Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я — ассистентка Кио
Последним моим участием в аттракционе Кио стали гастроли в Германии.
Импресарио, как положено, предоставлял нам с Эмилем как супружеской чете номер «люкс».
Эмиль заходил после представления, переодевался, мыл руки и уходил на всю ночь к Любе «на сеновал».
По приезде в Москву я сразу же подала заявление в суд о разводе. В суде Эмиль повел себя непристойно. Он привез с собой из Курска провинциального, но довольно наглого адвокатишку, который, читая по бумажке, обливал меня грязью.
Я ничего не понимала: разве судят меня? Но в чем меня обвиняют и за что?! За дверью зала заседания суда ожидала своей очереди «тяжелая артиллерия», купленные свидетели, готовые своими ложными показаниями подтвердить все, в чем обвинял меня защитник Эмиля. Но я лишила, их такой возможности, так как вовремя поняла, что весь этот позорный спектакль был разыгран и срежиссирован Эмилем с одной целью: лишить меня материнства!
Но зачем разведенному мужчине больной ребенок?
А затем, чтобы при размене жилплощади, куда были вложены заработанные мною 20 тысяч рублей, отвоевать себе большую часть квартиры.
Я попросила у суда слово и сказала, что я отказываюсь от притязаний на квартиру, а также от всего совместно нажитого за 11 лет имущества: автомобиля «Волга», купленного за валюту на гастролях в Мексике, от бытовой и музыкальной техники, купленной также совместно в Японии, от посуды и хрусталя, купленных в Германии, от хорошей мебели — словом, от всего!
Главное мое требование к Э. Кио было, чтобы он, как и я, принимал самое активное участие в лечении и содержании больного сына.
У Эмиля и его адвоката был обескураживающий вид. Они никак не ожидали такого поворота дела.
Суд принял мою сторону.
В коридоре суда незнакомая мне пожилая «свидетельница» чуть не плача повисла на рукаве у Эмиля: «Я что, зря текст учила?»
…А Эмиль тем временем продолжал свои отношения с Любой, которая была почти вдвое моложе его! Люба забеременела, но Эмиль не хотел официально на ней жениться. Его заставили это сделать приехавшие из Грозного родители.
Рассказывали, что особенно шумела бабушка, одетая в плюшевый черный сюртук и кирзовые сапоги: «Одну жену бросил с больным ребенком, вторую хочешь бросить! Да ты за это из партии вылетишь. А если мы еще заявим, что ты ее, „малолетнюю, лишил невинности“ — тебе совсем несдобровать!»
Странно, но я совсем не чувствовала никакой обиды или чувства горечи за его низкое предательство. Только чувство брезгливости. Мне хотелось поскорее забыть все, что связывало меня раньше с этим человеком, поэтому я оставила ему все, чтобы только не видеть и не слышать больше о нем.
Я была прописана в квартире на Ленинском проспекте, но не могла там находиться. Я взяла два чемодана и уехала к маме. Мои друзья крутили пальцем у виска, мол, у меня «не все дома», но я считала тогда и считаю до сих пор, что поступила в то время правильно.
Я не могу понять только одного: как, когда я пропустила момент превращения Эмиля из скромного, порядочного, интеллигентного «чеховского персонажа» в циничного, развратного, меркантильного человека?! Почему он не оценил моей жертвенности и вместо элементарной человеческой благодарности за все хорошее, что я сделала для него, мстил мне?! Он перечеркнул все, к чему я стремилась с раннего детства, и сделал мое будущее моим прошлым!
После того как Люба родила дочь, Эмиль официально женился на ней. Теперь эта бездарная, безграмотная «недоучка» пыталась играть мою роль в аттракционе.
Однако завязать с прошлыми привычками Люба так и не смогла. Застав ее вскоре после рождения ребенка «на сеновале» с очередным джигитом, Эмиль подал на развод.
У меня в цирке осталось много друзей. Мне звонили (да и до сих пор звонят) и рассказывали о дальнейшей судьбе Эмиля.
Говорили, что он с Любой пристрастился к водке и что теперь крепко выпивает.
В главке Союзгосцирка, где обычно кучковались артисты, приехавшие из зарубежных гастролей, чтобы похвастаться своими «шмотками», на так называемой «ярмарке тщеславия», Эмиль появлялся небритый, в мятых брюках, в нечищенных ботинках, сильно похудевший и постоянно навеселе. От прошлого Эмиля осталось только имя, на него больно было смотреть.
Артистка цирка Ольховикова Виктория Леонидовна, «баба — не промах», быстро сообразила: «Какое добро пропадает! Ведь Кио все-таки! Если его отмыть, подкормить — чем не пара для моей доченьки Иоланты, которую оставил Игорь Кио!»
У Виктории Ольховиковой был номер с дрессированными бульдогами, которые, как бы играя в футбол, гонялись за воздушными шариками. Забавно!
Для начала она напросилась со своим номером в программу к уже безвольному Эмилю.
Этапом второй «обработки» Эмиля была кормежка его обедами и ужинами. Виктория Леонидовна, будучи отменной кулинаркой, с усердием «лепила» для своей дочери нового мужа. Ее дочь Иоланта, в быту Елка, звезд с неба не хватала. Закончила среднюю школу. Кто ее папа, в цирке никто не знал.
Мама купила ей готовый номер с большими попугаями, с которыми она и выступала в манеже: попугаи делали свою работу, а Иоланта при этом улыбалась и посылала публике воздушные поцелуи. Мама научила ее вилять бедрами. В цирке, где артисты работают и живут бок о бок в цирковой гостинице по нескольку месяцев, известно друг о друге все.
Говорили, что бабушка Иоланты имела еще до революции свой цирк в Кисловодске. Что украшения из бриллиантов от бабушки ее матери, а мать часть драгоценностей подарила своей дочери Иоланте, которая ходила в Союзгосцирке, обвешанная сверкающими драгоценными камнями, как елка. Может, поэтому она и получила второе имя «Елка», «Елочка», «Ела». Единственным достижением в ее жизни было замужество за родным братом Эмиля Игорем Кио, которого его родители заставили жениться на Иоланте Ольховиковой. В цирке было принято создавать брачные союзы из цирковых династий. Так Иоланта «поймала Бога за бороду». Выйдя замуж за Игоря, Иоланта поменяла фамилию Ольховикова на Кио.
Став женой Эмиля, ей не пришлось менять фамилию: Кио вышла замуж за Кио. В цирке был шок, никто не мог поверить, что такое возможно — выйти замуж за родного брата бывшего мужа! Кто-то из цирковых артистов очень точно назвал этот брак: «чемодан на чемодан», то есть брак не по любви, а по расчету.
А Эмиль отделывался циничной шуткой: «Теперь я буду получать с брата алименты на воспитание его дочери». Эмиль попал под пресс амбициозной и своевольной Иоланты. Теперь она стала самоуправцем в семье и решала все вопросы по своему усмотрению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});