Трагедия СССР. Кто ответит за развал - Альберт Макашов

Мэрию «взяли» с помощью вала толпы и моего мегафона.

Были в толпе и какие-то недоумки. Били палками стекла. Приходилось распоряжаться: «Николай, дай вон тому по шее - у окна, с палкой!» Чтобы никаких провокаций.

По мегафону: «Не бить, не трогать ничего! Это все наше, народное. Завтра все пригодится!» Слышу звон разбиваемого стекла. Вбегаем. Один из моих прикладом бьет на полках бутылки дорогого спиртного. Одобряю.

Внутри мэрии ходили еще лифты. Посылаю на все этажи. Нашли до полуроты молодых солдат в экипировке, но без оружия. Снимают бронежилеты, каски. Напуганы. Отпускаем всех.

Приводят какого-то чиновника. Испуган до смерти. Направляю к Руцкому.

Прежде, чем я вышел на пандус мэрии для речи, Женя Штукатуров надел на меня бронежилет. Постреливают. Позже за этот бронежилет особенно издевался надо мной депутат Селезнев. Ему надо было, чтобы меня убили. Виноват. В следующий раз.

Вся моя речь - 2 минуты. Поздравил народ с освобождением от мэров, пэров и херров.

Помню, какая-то пресс-свистушка потом ужасалась:

- Как вы могли при всех сказать такое. да еще в мегафон?..

- Мадам, речь шла о «господах», по-немецки - херр». А вы что подумали?

Я первый вошел в холл технического здания - через расположенный справа от двери оконный проем. Со мной три человека из моей группы. Полумрак, но чувствую на себе десятки глаз расположившихся на балконе 2-го этажа бойцов МВД. Иногда появляются на фоне стены силуэты.

Я положил свой автомат к ногам и начал говорить по мегафону на груди. Говорил, что мы - против Ельцина, что мы - русские люди, за Советский Союз и против капитализма. Мои друзья стояли за колоннами, я в проеме двери, в пятачке света. Увидел, как красный лучик вспыхнул на балконе, потом скользнул по полу, по моему правому плечу, по груди и, наконец, замер на лице. Штукатуров прыжком выскочил из-за колонны и выбил меня из круга света. Хоть мне уже 55 тогда было, сгруппироваться и не упасть плашмя смог, схватил за ремень свой автомат, и тут с балкона грохнул первый выстрел. Был ранен подполковник из Полтавы, бедро которого выступало из-за колонны. Мы выскочили из холла здания.

Именно это был первый выстрел, раздавшийся в Останкине.

Об оружии у демонстрантов. Да, видел я тот гранатомет, о котором потом орали все кому не лень. Видел у человека в старом саперном маскхалате - он пытался подготовиться к стрельбе, стоя на двух коленях. Я бросил ему, проходя к техническому зданию: «Смотри, не выстрели, сзади люди». Он мне отвечает небрежно: «Ты что, не видишь, что она (граната) инертная?., (инертная граната применяется для стрельбы по марлевым или фанерным мишеням) А еще генерал .»

Все время в Останкине за мной по пятам ходил какой-то журналисте фотоаппаратом. Щелкал затвором. Когда особенно надоел, я его предупредил: «Здесь не кино, не Голливуд. Здесь может быть опасно .»

- Та, та, Холливуд, кино .

Потом я видел его во время стрельбы. Он появился откуда-то из тени и в свете горящего автомобиля пошел по улице. Упал после очереди из здания.

Полгода все СМИ вопили, что боевики Макашова расстреливали журналистов. Зачем? Мы сами хотели освещения, мы пришли за телевидением.

Особенно громко - навзрыд - смеялся с экрана какой-то специалист: «Генерал Макашов не справился с задачей батальонного масштаба». Другие стратеги - и справа, и слева - рассуждали, сидя у камина, что надо было идти на Кремль, а не в Останкино.

На Кремль .

Господи, не лишай разума ни дураков, ни подлецов!

Со мной было пять автоматов и по одному магазину патронов.

В три часа ночи дежурные по этажам доложили, что все иностранные журналисты свертывают свои теле- и кинокамеры и покидают здание Верховного Совета. Все! Значит, утром штурм.

Принимаем меры. Каждый занимает свой пост.

В это время кто-то из друзей И. Константинова развернул радиотелефон размером с небольшой чемодан и предложил желающим позвонить домой. Меня пропускают без очереди. Набрал я Самару: хотел попрощаться с женой. Трубку подняла 80-летняя теща, сказала, что сейчас позовет, и. положила трубку на рычаг. Значит, не судьба!

Проверяю вновь все посты. Беседую с каждым из вооруженных защитников. Один из них, капитан милиции, из двух металлических сейфов соорудил себе прекрасную огневую позицию. Благодарю его за службу. И так с этажа на этаж до самого начала штурма.

