Коктейль со Смертью - Мария Эрнестам

Его предложение было фантастическим. Жизнь со Смертью. Рядом с ним. Работа, действительно имеющая значение. Мой вклад станет наконец заметен, а дела мои прославлены. Бесконечные власть и сила. Аминь. Я отнесусь к этой работе со всей ответственностью. И с любовью. Это для меня серьезный вызов, а я никогда не боялась трудностей.

Не донеся бутерброд до рта, я почему-то остановила взгляд на картине, висящей над диваном, где сидел мой новый знакомый, — на ней парусник на полной скорости рассекал волны. Это знак. Знаки всегда вокруг нас, нужно только потрудиться прочитать их. Только теперь я заметила в углу огромный саквояж, похожий на поставленный вертикально сундук. Такие я видела в старых черно-белых голливудских фильмах — тогда в путешествие собирались весьма основательно: в подобном саквояже хватало места для одежды на все случаи жизни и даже шляп. В ту пору путешествия занимали много времени. Душа и тело путешествовали вместе. Старинный саквояж был на колесиках. Сквозь приоткрытую дверцу виднелась одежда на вешалках. Вся темного цвета, если зрение меня не обманывало. Волны словно выплеснулись с картины и ударили мне в голову. Я протянула руку Смерти. Он взял ее. И снова моя рука оказалась холоднее.

— С удовольствием. Но ты должен хорошо платить мне. И еще… скажи, какого цвета моя душа?

…Ночью я долго лежала без сна, вспоминая слова Тома. Он сказал, что я сильная женщина, а Аннетт — слабая. Но что такое сила и что такое слабость? Где кончалась моя сила и начиналась слабость Аннетт?

Я вспомнила, как в детстве егерь рассказывал мне: молодые слабые деревья легче переносят ураган, чем старые и сильные. Они только гнутся на ветру, а когда он стихнет, стоят, как и прежде, лишь слегка потрепанные непогодой. А вот сильные деревья встречаются с ураганом лицом к лицу и борются, пока он не сломает их в прямом и переносном смысле.

На самом деле вся моя жизнь была полна страхов. И Том это прекрасно знал. Да, смерти я не боялась, но другие страхи словно подгоняли меня, не позволяя стоять на месте. И я не желала подчиняться им, предпочитая бороться до конца.

Мне вспомнилось детство. Отец с матерью собираются в гости, мы с братом помогаем маме выбрать платья и украшения. Брату было девять, мне двенадцать, и мама уже прислушивалась к нашему мнению. Папа, полностью готовый к выходу, упрашивал ее надеть бархатные черные брюки, считая, что в них она очень хорошо выглядит, но она так и не послушалась.

Мы с братом знали, что, как только заснем, соседка, которую попросили присматривать за нами, уйдет. И мы останемся наедине с монстрами, прячущимися под кроватью. Шэль не боялся их, только если мы с ним спали в родительской спальне, где нам в таких случаях разрешали лечь. Он быстро засыпал, чувствуя себя рядом со мной в безопасности. А ведь я была старше всего на три года и лежала в кровати без сна, дрожа от страха, пока родители не возвращались домой.

Передо мной замелькали другие картинки из детства. Я рано начала протестовать против несправедливости учителей и одноклассников. Вызвалась быть представителем учеников в школьном совете и всегда защищала слабых. Возможно, со стороны я и казалась сильной, но, в сущности, делала это только ради себя, чтобы победить свою слабость. Потом был университет. Я жаждала добиться успеха. Учиться было скучно. Постоянный страх заставлял меня браться за новые и новые курсы и искать все новые возможности заработка. И наконец работа: теперь я каждый месяц боролась за зарплату…

Сильный ли я человек? Я подумала, что мало знаю об Аннетт. Она изучала экономику, но не побоялась бросить учебу, получив место ассистента. Конечно, это не самое трудное решение, но все же признак силы характера. Она была трудолюбива и брала на себя больше обязанностей, чем требовала ее должность.

За окном по-прежнему бушевала буря. Капли дождя стучали в окна, и я опасалась, что цветы на балконе не перенесут этой ночи. Впрочем, вряд ли я в будущем стану пить кофе на балконе. Моя жизнь кардинально изменится. И на этот раз — навсегда.

Я больше не буду бояться. Что угодно, только не страх. Мой новый знакомый дает мне фантастическое оружие. Глупо этим не воспользоваться. Я, Эрика, буду распоряжаться людскими жизнями и смертями. Такая работа прекрасно мне подходит. Разве не этого хочет наше прогнившее общество — чтобы женщины проявляли все больше инициативы? Чтобы брали нож и отрезали кусок покрупнее. Даже сам Дьявол — женщина, если верить Смерти, конечно.

Мой знакомый объяснил, что не он отдает приказы и решает, где или когда ему следует быть, но возможности для личной инициативы тоже имеются, если, конечно, их правильно мотивировать. Я сумею найти такой мотив, что не подкопаешься. И не стану полагаться на случай. Ну, может, только иногда, чтобы навести порядок. Помочь тем, кто нуждается в этом, подтолкнуть тех, кто уже стоит на краю обрыва, расчистить место для других. Я умею наводить порядок. И всегда делаю уборку тщательно, если не сказать педантично. Эти качества пригодятся мне на новой работе.

Я не собиралась убивать Тома или Аннетт. Во всяком случае, не сейчас. А может быть, и никогда. Ведь это стало бы проявлением той самой злопамятности, в которой обвинял меня Том. А мелкие обиды здесь ни к чему. Нет, я начну новую жизнь и научусь всему заново. Для начала нужно понять, как найти контакт с Высшими силами. Мой новый знакомый обещал задержаться у меня, и я была ему за это безмерно благодарна. Я уже поняла, что плохо переношу одиночество.

Мысли теснились у меня в голове, цепляясь одна за другую. В комнате было душно. Я подошла к окну. Где-то там, снаружи, души Малькольма, Сисселы и Густава направлялись к своему новому пристанищу. Я забыла спросить о цвете души Малькольма, но мне казалось, что она должна быть полосатой или в горошек.

На пыльном подоконнике валялись несколько дохлых мух. Странно, что они не нашли места получше теперь, когда на дворе осень. Есть ли души у мух? Надо поинтересоваться, что думают об этом антропософы. А еще спросить у моего нового знакомого, как он планирует разделить со мной домашние обязанности.

Глава 7

Вагон метро плавно катил, словно ведомый таинственной силой, скрывавшейся где-то в глубине туннеля. Я сидела в углу, прислонив голову к окну, и разглядывала окрестности Стокгольма, пролетавшие мимо, пока поезд делал короткий вдох, прежде чем снова нырнуть в туннель. Одета я была так же, как вчера, только куртку сменила на одеяние Смерти, теплое и мягкое, как папин домашний халат. Мы с братом всегда дрались за него в детстве: так приятно было завернуться в него после бани на даче. Этот старый застиранный халат сослали за город, но от него по-прежнему пахло папой. Для меня он навсегда останется связан с дачным бездельем.