Забытые письма - Валентина Андреевна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будь здоров. Будьте бодрым, жизнерадостным!
Целую Ваш лобик, щечки, глазки.
Твоя, только твоя Лида. Привет Вашей сестре Кате.»
«Лобик, щечки, глазки…» – Оля невольно поддалась моменту и театральным жестом закатила глаза! Потом потянулась и решила посчитать до тридцати, чтобы оставить скептическое настроение, и с другим, более нейтральным, дочитать оставшиеся письма.
Двадцать четвертое письмо, написанное через три недели, открывало новый 1946 год.
«01 января 1946 г. г. Ташкент
Дорогой Иван!
Начала читать Ваше письмо от «_» декабря 1945 года. Не могу передать Вам ту тяжелую внутреннюю борьбу здравого, ясного разума с бурей жалких мук отчаяния, которым проникнуто все мое существо. Никогда в жизни не испытывала подобного чувства.
Это состояние со мной впервые…
Я не узнаю тебя! О, дорогой, родной Иван мой, ты – моя единственная радость, счастье мое!
Ты же любишь меня! Я протягиваю к тебе руки с глазами, полными слез. Отзовись, где же ты?! Драгоценнейший друг мой, отзовись на мои мольбы! У тебя же, у тебя чудное, чуткое, доброе сердце! Я же твоя. Я люблю тебя! Где же ты, моя любовь безоблачная, глубокая, прекраснейшая??!
«Ты стала для меня какой-то далекой, далекой мечтой, и вряд ли осуществимой…
– Ну что я теперь могу написать маме?…» – вот, что услышала я.
Да, я не нашла отклика. Я не слышу его. Как мучительно. Детка моя, не твой путь усыпан розами. Родная моя, ты во мраке заблуждений, очнись от сновидений. Оставь свои слезы горькой обиды, бесполезного страдания, не жди в томлении – это так нелепо. Ты не услышишь его никогда. Не его ты любила, не его нежно лелеяла – глупая девочка – его нет. Не явился еще твой идеал в действительности. То были только чудеснейшие, никогда не осуществимые иллюзии, то был лишь только никогда неповторимый сон!
О, Боже, что я узнаю, я громко молюсь, верни мне прежние силы, помоги мне собраться с мыслями.
04.01.1946 г. Боль моральная несказанно тяжелее боли физической. Да, вовсе пережитое научило меня одному, что единственный путь, на котором я должна проявлять себя в жизни, лежит через трудности и страдания…
Дорогой Иван! Вам что, Вы забудетесь быстро в своей охоте, будете продолжать отдаваться нежным, красивым мечтам, присев где-нибудь на пенек в живописном месте. А в моей жизни – это целый переворот. Эти мучения, страдания не от того, что я теряю Вас, – нет, они вот отчего. Почему, почему моя скромная, никому не мешающая вера в существование правдивых, прямых, искренних, благородных натур, больше всего любящих истину, почему она должна быть грубо вырвана из моей души?!…
Дорогой мой Иван, мой родной, любимый, я не узнаю, не узнаю Вас!!! Лида.
P.S. Посылаю Вам свою фотокарточку.»
Почерк Лидии (она писала левой рукой) – очень мелкий, и на каждой строчке от письма к письму он становился похож на почерк врача в карточке больного или рецепте. Казалось, что от письма к письму она убеждала себя в том, что это – любовь к Ивану, а не блажь избалованного ребенка (кажется, уже двадцати двух лет). Двадцать пятое письмо было написано через один месяц и десять дней, и было ответом на несколько писем Ивана и его посылку для Лидии.
«10.02.1946 г. г. Ташкент
Дорогой Иван!
Все Ваши письма получила, последнее от 25.01.1946 г. получила вчера. На днях получила и Ваш подарок (тысячу раз, правда, ругала себя за то, что выслала студенческую справку). Мне как-то неудобно было принимать его.
Дорогой Иван! Я благодарна Вам очень. Эти теплые беленькие носочки, как они тронули меня! Сколько вижу в них заботы. Понравилось все, особенно кофточка, она так идет мне! Обязательно сфотографируюсь в ней и пришлю Вам уже с другой надписью, чтобы больше не заклеивали ее… В этой надписи будет что-то близкое и родное Вам.
Что-то не знаю, о чем и писать… Пришла недавно со своего избирательного участка. В нашем округе голосовали за Л.М. Кагановича.
Иван! Я давно не писала Вам. Эти почти полтора месяца для меня что-то слишком тянулись долго, казались вечностью. За эти дни было столько смен настроений: пришлось немало пережить долгих, тяжких, неприятных, душевных переживаний и радостных, светлых минут и часов. Понятно, было и плохое, было и хорошее самочувствие. Этот период был для меня очень напряженным. Заставляла себя много заниматься. Часть зачетов сдавала досрочно. Отдохнуть так и не пришлось, каникулы отменены. С 9-ого февраля начались занятия. Из новых дисциплин введена фармакология. Фармакология считается одним из труднейших предметов. Сдавать ее будем на 5-м семестре, т. е. первом полугодии 3 курса – этот семестр считается объемистым, тяжелым. Недаром среди студентов ходит пословица: «Сдашь 5 семестр, можно замуж выходить». Но я не могла усидчиво сидеть за книгой, мне необходимо было рассеяться, развлечься. Очень часто ходила в кино, театр. Пересмотрела все новые картины. Из заграничных фильмов «Лисички» я считаю очень содержательным. В ярких наглядных образах показана удушливая атмосфера, паразитизм хитрых, лживых, ограниченных представителей буржуазии. Видела постановку «Хищница» Бальзака; делая сравнения, сколько общего в образах этих типов! Хищница (Флора) – это та же «лисичка», воплощение хищничества злой, враждебной силы. С каким удовольствием смотрела картину «Маленький погонщик слонов». Какая богатая, живописная, таинственная природа Индии! Картины «Сестра его дворецкого», «Весенний вальс», «Близнецы», «Аршин мал алан» что-то не произвели на меня впечатления. На днях слушала оперу «Евгений Онегин», осталась довольна игрой артистки Дикопольской в роли Татьяны. Когда слушаешь эту дивную оперу, то забываешь совершенно обо всем. Я много раз слушала оперу «Евгений Онегин», и каждый раз слушаю все с большим наслаждением.
Я никогда не писала Вам о Ташкенте, это мой родной город. Ташкент мне всегда нравился. Но за годы войны до неузнаваемости изменился, такая антисанитария, большая плотность населения, беспорядки. Идут дожди, снега, но чаще стоят ясные теплые дни. В Ташкенте отстраивается Большой Академический театр: на манер Большого театра
