История России в лицах. Книга вторая - Светлана Бестужева-Лада

И, как итог, пространное выступление академика Вернадского:

«Среди всех работ Ломоносова в области геологии и минералогии резко выделяется его работа о слоях земных. Она является во всей литературе XVIII века – русской и иностранной – первым блестящим очерком геологической науки. Для нас она интересна не только потому, что связана с научной работой, самостоятельно шедшей во главе человеческой мысли, сделанной в нашей среде, но и потому, что она в значительной мере основана на изучении природы нашей страны; при этом она сделана раньше той огромной работы описания России, которая совершена была натуралистами, связанными с Академией Наук, в течение царствования императрицы Екатерины II…».

Небольшое отступление. Как-то исторически сложилось, что начало изготовления в России фарфора и создание соответствующей фабрики ставят в заслугу Михаилу Васильевичу Ломоносову. Да, в бумагах ученого сохранилось множество рецептов изготовления «порцелина», но первый фарфоровый завод по приказу императрицы Елизаветы был построен еще в 1744 году около Петербурга. И главная заслуга в изготовлении русского фарфора принадлежит выдающемуся русскому ученому, технологу и экспериментатору Дмитрию Ивановичу Виноградову, который одно время учился вместе с Ломоносовым. Но и только. Ломоносов занимался не фарфором – он со страстью отдавался мозаичному делу.

Его долгие хлопоты не сразу, но увенчались успехом. В 1753 году Ломоносову удалось получить крупный заказ от императрицы Елизаветы. Ему поручено было украсить восемью мозаичными картинами многосложный и роскошный памятник Петру Великому; монумент предполагалось поставить в Петропавловском соборе.

Одна из картин, изображавшая Полтавский бой, была закончена и сдана. Но дальнейшая ее судьба, увы, неизвестна. Исчезла и вторая, незаконченная из-за смерти Ломоносова мозаика, изображавшая взятие Азова. Да и предполагаемый памятник Петру так и не был возведен – времена изменились.

В январе 1762 года скончалась императрица Елизавета, и на престол взошел ее племянник – Петр Третий, бывший герцог Карл-Петр-Ульрих Голштейн-Готторпский, до 11 лет воспитывавшийся своим отцом, супругом старшей дочери Петра Великого Анны, как законный наследник шведского престола. Елизавета забрала сироту-племянника, перекрестила его в православие и объявила цесаревичем наследником. А через три года нашла ему невесту – принцессу из захудалого немецкого Ангальт-Цербстского княжества Софию Фредерику Августу, во святом крещении – Екатерину Алексеевну.

Император Петр правил 186 дней и даже не успел короноваться. Военный переворот, наподобие того, который возвел на престол его ныне покойную тетку, сделал императрицей его супругу – в будущем Екатерину Великую. Перемены в государстве Российском были столь велики и значительны, что о памятниках, мозаике и науках вообще временно забыли.

Ломоносов напомнил о себе традиционной Одой, в которой сравнивал новую императрицу с Елизаветой, выражал надежду, что Екатерина II «златой наукам век восставит и от презрения избавит возлюбленный Российский род» и приветствовал начинания Екатерины в пользу русского просвещения и воспитания. В данном случае он не ошибся: новая императрица впервые после смерти Петра Великого занялась государственными делами во имя и во благо России. Екатерина могла бы поддержать многие начинания Ломоносова и собиралась это сделать. Но судьба распорядилась иначе.

С 1763 года Михаил Васильевич стал прихварывать и все реже выходил из дома. В июне 1764 года императрица, узнав о болезни Ломоносова, без предварительного оповещения и без доклада отправилась к нему домой в сопровождении княгини Дашковой и некоторых придворных. Ломоносов, не ожидавший никаких гостей, сидел в своем кабинете.

Императрица сразу увидела, что силы великого человека иссякают, и постаралась ободрить его: обещала всяческое содействие, приглашала «запросто» приезжать во дворец и обращаться со всеми просьбами непосредственно к ней. Ломоносов отблагодарил государыню за ее визит восторженными стихами, но для всего остального было уже слишком поздно.

Даже полученное известие о том, что он избран почетным членом Стокгольмской и Болонской академий наук, не смогло возродить в ученом ни сил, ни интереса к жизни. В апреле 1765 года, на второй день Пасхи, около пяти часов пополудни, Ломоносова не стало.

