают и без пуговицы, – отмахивался Айболит. – Родная моя, ну спешу я, спешу! Мне уже нужно выходить!

– Вот еще! Нитку закуси, – возражала она, просовывая обрывок нитки между его губами. – У тебя там полно молоденьких медсестер. Одна из них начнет с тобой кокетничать, положит руку на грудь, увидит пуговицу и скажет:

– Какая у него жена говнючка, что дает мужу так выйти из дома!

– А ты не будешь ревновать меня к ней? – смеялся Айболит.

– Зачем ревновать? – пожимала плечами Диана. – Я просто приду к ней и убью.

– А потом убьешь меня? – испуганно спрашивал Айболит.

– Нет, тебя нет. Горские жены своих мужиков не трогают. Они их берегут. Предпочитают убивать любовниц, чтобы эти стервы не зарились на чужое добро.

А теперь ничего этого нет. Пуговицы висят на нитках и отрываются. Никто не проверяет телефон. Вот что странно во внезапном, незапланированном одиночестве. Якобы свобода. О ней многие мечтают. Только и ждут, когда за второй половинкой захлопнется дверь.

Никто не требует ласки и заботы. Никто не спросит в самый неподходящий момент:

– О чем ты думаешь?

Не нужно искать подарки к праздникам и дарить букеты, стоя в диких очередях перед восьмым марта. Не нужно придумывать комплименты. И всем всё равно: надел ли ты шарф? Все те бытовые мелочи, которые так угнетают, о которых столько говорят и жалуются, вдруг уходят.

Казалось бы, вот она: свобода. Черпай ее пригоршнями! Но тебе она не нужна.

– А я свободы не хочу, – шепчешь ты по ночам.

Потому что тебе нравился этот семейный плен. Нравилась несвобода, и то, что деньги вроде есть, а по барам пошляться с друзьями возможности нет. Нравились все эти проблемы, которыми наполнен брак. И даже знаменитое: "Давай поговорим об отношениях" во время кубка по футболу нравилось тоже. Так много мужиков мечтают об этой свободе! А пришла она к тебе. К тому, кому совсем не нужна. К тому, кто любил, что всегда есть та, что ревнует, тихо читает эсемески, когда ты в ванной, и борется с непокорными пуговицами. Свобода – это оправдание для тех, кого никто больше не любит.

Маша

Я медленно пришивала Айболиту пуговицу. Можно было справиться за пять минут. Но я тянула время. На его шее билась жилка и мне вдруг отчаянно захотелось прикоснуться к ней губами. Щеки залило жаром. Моя рука соскользнула, случайно прикоснувшись к его груди. Я почувствовала, как его сердце глухо бьется о ребра.

Ужасно хочется оказаться там, внутри его сердца. С разбегу ворваться туда, не думая о последствиях. Ударяясь о ребра до слез и синяков. Он самый лучший на свете! Самый добрый, самый нежный. Я бы свернулась клубочком у него в душе и заснула бы, как кошка на печке. Мимо проносились бы дни, годы, облака, поезда и самолеты. А я бы так и дремала, наслаждаясь покоем.

Он бы не понял, откуда я взялась. И тогда я бы спросила:

– Можно я немного погреюсь здесь, у вас в сердце? Ведь снаружи зима лютая, даже если лето. Ведь снаружи больно, даже если все вокруг улыбаются.

А он бы взял меня за руки, отогревая застывшие пальцы. И сказал бы:

– Оставайтесь, конечно. Вдвоем и в снегу теплее.