Адмирал Корнилов - Светлана Кузьмина

Именно этот период командования положил начало тому уважению товарищей — офицеров и подчинённых, которое впоследствии создало славу Корнилову как образцовому командиру. Даже современники — не моряки, встречавшиеся в то время с «Фемистоклом», отмечали лихость команды и управления этим бригом, блестящее его состояние и «доблестное соперничанье с иностранными судами». «Тесная афинская гавань, — писал тогда один из русских моряков, — испестрённая флагами всех наций, была ареной наших олимпийских игр, в которых, вспоминаю с гордостью, мы нередко бывали победителями».

Всё время пребывания «Фемистокла» и «Ифигении» в Греции Лазарев получал письма от иностранных представителей, и это послужило ему поводом написать: «Суда наши, построенные и отделанные при мне и командуемые моими питомцами, отличаются теперь между англичанами и французами»; а главнокомандующему князю Меншикову пишет следующие строки: «В Корнилове Ваша Светлость имеет офицера весьма просвещённого, благоразумного и особенно деятельного, имеющего все качества отличного командира военного судна. Например, если б Ваша Светлость был свидетелем становления брига «Фемистокл» на якорь в Смирне среди английской эскадры, то я уверен, что отдали бы командиру оного полную справедливость». Смирна — следующая остановка «Фемистокла» в Греции. Здесь стояла английская эскадра под флагом вице-адмирала Родлея. Об этом эпизоде тогда много говорили, и Лазарев с прямо-таки отеческим любованием своим учеником продолжает: «Надобно было видеть бриг, входящий под всеми возможными парусами, не исключая и унтер-лиселей [39], которые перед самым брошением якоря исчезли, так сказать, все вдруг и закреплены были в 1 1 /4 минуты без малейшего шуму и замешательства; надо было видеть сотни устремлённых труб на все его действия и вслед за тем приехавших капитанов некоторых кораблей и нашедших бриг в таком состоянии, как будто он находился на рейде уже несколько дней, — всё чисто и на своём месте; наконец, удивлявшихся проворству людей и спрашивавших Корнилова — давно ли он командует сам бригом. Они не хотели верить, чтобы подобная команда могла образоваться в продолжение 4–месячного времени… Старик Родлей наговорил Корнилову множество комплиментов».

…Примерно в это же время, летом 1835 года, путешествовал по Греции художник Карл Брюллов. Когда он и его спутники прибыли в Афины, с Брюлловым приключилась беда: он неосторожно искупался во время полуденного зноя и получил солнечный удар; началась лихорадка, резкие боли в спине; больной ночами впадал в тяжкий бред. В. П. Давыдов, предпринявший научно-познавательную экспедицию на Ионические острова и в Малую Азию, должен был отправляться в Смирну на «Ифигении», а Корнилов, стоявший на якоре в Афинах в ожидании депеши для русского посланника в Греции, предложил взять на борт «Фемистокла» больного Брюллова [40].

…Из «Путевых записок» Владимира Давыдова [41]:

«Среда 27 июня/8 июля. — Брюллову, слава Богу, гораздо легче, и по всему видно, что здоровье его возвращается. Офицеры русского брига «Фемистокл» пригласили меня к себе на бриг, стоящий теперь в Пирейской гавани… Баркас дожидался нас у берега. Мы сели в него и плыли до брига, имея перед собой вдали эскадры: австрийскую, под командой Дандоло, и французскую… Наших судов теперь здесь только два: корвет «Ифигения» и бриг «Фемистокл»; оба они заслужили своими морскими манёврами и военным устройством одобрение иностранных моряков… Позавтракав на «Фемистокле» и посетив капитана «Ифигении», мы поехали смотреть открытые в приморских каменных утёсах гробы, известные под именем «гроба Фемистоклова».

Четверг 4/16 июля. — Я возвратился вчера вечером из Эгины, оставив на бриге «Фемистокл» Брюллова, для которого морской воздух здоровее афинского. Мы отправились третьего дня рано поутру в коляске из Афин в Пирей и оттуда на лодке доплыли до брига «Фемистокл», который стоял на якоре в заливе Алебелаки близ острова Саламины. Так как бриг, в ожидании приказания отправиться в Смирну с депешами, не имеет здесь никакого занятия, то капитан охотно взялся отвезти нас в Эгину и велел тотчас сняться с якоря. Раздался свисток, и матросы, по большей части малые ростом, но крепкие, как Геркулесы, начали вывёртывать якорь, пока другие, взлетев на реи, распускали паруса. Через четверть часа мы поплыли под тихим, но попутным ветерком к Эгине и скоро увидели на горе колонны Юпитера Панелленийского. Если б ветер был немного сильнее, мы прибыли бы часа через два в город, который стоит на противоположной стороне острова, но погода была так тиха, что мы только к вечеру приблизились к нему. Капитан дал нам баркас, и мы пустились на вёслах до набережной… Между тем люди всякого звания, узнав о приезде русских на военном баркасе, входили и выходили из домов и стояли у дверей и окошек…

К 10 часам утра мы должны были возвратиться на бриг, и тихий ветерок пригнал нас к вечеру в залив Амбелаки.

Смирна. 14/26 июля 1835 года. — …Вскоре после возвращения моего из Эгины я захворал… Доктор Видмер, который спас Брюллова, поставил на ноги и меня, и я мог дотащиться до Пирея в ту самую минуту, когда наш корвет «Ифигения» поднимал якорь, отплывая в Смирну… Сильный, но попутный ветер скоро пригнал нас к Смирне… В короткое время плавания я узнал тягостную, но беспечную жизнь наших матросов, которые по окончании своих трудов склоняют голову на пушечное ядро и спят, как блаженные, в том уповании, что по прибытии в порт пропьют всё своё жалованье. На наших кораблях нет ни того веселья, ни того чувства удальства, которые выражаются на английских судах громким смехом, нет также и хвастливости французов, но терпеливость и твёрдая решимость изображаются на лицах и во всех поступках, а два такие качества могут произвести чудеса.

…Мы бросили якорь в нескольких саженях от набережной. Впереди нас стоял английский станционный фрегат «Трибун». Капитан его тотчас приехал в гости к нашему с предложением своих услуг. Простая ли то была учтивость или желание показаться в здешнем порту хозяевами, что очень соглашается с правилами англичан — почитать себя повелителями на всех морях — я не смог разобрать. Замечу только, что наши офицеры мало знаются с английскими, и с утра до вечера играют на бильярде в гостинице, где я живу.

Июля 16/28. —…Брюллов плывёт за нами на «Фемистокле» в весёлой компании знакомых; слабость моя принуждает меня целый день сидеть дома… Общество теперь рассыпалось.

Июля 18/30. — Прибыл ещё английский фрегат и бросил якорь против моего окна, в нескольких саженях расстояния от «Трибуна». С какой целью прибыл он и какая судьба ожидает его? Кто знает! Под вечер, когда воздух несколько освежился, по приглашению капитана «Ифигении» поплыл я с ним на баркасе к заливу, в направлении к местечку, у которого с одной стороны оканчивается Смирнский залив. Только что отправились мы в обратный путь, как один из бывших с нами матросов указал нам на ближайший бриг, и мы скоро узнали нашего «Фемистокла». Он стоял уже на якоре, когда мы возвратились в Смирну. Нетерпеливо хотел я увидеться с моим спутником Брюлловым… но ему уже было не до путешествия по суше: он вкусил спокойную жизнь на корабле, хорошо снабжённым всем нужным, и не хотел более подвергаться лишениям и опасностям пути… «Фемистокл» и «Ифигения» отправляются завтра в Константинополь; Брюллов плывёт на первом.