Он встретил смерть со спокойствием истинного философа. За несколько дней до нее сказал одному из своих друзей:

– Я вижу, что должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть; жалею только о том, что не мог совершить всего того, что предпринял для пользы отечества, для приращения наук и для славы Академии, и теперь, при конце жизни моей, должен видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мною.

Похороны Ломоносова прошли с большою торжественностью, при огромном стечении народа, сенаторов и вельмож. Михаил Васильевич был погребен 8 апреля на кладбище Александро-Невского монастыря. Через год на могиле был поставлен памятник из каррарского мрамора с надписью на русском и латинском языках.

«Въ память славному мужу Михаилу Ломоносову родившемуся въ Колмогорахъ въ 1711 году бывшему статскому советнику Съ.-Петербургской Академiи наукъ профессору Стокголмской и Болонской члену разумом и науками превосходному знатнымъ украшениемъ отечеству послужившему красноречiя стихотворства и гистории россiйской учителю первому въ Россiи безъ руководства изобретателю преждевременною смертiю отъ музъ и отечества на дняхъ святые пасхи 1765 году похищенному».

Грустно и парадоксально, что для своих современников Ломоносов был прежде всего поэтом. Хотя следует признать, что в сфере русской поэзии он был чисто формальным реформатором: преобразователем литературного языка и стиха, который отчетливо осознавал, что литература не может идти вперед без формальной правильности в языке и стихе, без литературных форм. Но кто читал его академические статьи по этим вопросам? Лишь единицы образованных и заинтересованных в них россиян.

И тем не менее, новейшая орфография тех времен в наиболее существенных чертах создана именно Ломоносовым. Его «Русская Грамматика», его «Рассуждение о пользе книг церковных», «Письмо о правилах российского стихотворства», вместе с практическим осуществлением этих правил в собственном «стихотворстве» Ломоносова, раз и навсегда решили вопрос самого существования русской литературы. То есть сделали то, что в итальянской литературе произошло еще в XIV веке, во французской – в XV – XVI веках, в английской и немецкой – в XVI веке. Это следует помнить тем, кто упрекает Ломоносова в выспренности и холодности его собственной поэзии – для Михаила Васильевича рифмование как таковое имело крайне малое значение.

Впрочем, Ломоносов доказал, что русский язык позволяет писать стихи не только хореем и ямбом, но и анапестом, дактилем и сочетаниями этих размеров, что русский язык позволяет применять не только женские рифмы, но также и мужские и дактилические, позволяет чередовать их в самой различной последовательности. К своему письму о стихосложении он приложил «Оду на взятие Хотина», написанную еще в 1739 году. Впечатление от оды было подобно грому среди ясного неба – она поражала невиданной доселе гармонией, заставляла трепетать сердца, увлекала в выси…

В 1756 году Ломоносов отстаивал – увы, безуспешно! – права низшего русского сословия на образование в гимназии и университете. В 1759 году он составил устав для новых гимназий и Университета, причем опять всеми силами отстаивает права низших сословий на образование.

«Ученые люди, — доказывал Ломоносов, – нужны для Сибири, для горных дел, фабрик, сохранения народа, архитектуры, правосудия, исправления нравов, купечества, единства чистые веры, земледельства и предзнания погод, военного дела, хода севером и сообщения с ориентом».

Бывший рыбацкий сын, сам рыбак и мореход, знал, о чем так радел. Увы, как хорошо известно, нет пророка в своем отечестве. Считанные единицы сумели в какой-то степени повторить путь «архангельского мужика». Который, как писал Некрасов, «по своей и Божьей воле стал разумен и велик». Поэт, правда, не добавил, сколько высоких персон противилось этой самой воле…

И после смерти нашлись «доброжелатели». Поэт Александр Сумароков, довольно знаменитый в то время, изрек:

– Угомонился дурак и не будет более шуметь!

Наследник престола и будущий император Павел высказался еще категоричнее с «государственной», как ему казалось, точки зрения:

– Что о дураке жалеть, казну только разорял и ничего не сделал…

Не правда ли, в России мало что изменилось с тех времен? Об умерших великих людях по-прежнему можно услышать немало гадостей, хотя это – отнюдь не по-христиански. Но на это мало кто обращает внимание.