Изгнание из рая - Павел Загребельный

Гриша не мог опомниться от слов этого умника. Вот кого следовало бы возить в наморднике и показывать людям, как тигра в клетке. Но что тут поделаешь, когда ты официальное лицо и должен только улыбаться и кивать головой?

- Намордников не было, - сказал Гриша, изо всех сил стараясь проявлять спокойствие. - До Веселоярска идея намордников еще не дошла.

- Ага! - забегал по кабинету Слимаченко. - Ага! А мы еще спросим: куда девалось молоко?

- Какое молоко? - аж подпрыгнул Гриша.

- То есть как какое? Коз сколько - двадцать штук? По два литра молока от каждой - уже сорок литров. У нас есть данные, что коз везли двадцать дней, следовательно - восемьсот литров! Восемьсот литров ценного козьего молока! Где они?

- Можно и не восемьсот литров, а все восемьсот тонн насчитать - это бесплатно. Да только козы были недойные.

- Недойные? А зачем покупали недойных?

- Каких продали, таких и купили. Вы еще спросите, почему у них не по четыре соска, как у коров, а только по два? Так это уже такими их создал бог.

- Вы за бога не прячьтесь, - пригрозил ему пальцем Слимаченко. - Не прячьтесь за широкую спину!

- А разве у бога есть спина?

Сельскохозяйственные критики забыли про свою ученость и на миг стали похожими на наших неграмотных пращуров (очень, очень далеких, успокоим придирчивых читателей): разинули рты. Первым спохватился Подчеревный, как более грамотный и эрудированный.

- Вы нам головы всякими спинами не морочьте, - солидно кашлянул он. Проблема бога здесь не обсуждается.

- Да я ничего, - скромно потупился Гриша, - это так, к слову пришлось. Товарищ Слимаченко мне про широкую спину богову, а я и вспомнил, что бог ведь всегда к нам лицом, а не спиной. Борода и живот у него в самом деле есть, а что касается всего прочего...

- Не откручивайтесь, не откручивайтесь! - спохватился наконец и Слимаченко.

- А я не откручиваюсь.

- Мы не позволим.

- Да сколько угодно.

- А знаете, в каком состоянии пребывают эти приобретенные на драгоценную валюту козы?

- В каком же? - наивно поинтересовался Гриша.

- Они безрогие и немытые. Рога у них не растут от хронического недоедания и несоблюдения научно обоснованных рационов, за которые должна, кстати, отвечать главный зоотехник Одарка Левенец, являющаяся вашей женой (вот гадство, подумал Гриша, уже и до Дашуньки добрались!), а немытые из-за недосмотра и сплошной запущенности, на которую вы должны были бы своевременно указать руководству колхоза.

Слимаченко нанизывал слова, подобно тому как когда-то девчатам нанизывали на шею дукаты или кораллы. Только тут уж было не до украшений, тут дело клонилось к несчастью: камни тебе на шею - и в воду! И где только может научиться такому человек?

- Коз вы мне не навешивайте, - спокойно промолвил Гриша. - Козы - это товарищ Жмак, а его надо искать не тут, а в области. Если же хотите, могу предварительно и популярно объяснить. Безрогие, потому что такая порода, и ни от каких витаминов рога не вырастут. А немытые - потому что так называемой золотистой масти, мы бы сказали - глиняной. На вид же словно бы всегда замызганные. Не мы этих коз выдумывали, не нам и голову ими задуривать. Давайте договоримся так: я дам вам исполнителя товарища Надутого, вы пройдите по территории, посмотрите, что вас интересует, а потом я вас догоню, где-нибудь пообедаем и продолжим наши интересные разговоры.

Критики подхватили предложение, в особенности ту его часть, которая касалась обеда, Гриша передал их в распоряжение дядьки Обелиска, а сам поскорее кинулся к дядьке Вновьизбрать почерпнуть из его бездонного кладезя опыта.

Вновьизбрать внимательно выслушал Гришу, задумчиво почесал за правым ухом, помолчал, вздохнул:

- Говорится-молвится, все уже было, такого еще не было. Ну да мы их спровадим! Я беру на себя торговую сеть, а ты ищи свою Дашуньку, а потом бери этих умников - и малость проучим их.

И дядька Вновьизбрать изложил Грише стратегический план действий в отношении сельскохозяйственных критиков.

Гриша план принял и одобрил, побежал к мотоциклу, нашел на фермах Дашуньку, завез ее домой, предупредив, чтобы точно придерживалась данных ей инструкций, потом поехал искать Слимаченко и Подчеревного.

Те кипели и неистовствовали. Дядька Обелиск вывел их из модернового здания сельского Совета и довольно по-старосветски зашаркал босыми ногами по асфальту.

- Эй, товарищ, - не выдержал Подчеревный, который в глубине души считал себя натурой несравненно более тонкой и изысканной, чем примитивный Слимаченко, - что же нам вот так и идти за вами?

