Аве, Цезарь - Анатолий Горло

- Ну что вы, маэстро, мне - и вдруг такое грязное дело!..

- Скажи спасибо, что не "мокрое"! За это грязное дело ты отсидишь несколько суток, а вот за твою "чистую работу" тебе грозит, даже по самым скромным подсчетам, целый электрический гарнитур!..

Грис дернулся, словно через него прошел электрический ток:

- Маэстро, но я ведь ничего такого...

- Короче, - оборвал его голос, - тебе надо создать стопроцентное алиби на эти дни.

Грис приосанился - о нем заботятся, его оберегают:

- Планируется новое дело, маэстро?

- Оно давно запланировано, но, опасаясь, как бы полиция не вышла на тебя, мы провернем его в твое отсутствие, и тогда все подозрения на твой счет рухнут. Так что действуй! Не волнуйся, мы позаботимся, чтобы в полицейской тюрьме тебе обеспечили соответствующий твоему статусу модус вивенди...

- Не понял, маэстро!

- Стыдись, ведь это язык твоих предков! - засмеялся голос. - Я говорю, что в тюрьме ты будешь жить, как у королевы за пазухой, ха-ха!.. Вале!

В трубке послышались короткие гудки.

Грис еще долго стоял у телефона, содрогаясь при мысли, что ему, несравненному Нарциссу, предстоит набить кому-то морду и несколько ночей провести в грязной тюремной камере. Положение усугублялось тем, что за всю жизнь Грис никогда никого не бил, и у него были веские основания опасаться, что морд... простите, лик скорее всего набьют ему...

Может, не рисковать своими рекламными зубами, изготовленными по спецзаказу в Андулии, а, напившись, разбить витрину какого-нибудь фешенебельного ресторана? Тем более, что все последующие расходы платить не ему?..

Нет, маэстро ясно сказал: "набить морду первому попавшемуся верноподданному", иначе он приказал бы ""разбить первую попавшуюся витрину". Маэстро не терпит ни малейших отступлений от своего сценария. Мистикис вон попытался...

Грис подошел к зеркалу и увидел, как его красивое лицо на глазах обезображивается гримасой страха...

Он попробовал улыбнуться, но получилось что-то вроде предсмертного оскала.

Оставалось одно. Грис достал из тайника шприц, небольшую ампулу с оранжевой жидкостью и приспустил пижамные брюки.

Жидкость теплой волной разлилась по телу, проникла в мозг, и Грис снова почувствовал настойчивый запах лавров и услышал хриплые голоса далеких предков:

- Аве, Цезарь!

Х

Грис стоял на перекрестке и, зажав в руках трость, поджидал "первого попавшегося верноподданного" наилегчайшей весовой категории. Им оказался длинноволосый юнец в кожаной куртке. Он брел, придерживаясь за стены, и был похож на только что снятого с креста спасителя.

Грис догнал его и огрел тростью. Тот растянулся на тротуаре. Грис продолжал лениво орудовать тростью, пока подоспевший полицейский не выкрутил ему руки.

Грис счастливо улыбался - задание было выполнено. Но тут же согнулся пополам: поднявшийся юнец боднул его головой в живот.

Возле них с визгом затормозила машина полиции. Юнец покорно двинулся к ней, но ему приказали убираться на все четыре стороны. Гриса же грубо втолкнули в машину, она рванулась с места, оглашая окрестности пронзительным воем спаренных сирен.

Юнец в кожаной куртке заметно преобразился. Дремавшее в нем героическое начало, точнее, тоска по таковому, выплеснулась наружу. Он двинулся дальше развязной походкой, бесцеремонно толкая редких прохожих.

XI

Перед Фоббсом стоял Лабас, рыжий крепыш в помятом, но ладно скроенном мундире сержанта морской пехоты. Держался он раскованно, был словоохотлив. По всей вероятности, отсутствие наручников на его жилистых руках вселило в него уверенность, что в полицию он доставлен в качестве очередного свидетеля. И сержант Лабас с удовольствием выступал в роли такового:

- Значит, дело было так, господин начальник полиции. Дамочка стояла спереди и всю дорогу вертела головой - туда-сюда, туда-сюда. Пару раз зыркнула так, что я подумал ненароком: "Гляди в оба, Лабас, эта фифочка что-то замышляет". И только, значит, я так подумал, глядь, а она из сумочки эту дуру вытаскивает! Тут как раз того кадра ведут, прямо на нас. Я, господин начальник полиции, в разных передрягах побывал, сразу сообразил что к чему ну и, значит, отобрал у нее эту дуру. Она, с перепугу, что ли, так и села. Я ее в охапку и в сторонку - прочухается, потом я ее, думаю, в полицию, к вам, значит, спроважу по-хорошему. А она в слезы: не выдавай, говорит, бедную женщину, этот бандит, говорит, моего любимого человека убил, и я хотела отомстить, смерть за смерть, говорит! И снова брык в обморок! Взял я ее на руки и думаю - какая жен... то есть, куда ее тащить? А тут как раз большая заваруха началась, того кадра, Мистикиса, кто-то все-таки шлепнул, и все врассыпную. Ну я и дал деру с дамочкой. Виноват, господин начальник полиции, но не мог я привести ее к вам, когда увидал, что того шлепнули. Думаю, того типа, убийцу, значит, не найдут и пришьют дамочке это мокрое дело. Ведь порой и такое бывает, правда, господин начальник полиции?

На экране возник крупный план Фоббса:

- Нет, сержант Лабас, у нас такого не бывает и быть не может. Не доставив гражданку Сириас в полицию, вы не только запятнали честь мундира, но и нарушили закон. Теперь ответьте на другой вопрос: где вы пропадали с ней целые сутки?

- Нигде, господин начальник полиции. Я поймал мотор и отвез ее домой, а сам направился к себе в гостиницу. У меня кончается отпуск и хотелось отоспаться. А что касается дамочки, то она напрасно свою игрушку вытаскивала, все одно у нее бы конфузия вышла: пистолет был заряжен холостыми.

- Сержант Лабас, у вас все?

- Все, господин начальник полиции, - улыбнулся тот и звонко щелкнул каблуками. - Разрешите идти?

- Минутку. Введите Сирену Сириас.

Услышав имя Сирены, Лабас несколько стушевался, его глазки забегали.

При виде Сирены забегали глазки и у других присутствующих в кабинете мужчин.

- Сирена Сириас! - загрохотал Фоббс, внимание которого было приковано к протоколу допроса. - Расскажите все по порядку. Учтите, искреннее признание может облегчить вашу, честно скажу, незавидную участь.

Нервно покусывая губы, Сирена молчала, собираясь с духом. Наконец заговорила низким, хрипловатым голосом:

- Я и вправду хотела убить Мистикиса, знаете, за что, но вот он, - кивнула она в сторону сержанта, - обезоружил меня. Мне стало плохо, я испугалась, попросила его, чтобы он не отводил меня в полицию, а он... а он сказал мне, что не отведет, если я, если я... словом, он втолкнул меня в машину и привез к себе в гостиницу...

Лабас сосредоточенно изучал свои запястья.

- Браво, сержант! - воскликнул Фоббс, - я чуть было не растрогался до слез вашим рождественским рассказом о бедной несчастной женщине и благородном рыцаре! Каков кавалер, а?