Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - Епископ Григорий Лурье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, не было. Этим и объясняется, почему интеллигенция больше всего в древнерусской литературе полюбила то, что в ней было наиболее маргинальным. А уже самой интеллигентностью интеллигенции объясняется то, что и заниматься ей было интереснее всего именно тем, что она лучше понимала и любила. Интеллигенции плохо прививался дух обычного научного интеллектуализма, преобладающего в филологических штудиях по литературам Христианского Востока, когда, например, филологи издают тексты сложнейших богословских трактатов, едва представляя себе, хотя бы на какую тему там речь. Такая «чистая наука» и «филология для филологии» была бы для интеллигенции слишком «чистой».
В этом смысле огромный контраст представляло собой изучение в СССР литератур древнерусской и древнегрузинской. Древнегрузинская изучалась по лучшим мировым стандартам христианского востоковедения, заданным учениками Н. Я. Марра Корнелием Кекелидзе (1879–1962) и Акакием Шанидзе (1887–1987). Никто и не думал обижать вниманием Шоту Руставели, но основное внимание уделяли памятникам агиографии, гомилетики и литургики, в значительной своей части переводным.
Изучение древнерусской литературы строилось по совсем другим стандартам, выработанным на заре русской филологической науки. Диспропорциональность внимания, уделяемого памятникам разных жанров, доходила до гротеска, так как фигура русского Шоты Руставели, анонимного автора «Слова о полку Игореве», была и вовсе навязанной древнерусской литературе задним числом.
В изучении древнерусской литературы, если сравнивать ее с изучением «параллельных» восточнохристианских литератур, отчетливо обозначился провинциализм и застой.
И вот теперь эта традиция разрушается. Буланин вздыхает о том, что теперь не останется ничего вообще. А вот я думаю иначе.
Для серьезных успехов в изучении древнерусской литературы нужен серьезный прорыв. Для этого необходимо, согласно французской поговорке, reculer pour mieux sauter — «отбежать, чтобы дальше прыгнуть».
Поэтому, вздохнув вместе с Буланиным о том, что у нас не появляется сейчас критических изданий древнерусских памятников, я вспомню о том, что зато появляется какой-нибудь Андрей Виноградов с критическими изданиями византийских текстов на греческом или Андрей Слуцкий с изданиями и исследованиями сохранившихся в славянских рукописях (не только русских, а всех) памятников византийского богослужения. Или о том, что Олег Викторович Творогов и его бывшая аспирантка Ирина Грицевская создают потихоньку славянскую часть Clavis Patrum Graecorum (то есть инвентаризируют произведения греческой патристики, сохранившиеся на славянском языке).
Или о том, что молодежь теперь сплошь и рядом учит греческий язык, а часто посягает также и на какие-нибудь сирийский и коптский…
Сейчас важнее для российской науки освоить те пространства, откуда ее изгнала советская власть. Да, для изучения древнерусской литературы это обернется некоторым застоем. Но мы бы предпочли назвать его не застоем, а рабочей паузой. Нужно слегка подождать, чтобы сформировалась такая научная среда, в которой изучение древнерусской литературы займет свое законное место, — место одной из целого букета литератур Христианского Востока. Не меньше, но и не больше.
4. Научное книгоиздание в цифровую эпоху
Теперь было бы самое время поговорить о проблемах книгоиздания и книжного рынка, но тут мы, в отличие от Буланина, проявим осторожность и ограничимся только несколькими замечаниями.
Опыт издательства «Дмитрий Буланин» — это очень много и интересно, но автор плохо осознает, насколько этот опыт принадлежит прошлому и насколько мало он пригоден для прогнозирования будущего. Рассуждения Буланина на темы книжного рынка напоминают рассуждения о проблемах работы скрипториев в ту эпоху, когда книгопечатание уже изобретено, но рассуждающий еще не знает об этом.
В общих чертах ситуация выглядит так. В компьютере у современного российского молодого ученого (тут я буду говорить только о серьезных ученых, которые серьезно работают и с библиографией), а также на всяких «си-ди» и «ди-ви-ди» — библиотека в сотни, а то и тысячи томов, сопоставимая по объему с подсобным фондом отдела рукописей РНБ, но только гораздо более актуальная лично для него и гораздо более современная. Плюс очень много легкодоступной (бесплатной) информации в Интернете — особенно библиографической, но много и полнотекстовых версий. Плюс возможности пользоваться платными сетевыми библиотеками (российские ученые не очень способны сами за себя заплатить, но зато у них все хорошо со способностями найти того, кто это сделает за них). Плюс — это, пожалуй, особенно важно — исключительная легкость копирования больших объемов книг при помощи цифровой фотографии.
Теперь можно сказать с уверенностью: никакого отставания российской науки по причине плохого комплектования библиотек не будет. Если даже в советское время и в 90-е годы плохое комплектование кое-где компенсировалось хорошей работой международного межбиблиотечного абонемента, то сейчас легкость копирования на электронные носители позволяет полностью забыть наши опасения относительно библиотечных лакун. Наоборот: наша бедность деньгами и книгами уже привела к особому русскому стилю копирования на электронные носители — «бессмысленному и беспощадному». Впрочем, я тоже скажу пока, что кашу маслом не испортишь.
Ничего этого Буланин в пору своей интенсивной работы в науке увидеть не успел и теперь едва ли понимает масштабы хотя бы только уже свершившихся перемен. А перемены меж тем пока и не думают останавливаться, и каждый год приносит огромное расширение поля книжной информации, доступной на электронных носителях.
Очевидно, что назревают крупные пересмотры базовых параметров международного законодательства, связанного с интеллектуальной собственностью и копирайтами. Существующие методы защиты того и другого стали почти совершенно неадекватными, и не видно им никаких альтернатив, кроме одной: пересмотреть сами понятия законного и незаконного. Собственность на издательские права стремительно приближается по абсурдности к собственности на воздух.
Тут не только Буланин не может предвидеть последствий. Так, в середине 1990-х знаменитая серия Sources chretiennes стала издаваться на специальной бумаге, разрушающейся при ксерокопировании. Едва ли ксерокопированием успели разрушить хотя бы один экземпляр книг этой серии, как цифровая фотография заставила издателей оставить свои изыски и вернуться к обыкновенной бумаге.
Проблема донесения информации до читателей, о которой Буланин пишет и вздыхает очень много, теперь также решается очень просто, в один прием: выложить в Интернет. Для российской провинции именно это средство оптимально. Уже существуют большие сетевые библиотеки, созданные в российских столицах специально для российских регионов и для наших соотечественников