Надежда на то, что командиры воинских частей, которые клялись, что помогут нам, пропала. Может быть, в бою с натовцами вели бы себя по-мужски, а здесь - нет. Страх за карьеру, за пенсию, за дачу. Эх, Россия.

Утром раздались первые выстрелы - по шестому этажу, по архиву Верховного Совета. Если вспомнить Чеченскую войну, то там первые бомбы и ракеты ударили по заводским управлениям нефтеперерабатывающего завода и банка.

Видимо, было что скрывать.

Первыми к зданию Верховного Совета со стороны набережной подъехало несколько бронетранспортеров. Из них высыпали вооруженные люди в маскхалатах, но в кроссовках и другой гражданской обуви. Они залегли за парапет и начали вести беспорядочный огонь по окнам здания. У некоторых были карабины СКС.

Бейтаровцы. Справка: во времена иудейских восстаний против владычества Рима последним оплотом еврейского сопротивления была крепость Бейтар. Сейчас в Израиле есть даже футбольная команда «Бейтар». А в Москве в 93м действовала одноименная еврейская молодежная организация.

Когда снайперы со стороны «Украины» начали бить по каждой тени в окнах, а первые снаряды влетели в окна, подошел ко мне один генерал и говорит: «Альберт, давай уходить. Здесь всем нам крандец будет. Есть подземный ход».

Куда я мог уйти и бросить своих? Я остался до конца.

Сначала прорвалась группа десантников, мы ее сразу заблокировали в коридоре и кричали: «Мы вас сейчас забросаем гранатами!» Молодые ребята, все они положили оружие. Пришел их лейтенант с двумя пистолетами, руки дрожат, встал напротив меня: «Мы вас сейчас танками!» Я говорю: «Рембо!

А ну опусти пистолет, а то выстрелит нечаянно, тебе все потом тут оторвут, ты меня понял?» «Понял», - отвечает заикающимся голосом. Потом пришла группа «Альфа», два молодых подполковника. Они прошли мимо меня и с уважением обратились: «Генерал, мы идем к Руцкому и Хасбулатову». Прошли наверх, и вдруг оттуда посыпалось оружие охраны Хасбулатова: они выторговали свои условия. Я не мог бросить своих людей на верную погибель. Было предложение: зайти в башню и сжечь себя, а я сказал: «Ребята, мы еще пригодимся России и нашему народу».

Когда надо было выходить, я перекрестился и сказал Жене Штукатурову: «На миру и смерть красна» - и после этих слов пошел. Я готов был к расстрелу, но шел с чувством выполненного долга.

Где же вы, генералы и адмиралы страны Советов?

Вам дали ваши дачи, мизерные пенсии. За это вас не слышно, не видно ни на митингах, ни на экране. Интересно, чем же вы занимаетесь? Пьете горькую? Пишете мемуары? Дремлете у камина? Вы хоть между собой встречаетесь, сплетничаете?

В анкетах вы все писали: «из крестьян», «из рабочих», редко кто был «из служащих». Не понимая, что такое перестройка, вы бездумно повторяли в докладах это слово, призывая «перестраиваться».

В 91-м году вы, члены военной коллегии, не смогли надавить на министра Язова, чтобы вместе с ним выполнить свою военную присягу. В 93-м вы отсиживались у телевизоров, наблюдая, как по приказу беспалого пьяницы расстреливали последний символ народной власти «Дом Советов». Многие из вас прилепили на рукав натовской формы власовский флаг. Чего ради?

Вас и так не тронут. Ведь все равно все глиной будем. Те из вас, с кем приходилось потом встречаться, спешили заявить: «Я вне политики», «Я не согласен с твоими методами».

А я не согласен с вашим молчанием.

ЛЕФОРТОВО

Когда везли в «Лефортово» от Дома Советов, я уснул. Сидящий сзади меня Хасбулатов все время толкал в спину и шептал: «Альберт, не спи, тебя на камеру снимают!» Проснувшись, пробормотал: «Меня давно уже сняли», - и снова уснул.

Проспал в одиночке все первые сутки с перерывом на допрос. Оказывается, есть такая должность - прокурор по надзору - когда человеку до пенсии надо дожить или когда надо избавиться от неумехи, то создают такую штатную единицу. Так вот этот прокурор по надзору, заполняя анкету (фамилия, имя, отчество, родные и т. д.), по привычке спросил меня о партийности. Так же машинально и я ответил: «Член ЦК КПРФ». У прокурора очки упали.

- А вам не страшно?

- А чего тут бояться, я уже в тюрьме.

Первый допрос. Руки за спиной. По длинным переходам и лестницам каземата.

Иду с удовольствием:

1) это прогулка, а не сидение;

2) это общение с другими людьми;