Постапокалипсис, в котором я живу - Алла Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он открыл – на пороге была Урсула. Но она пробыла в доме недолго.
Повертев в руках прибор и спрятав его во внутренний карман куртки, она спросила:
– Надеюсь, я не опоздала и девочка еще жива?
Реджи лежала, свернувшись калачиком, бледная и исхудавшая. В правом уголке рта запеклась темная кровь, которая успела отпечататься на подушке. Урсула сняла с плеча сумку и опустила ее на кровать. Порывшись там, она извлекла крошечный прибор – экран с иголкой – проткнула этим палец Реджи и всмотрелась в горящие цифры.
Марк по шевелению безобразных губ Урсулы прочитал плохие вести.
Потом Урсула кивком головы позвала Марка в прихожую. Она сказала:
– Я человек деловой. Мы договаривались на лекарство и ты получишь его, Марк Кассель.
Марк сразу почуял запах обмана.
– Во-первых, не на лекарство, а на то, что Реджи будет жить, – уточнил он, – а во-вторых, насколько дела плохи?
– Настолько, что лекарство ей уже не поможет, – спокойно ответила Урсула.
Марк усмехнулся жалкой попытке себя одурачить, и потом эта усмешка отразила горечь яда.
– Значит, помоги чем-нибудь другим, – процедил он. – Ты сказала, что моя сестра будет жить. Это твои слова. – Его глаза хищно сощурились.
– Ты ведь знаешь, я имела в виду то, что помогу ей лекарством. Мы оба это знаем.
Марк почувствовал прилив злости и стиснул зубы. Внутри него стала закипать звериная ярость.
– Скажи спасибо, что я оказалась честной и вообще призналась в том, что дела твоей сестры плохи, – продолжила Урсула, и в заключение поставила точку: – Я сделала тебе одолжение, и на этом все.
Сказав это, она подобно тому, как бесцеремонно пришла, так же бесцеремонно направилась к выходу.
– На кой черт мне твое лекарство, если оно бесполезно?! – прокричал ей в спину Марк. Он был на грани отчаяния.
– Это совсем не мои проблемы, – на миг остановившись, сказала Урсула. – Так обычно ты отвечаешь всем тем людям, которых обманываешь?
– Тебя это не касается, – резко бросил Марк. – Твое дело спасти мою сестру.
Он мало надеялся на то, что сказал дальше.
– Организуй моей сестре операцию. Твои друзья из чертового ордена это могут сделать, так?
Урсула издала короткий смешок.
– Ты даже не веришь, что он существует.
– Мне плевать, – сообщил Марк.
– Может, еще и сообщишь, ради чего мне стараться?
На ее лбу появились задумчивые морщины, а глаза сощурились; Урсула театрально изображала готовность слушать, и она не знала, что Марк сейчас ее поразит:
– Если ты и правда из Большой Медведицы, и если какой-то орден, какое-то сопротивление существует на самом деле, то у меня есть кое-что еще, что окажется для тебя очень нужным. Важнее, чем этот дурацкий приемник.
Было видно, что Урсулу это заявление только развеселило, но после того, как он огласил свое предложение, лицо Урсулы потеряло выражение насмешки и высокомерия. Оно загорелось от интереса, и может она не до конца ему поверила, но она стала внимательно его слушать.
Великая Катастрофа
– Ну, и кто из вас знает, что же случилось после Великой Катастрофы? – спросил Артур.
– Началась новая эра, – выкрикнул с места Захар Халецкий, брат Милы.
– Правильно, Захар, – сказал Артур, – но тебе следовало поднять руку, помнишь?
Захар виновато потупил взгляд и ссутулился.
– Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь из младших ответил на этот вопрос, – сказал Артур. – Ладно, я задам еще один: в каком году произошла Великая Катастрофа?
Никто, кроме Захара не поднял руки.
– Неужели никто больше не знает? – спросил Артур. – Может быть ты, Саша?
– В тысяча девятом году довирусной эры? – послышалось от Саши.
– Неверно, – сказал Артур, и побежал глазами по наполовину опустевшему классу. Другую половину родители уже успели увезти подальше из Города Гор. На глаза Артуру попалась Кристина: – А ты, Кристина, что скажешь?
– В тритысячном году, – звонким голосом пропела Кристина.
– У довирусной эры не было такого года! – выкрикнул с места Захар, чем привлек рассерженный взор Артура.
Артур тяжело вздохнул, и за неимением другого выбора, все же предоставил Захару слово.
– В две тысячи сорок пятом году, учитель Дюваль, – ответил Захар, на лице которого засияла довольная улыбка.
– Хорошо, и что же тогда случилось, Захар? Почему катастрофу назвали Великой?
Мальчик принялся рассказывать, но кто-то из детей начал баловаться, что перебило ответ. Артуру пришлось прикрикнуть:
– Кристина, когда Захар закончит, я попрошу тебя повторить.
После этого Захар начал свое объяснение заново:
– В две тысячи сорок пятом году не стало двух больших материков – Северной и Южной Америки. Люди с Евразии опасались, что эпидемия вируса, перебросится на их земли, а поэтому без предупреждения, что было ужасным, сбросили на Америку бомбы. Погибли все люди, которые там жили – здоровые и больные, разрушились все здания, заводы, деревья и земля стала мертвой. Но злой вирус все равно успел добраться до Евразии, и люди там тоже стали заражаться. День, когда погибли две Америки, назвали Днем Великой Катастрофы, и с этого момента стали отсчитывать дни новой эры – вирусной, потому что именно с этого дня всем стало ясно, что мир никогда не будет прежним.
– Очень хорошо, Захар, – похвалил его Артур, а затем переключился на Кристину: – Ну, что, Кристина, мы тебя внимательно слушаем.
Кристина непонимающе захлопала глазами, а потом, вдруг повернулась к двери и ткнула указательным пальцем на стоящую в пороге Еву Гордон.
Артур на минуту отлучился из класса.
– Что-то случилось? – спросил он Еву, надеясь, что она не принесла плохих вестей, которых в последнее время было предостаточно.
– Нет-нет, все нормально, – отмахнулась она, – просто хотела с тобой поговорить.
– Разговор долгий? – Артур посмотрел на наручные часы.
– Думаю, да, – кивнула Ева. – Лучше, конечно, обсудить все дома. Когда ты придешь?
– Еще минимум час здесь буду. – В голосе Артура чувствовалось усталость.
– Ладно, я буду ждать тебя дома, – протянула Ева и собралась уходить.
– Стой, как ты себя чувствуешь? – напоследок поинтересовался Артур.
– Все потом обсудим, – буркнула Ева, подавив подступившую к голосу дрожь.
Уж лучше бы Артуру не спрашивать о таких вещах, подумала она. Лучше не напоминать Еве о том, что ее душит.
Она вернулась домой, и уже привычным движением руки, смахнула с влажных ресниц слезы. Ей подумалось, как славно, что у нее сейчас так много дел, которые помогут ей забыть о своей душевной слабости: нужно перебрать вещи и разложить