- Вот так и идти, - сказал Обелиск.

- Разве сельский Совет не имеет никакого транспорта?

- Есть мотоцикл, так я не умею на нем ездить.

- Председатель мог бы вызвать для нас машину. Пойдите и скажите ему.

- А у нас неоткуда вызывать, - объяснил дядька Обелиск. - У нас все пешком. Только женщин на свеклу - на грузовиках. А так - пешком. А почему бы и нет?

- И вы предлагаете пешком и нам? - включился в разговор уже и Слимаченко.

- А что ж тут плохого? Не хотите? Тогда ликвидируем как класс.

- Кого ликвидируете? - настороженно спросил Слимаченко.

- Ну, вашу так называемую комиссию.

- Вы хотите сказать: и нас?

- И вас же, и вас! Но вы не беспокойтесь. Я пошутил. Не хотите ликвидироваться, так пойдем дальше. Что вам показать? Животноводство у нас богатое и передовое. Все отсталое мы ликвидировали как класс. Теперь у нас много всего есть. Может, посмотрите быков? У нас их три штуки. Все племенные. По тонне каждый. Злые, как черти. Протыкают рогом человека как класс. Не хотите быков - можно свиноферму. Миргородская порода. Есть свиньи черные с белыми латками, а есть белые с черными латками. Ученые не вылазят с фермы, все эти латки измеряют: на какой свинье каких больше. Козья ферма у нас не в этом комплексе, а за Шпилями, так что извините. Туда надо на грузовике или самосвалом. Мы вам в кузов сенца подбросим, оно и ничего...

Дядька Обелиск, наверное, тоже получил соответствующие указания у своего предыдущего председателя, потому что разговорился с непривычной для него оживленностью, вел комиссию так, чтобы ее могли увидеть как можно больше веселоярцев, вгонял непривычных к таким хождениям по солнцу в пот и изнеможение, задуривал голову и забивал те штуки, которые называются панталыками, на фермах же сопровождал Слимаченко и Подчеревного так хитро, что они оказались перед деревянным станком для случки коров и остановились перед ним, как бараны перед новыми воротами.

- Что это? - воскликнул Слимаченко.

- В самом деле, что это? - поинтересовался и Подчеревный.

Именно здесь догнал их наконец Гриша и присоединился к этой сельскохозяйственной экскурсии, роль ученого гида в которой должен был играть дядька Обелиск.

- Это, извините, станок для случки коров, - объяснил Обелиск.

- То есть вы хотите сказать: любовное ложе для колхозных коров, начало которого углубляется в праисторические времена ориньяка и мезолита? прокомментировал это объяснение Подчеревный.

- Да, углубляются, углубляются...

Слимаченко не стерпел такого кощунства:

- Наша современная корова не нуждается в этом пережитке! Она оплодотворяется искусственно...

- Да оно, может, и искусственно, - пожал плечами Обелиск, - мне разве что? Да только же у нас, извините, три племенных бугая, и без работы они стоять не могут. Злые, как черти. Протыкают человека рогом как класс. Один бык Демагог, другой Мифик...

- Не я ли говорил? - обрадовался Подчеревный. - Вот где углубление в пракорни мифа!

Остерегаясь, чтобы они не углубились так, что и не вытащишь, Гриша предложил критикам поехать к нему домой.

Слимаченко посадили в коляску. Подчеревный разместился позади Гриши, но и тут не унимался, объясняя неизвестно кому:

- И обратите внимание, как народ с высоты своей силы по-панибратски относится к духовным достояниям прошлых эпох. Уже вам и не миф, а только мифик.

- Да не очень он и прошлый, этот бык, - вдогонку им объяснил дядька Обелиск, - трехлетний или же годика на четыре, не больше...

Дома Гриша познакомил критиков с Дашунькой. Удивление, восторг, остолбенение.

Долго мыли руки, сели за стол, застеленный чистой накрахмаленной скатертью (Дашунька хотя домашним хозяйством и не увлекалась, но, когда нужно, могла утереть нос кому угодно!), Гриша поставил посреди стола граненую бутылку с перцем, зазвенел рюмками.

Кто бы отказался в ожидании жирного борща, карасей в сметане, куриной печенки на сале, вареников с вишнями и медом? Гриша плеснул себе на дно, гостям - полные рюмки, позвал и Дашуньку, провозгласил:

- За успех всех безнадежных дел!

Критики вмиг опустошили рюмки и уже смотрели на граненую бутылку снова, Дашунька воскликнула: "Ой, моя сковорода!" - и побежала на кухню. Критики налили уже сами. На кухне зашипело со страшной силой. Критики выпили без тоста и без задержки, хорошо зная, что закуска появится непременно, если не после второй, то после третьей. Подчеревный, заранее смакуя, как он обыграет в своих научных трудах проблемы мифотворчества с колхозным быком Мификом, принялся объяснять роль, значение и происхождение закуски.