Русские войны XX века - Анатолий Иванович Уткин

Большевики удержали власть в России только потому, что нашли нужную патетику своей борьбы. По существу, они объявили Красную Россию прибежищем всех униженных и оскорбленных в мире, всех жертв безжалостного наступления Запада, всех жертв капиталистической эксплуатации. Это обращение к антизападному фактору, опора на социальную солидарность позволили быстро и достаточно эффективно воссоздать российскую армию, восстановить российские границы (кроме Польши, Финляндии, Прибалтики и Северной Буковины), восстановить Россию – на этот раз как центр противодействия насильственной западной модернизации.

Это не означало, что Россия отказывалась от модернизации, но она демонстративно отказывалась от модернизации на западных условиях. Перекрывая границы с Западом, Советская Россия на виду у всего мира начинала невиданное: ускоренный индустриальный рост на основе мобилизации собственных сил.

Новым было и то, что большевики отошли от оборонительной тактики царей, заняв наступательную в отношении Запада позицию. По сути это было продолжение дела Петра Первого, но по форме большевики действовали противоположно петровскому заимствованию западных форм. Они и столицу перенесли из западнического Петрограда в гораздо менее «западную» Москву, и одели косоворотки. Но вся их идеология пламенно говорила о преступной опасности быть слабым в мире империализма, в мире, поделенном Западом на зоны влияния.

У Ленина было достаточно ясное понимание необходимости теоретического обоснования взаимоотношений России и Запада. Сталкивающиеся культурные тенденции нуждались в своем осмыслении. Лишь в тотальной организации видел Ленин путь для России к успешному социал-культурному соперничеству. Но и трудности сложно было переоценить: никогда еще в истории не было случая успешного противодействия Западу, даже в условиях тотальной централизации и планомерной рекультуризации общества. Революционный антимодернизм нужно было повернуть в русло планомерного освоения действительности, многоликое разноплеменное население России, с ее недавним феодальным прошлым, – в общество организованных и дисциплинированных производителей.

Анархизм населения можно было повернуть к созидательному коллективизму только лишь на фоне невиданных унижений 1914–1917 гг. В марте 1918 г., на низшей точке существования России за пятьсот лет, Ленин говорил ни о чем другом, как о дисциплине и самодисциплине. У Ленина не было иллюзий: «То, что происходит автоматически в политически свободной стране, в России должно быть реализовано сознательно и систематически посредством организации».

Послушаем мнение известного философа В.В. Налимова, так охарактеризовавшего сущность большевизма: «К революции русская интеллигенция готовилась давно. Долго и много спорили о путях ее развития. Спорили, но были едины в одном – верили в успех, в святость задуманного. Верили в народ – в его творческую силу, его безгрешность. Готовы были преклоняться перед ним. Но романтические чаяния не оправдались. В конечном счете только большевики смогли обуздать обезумевшую жестокость. Все остальные партии оказались беспомощными – их позиция была слишком интеллигентной. Не выдержал испытания и традиционный анархизм. Беспомощной оказалась Церковь – а ведь как много говорили о Святой Руси. Центральной проблемой оказался дефицит доброты, терпимости, порядочности».

Ленин

В условиях идейного шторма, бушующего ныне вокруг имени и теорий В.И. Ленина, нетрудно потерять хладнокровие. Но все же минимальная научная честность заставляет признать, что Ленин, яростный борец за модернизацию своей страны, непримиримый враг капиталистического Запада, был прежде всего русским патриотом, увидевшим для своей страны выход (и перспективу развития) в социальном восстании на антизападной основе.

В русское государственное искусство и в русскую социальную мысль Ленин вошел с идеей объединения всех антизападных сил с целью «модернизации без колонизации». Примитивные эпигоны и слабые последователи Ленина второй половины XX века довели эту идею до абсурда, но в горниле мировой войны, мирового кризиса, ужасов внутризападного конфликта идеи Ленина разделялись далеко не маргиналами, а мощными идейными силами как вне Запада, так и на самом Западе.

Вождь глобального противостояния жертв Запада самому Западу не добился желаемого, но социальный антизападный взрыв не был бурей в стакане воды. Это было величайшее за тысячу лет социальное восстание против Запада. Большевики, в сущности, пообещали создать в России строй и государство не ниже, а выше западного уровня. Множество чиновников, военных и интеллигентов так или иначе пошли за этим лозунгом, щадившим национальную гордость, смягчавшим боль поражения, нейтрализовавшим комплекс неполноценности. Ярость, с которой большевики утверждали, что обойти Запад возможно, потрясала.

Не смущаясь наличными обстоятельствами, Ленин талантливо убеждал в возможности исторически обойти лидеров мирового развития. Его теории о союзе страдающего от Запада пролетариата и населения колониальных стран способствовали созданию первой могучей антизападной коалиции на основе Коммунистического интернационала. Впервые не Запад, а социалистическая Россия была представлена миру как его будущее.

В Ленине заключались и надежда, и трагедия насильственной модернизации. Впрочем, не желать ее может только не-патриот (ничто не вызывало большего презрения Ленина, чем любование мещанским бытом отсталого народа). В конечном счете, Ленин был очень восприимчивым к «правильным» переменам. Убедившись, что Запад не собирается отказываться от претензий на глобальное мировое господство, Ленин решительно встал на путь подъема собственной страны. Этот человек удивительным образом сочетал фанатическую веру в учение с беспримерным реализмом в конкретной политике.

Первое ленинское поколение большевиков обладало серьезными западными свойствами – огромной волей, способностью к организации, безусловным реализмом, пониманием творимого, реалистической оценкой населения, втягиваемого в гигантскую стройку нового мира. Внутренняя деградация, насилие термидора (убиение своих) произойдет позже, а пока, неожиданно для Запада, на его западных границах Россия бросила самый серьезный за четыреста лет вызов западному всевластию. Русифицированная форма марксизма стала идеологией соревнующегося с Западом класса.

Психологически это был отрыв от петровской парадигмы. Пожалуй, можно согласиться с Т. фон Лауэ, что «большевистская революция… представляла собой, по крайней мере, частично – прорыв в глубочайших амбициях русского эго. Несогласные с простым отрывом от старой зависимости, большевики сразу же универсализировали свой успех, объявив себя авангардом социалистической мировой революции. Настаивая на прогрессе, осуществленном с созданием советских политических институтов, они пока еще признавали отсталость России. Но со временем осторожность была отброшена и утверждение своего превосходства становилось все более настойчивым, пока при Сталине Советский Союза не был провозглашен высшей моделью общества».

В конечном счете, коммунисты не достигли уровня западной раскрепощенной энергии, но и свершения их были феноменальными по любым меркам: они переселили в города более половины населения, сделали обязательным всеобщее образование, внесли книгу в каждый дом,