Зверинец у крыльца - Станислав Старикович

Будем надеяться, что ранние бесснежные заморозки не погубили ежей, которые, покатавшись в опавшей листве, могли нанизать ее на иглы, чтобы постель была помягче. Не валяться же битых 127 дней на жестком! Кстати, ничего необыкновенного в ежином зимнем сне нет — сурок, например, спит 163 дня, суслик — 156. Представьте, что зверек с самым коротким именем (да простит меня уж, который тоже с самым коротким) благополучно спит. Дыхание ослабло, сердечко бьется еле-еле. Температура тела упала с 34 градусов до двух. Еж стал холоднокровным. Скрючившись, насекомоядный зверь коротает зиму. Таких зим у него может быть шесть — более пожилых ежей в природе не встречали. Особенно велика детская смертность — ежата-первогодки, оказавшись без родительской помощи, еще не умел как следует устроиться на зиму, часто замерзают. Опытные же, познавшие на своей колючей шкуре, почем фунт лиха, пребывают в холоднокровном беспамятстве, пока некий биохимический будильник не разбудит их точно в срок. Пусть по весне днем греет солнце и теплее десяти градусов. Еж и ухом не поведет — будет спать, пока не кончатся ночные заморозки.

Весной еж, спустивший жирок, похож на тряпку. Тело уплощено, колючая шкура болтается, как на вешалке. И если летом он шарил в поисках съестного в темноте, то сейчас чавкает почти круглосуточно.

Вот мы и вернулись к предмету, о котором вроде бы уже все сказано. И все же — нет, не все. В некоторых местах Италии невиданно расплодились змеи. Они заползают даже в города и с деревьев перебираются в квартиры. Пришлось открыть пункты по оказанию медицинской помощи укушенным. Причина змеиного нашествия проста — почти исчезли их враги: ежи и хищные птицы.

Теперь-то мы и подошли к главному, к биологическому равновесию. Перефразируя слова поэта, можно провозгласить: звери всякие важны, звери всякие нужны! Есть даже нечто вроде молитвы за здравие ежа, которую сочинил французский писатель Морис Женевуа: «Да не сварит его в котелке над костром какой-нибудь бродяга, да не оставит распластанного в крови на дороге, скрипнув шинами и сверкнув фарами, бешено мчащийся автомобиль».

Лось — благодетель и мот

«...Это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшемся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах». Чуть далее в «Войне и мире», откуда взята цитата, Толстой пишет, что, когда императорские ноги дрожали, Наполеон изрекал: «Дрожание моей левой икры есть великий признак». Сейчас трудно выяснить, успокаивали или усиливали дрожь тугие лосины. Но ведь нам важно не это, нам важен факт: в тщательно выделанной лосиной коже щеголяли не только драгуны или гусары, но и императоры.

Аxces alces

Лосины долго были в моде. Это и породило версию, будто сохатых извели на армейское обмундирование и на ляжки светских щеголей. Но первоисточники говорят, что звезда лосиного процветания пошла на закат раньше — еще в средние века. В России их кожи для армейских камзолов, коллетов, парадных и «вседневных» штанов начали заготавливать лишь в 1720 году. Военная коллегия, которой надо было снабдить такой амуницией 40 000 человек, вскоре подняла руки вверх: больше 2500 лосиных шкур в год заполучить не удавалось. И вот более трети драгун были экипированы в костюмчики из козлиной кожи, а пехотные полки — в сукна московской и заграничной фабрик. Выходит, что в те времена лось уже стал редкостью.

Петр I, повелевший одеть армию на европейский манер, запретил охоту на лосей в Петербургской губернии. Однако он распорядился «ловить их, ежели кто захочет, живых и, ловя, приводить их в городы к обер-комендантам и комендантам. А им тех лосей, принимая у них, кормить и в С.-Петербургскую канцелярию писать, понеже тем людям, кто их поймает, по отпискам их дано будет из его, государевой, казны за всякого лося по пяти рублев». На ловле лосей что-то никто не разбогател. А с 1740 года пришлось запретить всякую охоту на сохатого во всей Европейской России.

Тут самое место привести мнение Е. Тимофеевой, автора монографии «Лось» (экология, распространение, хозяйственное значение). Она свидетельствует, что традиционное представление, будто в прошлом всех зверей было много, отнюдь не всегда справедливо.

Итак, в старину лосей было мало. Зато к концу прошлого века, когда фабрики и заводы стали пожирать тысячи гектаров леса и на вырубках появилась изобильная лосиная пища — молодая древесная поросль, поголовье сохатых начало расти, как на дрожжах. Это не прошло незамеченным. Графы и бароны, «егеры» и лапотные крестьяне сделали все, чтобы как можно больше лосей испустило дух. Их снова стало очень мало, и в 1919 году снова был объявлен запрет на добычу лосей в Европейской части страны.

Вы заметили — уже несколько раз употреблялось словосочетание «Европейская часть страны». Но лоси живут и в Сибири. Нрав у тамошних сохатых крутой, суровый. Не зря сибирские охотники, отправляясь за добычей, говаривали: «На медведя идешь — постель стели, на сохатого идешь — гроб теши». Сибирский лось, прижавшись задом к дереву, передними копытами лихо расправляется с волчьей стаей. Да что там волк — острое переднее копыто может уложить и медведя. Впрочем, европейские лоси тоже не безобидны.

Сейчас на Земле живет около полутора миллионов лосей: более 700 тысяч в нашей стране, полмиллиона в Канаде, есть лоси в Норвегии, Швеции и Финляндии. Изредка они попадаются в США, в северной Монголии и северо-восточном Китае. А вот Западная Европа лишилась своих лосей в XVIII веке.

Недавно на побережье Ладожского озера нашли топор, сделанный из кости лося. Этому топору шесть тясяч лет. (Лосиные кости не желтеют от времени, и их можно обработать так же, как бивни слонов.) В Древнем Риме топоров и безделушек из лосей не делали — сохатых привозили для участия в торжественных шествиях и церемониях. В средние же века их уши и язык считались наипервейшим лакомством. Но лось годился не только на обед: думали, будто куртка из его кожи спасает от коварного удара кинжалом. Прочное черное копыто якобы тоже обладало таинственной силой — гарантировало от падучей болезни. Это лекарство в виде амулета носили на шее. А похожие на соху ветвистые рога шли на черенки для ножей. И наконец, последний штрих — шкурой с лосиных колен обивали лыжи.

Отдав дань истории, займемся физиологией.

У самого затрапезного лося есть некое сходство с экзотическими гигантами — с жирафами и слонами. Сходство вовсе не в том, что все они четырехногие и млекопитающие, а в любопытных частностях. Заметим, что конечности у сохатого длиннющие, почти жирафьи, хотя он сам размером всего-то с лошадь. Лосиные зубы как две капли воды похожи на зубы жирафа — и те, и другие вылеплены эволюцией по форме древесных почек. Лось, конечно, не слон, но чрезвычайно подвижная сильная верхняя губа, свисающая с рогатой морды, роднит их, ибо хобот — это не что иное, как неимоверно разросшаяся верхняя губа.