Без очереди в рай - Вежина Диана

— А что, он опять кому-нибудь группу инвалидности оформил? — с живинкой в голосе предположил второй.

— Ну уж сразу группу инвалидности. Что мы — звери, что ли? Как раз наоборот; ты сперва послушай. Убойщики вчера отказника кололи — короче, бытовуха, чмур свою шалаву замочил. Все улики налицо, а он, блин, в несознанку: я не я, шалава не моя, адвоката, бляха, адвоката. Мужики его кололи, блин, кололи, кололи, блин, кололи, а дяде всё равно адвоката хочется. Сейчас тебе, у нас тут каждый день полный «обезьянник» адвокатов! А тут как раз Федякин подвернулся, знаешь же — он как кого колоть, так человек отзывчивый. Ладно, говорит, типа как сейчас организуем, будет гражданину адвокат — я, мол, сам ему за адвоката выступлю.

— Чего? Федяка — адвокатом?! Да он же до сих пор по складам читает!

— Так и я ему о том же говорю, а он мне отвечает: «Война фигня, блин, главное брехня. Главное слова с понтами говорить — лучше умные, но можно непонятные. Ты какие знаешь?» — «Ригор мортис, — говорю, — трупное окоченение по-умному». — «Нормально, — отвечает, — надо бы запомнить, чтобы перед бабой пофорсить. А этому-то я чего попроще впарю». Ну так вот, Федяка китель снял, цивильное напялил и в вещдоки сунулся. А там у нас портфель полгода как пылился — опера́ грабителя поймали, а потерпевшего так и не нашли. До сих пор от нас, паскуда, бегает, дело, падла, не дает закрыть. Ну, попадись, терпила… Ага, а Федякин тот портфельчик взял, какие-то очочки, блин, напялил — и вправду, слушай, блин, ну, чисто адвокат. Мне Федюню даже жалко стало — вроде, бляха, человеком был, а тут ну погань поганью, вылитый гундос из образованных. Надо ж было так себя уродовать!

— Так что он — расколол?

— А как же! Это-то само собой подразумевается. Правда, фраер нынче недоверчивый пошел, в адвоката, паразит, так и не поверил. Но Федяка всё равно ему про ригор мортис впарил. «Знаешь, бляха-муха, — говорит, — что такое трупное окоченение по-умному? Это мигом в морге, — говорит, — и там-то ты сегодня и пропишешься!» Заманал убогого латынью. Ну и аргумент, понятно, предъявил — пару раз по почкам отоварил, и в конце концов уговорил. Но это лирика, а так-то мы не звери!

Очаровательные мальчики. Таким бы я сама того гляди созналась. Знать бы только в чем.

Голосов в дежурке поприбавилось.

— Принимайте, мужики, постояльцы прибыли. Оба-два в комплекте. Задолбали, суслики, который раз берем. Да вы ж, поди, встречались…

— А то. Помнишь меня, рожа? Правильно молчишь, сразу вижу — помнишь. И второй урод… Опять бакланили?

— Ну. Культурно отдыхали. Вы уж их того, на ночку упакуйте, постоянной клиентуре сервис, блин, со скидкой полагается. Отель пять звездочек и небеса в алмазах.

В дежурке гоготнули.

— Да мы-то, бляха-муха, что. Только, видишь, с люксами проблема — в одном у нас гражданка, понимаешь, а, блин, второй того…

— Чего — того?

— Ну, этого, того… не того, не этого…

— Чего, блин, не того? Мужики, вы, елы-палы, что — вы даже «обезьянник» скоммуниздили?

— Не, наоборот, сменщики с утра замок на дверь навесили…

— Какой замок?

— Какой-какой — амбарный!

— Ну?

— Хуй в баранку гну! Замок навесили, а ключ отдать забыли… Я серьезно, бляха, говорю!

В дежурке снова гоготнули.

— Куда серьезнее… Ну так, значит, бабу потесните. Плевать, что не положено, на зоне тоже много не положено. Нехай писюха привыкает, здесь ей не санатория… Дерьма-то пирога: малость приглядите, если что — поможете…

В дежурке еще раз гоготнули.

— Да мы и сами справимся, гражданин начальник, — осмелел кто-то из задержанных.

Плюмс! — сдается мне, дубинкой.

— Не борзеть, сучара! Без яиц останетесь. Повторять не буду.

— Дык, мы ж чего, начальничек, мы даже ничего…

Плюмс! — кажется, резиновой.

— Еще бы ты чего… Пшли, козлы!

Хорошенькое дельце. Ко мне, похоже, гости. Надо же, а у меня не прибрано… Интересно, а как же весь кагал в мою каморку втиснется?

(Интересно, а больше ничего тебе не интересно? А то, конечно, интересно — например, с чего бы это я настолько адаптировалась: «у меня», «ко мне», «в мою» — и не в камеру, заметьте, а в каморку. Вот же ведь какая психо… логика, чтобы шизологией сие не обозвать. Каких только чудес в себе не накопаешь!)

Ладненько. Гости значит гости. Жить бум лучше, жить бум веселее.

Скрежетнул засов.

Бум. Очень лучше, очень веселее…

Металлическая дверь за «гостями» с лязганьем захлопнулась.

— Не борзеть, сучары!

Это у мента напутствие такое. Типа как последнее. А дальше, дамочка, сами выгребайтесь. Только не выгрёбывайтесь, блин…

В «обезьяннике» два моих сокамерника явно гостили не впервые. Организмы. Тертые такие организмы, прихватистые, с наглянкой и подлянкой. Лагерные организмы. Блатные — не скажу, скорее приблатненные. На рожи — годочков так под дцать: двадцать, тридцать, сорок (больше, я слыхала, не дают). Упыри такие. И волна от них — тяжелая волна, душная, гнилая, гадостная прет от них волна. Грязная волна. Угарная какая-то волна — и не только в смысле перегара…

Бр-р-р. Лучшее некуда. Ну просто обхохочешься.

— Абздаться!

Можно. Абздаться тоже можно.

Один из организмов шумно уселся на скамью, второй загромоздил проход, привалившись к стенке. Несколько секунд оба смотрели на меня. Скользко так смотрели, ой как нехорошо, как-то очень пакостно смотрели. Забившись в уголок, я не шевелилась и молчала, но внутренне вся подобралась. Вообще-то я умею ладить с самой разной публикой — профессия обязывает, по работе с кем только ни встречаешься. Что сливки общества, что пенки, что подонки (зачастую что одно и то же) — общий язык я нахожу со всеми. Кстати говоря, даже в том числе и с маргиналами. Но в этом случае… э-э… н-да. Точка. Но не в этом случае.

Кстати же, «абздаться», надо полагать, это от «абзаца». Остальное пришлось переводить. (И чего бы, Янка, у тебя уркаганы ямбом изъясняются?)

— Гля, Вован, абздаться!

— Тю. Никак пацан?

— Вован, пацанка!

— Тю. Говорю — пацан.

— Вован, бля буду, какой тебе пацан! Ты врубись — пацаночка в натуре! Уси-пуси, какуси раскакуси… Гля, как лялька зенки растопырила. Пацанка, точно.

— Тю-ю… Пацанка вроде. Молчит. Прикинь, Валек, а что она молчит? Может, кыска нас не уважает?

— Не уважает кыса, говоришь?

— Ну.

— Нехорошо, Вован, обидно получается.

— Ну.

— Ничего, Вован, еще зауважает. Мы ей это дело объясним, лялечка понятливая станет. А будет рыпаться, так мы ей подсобим. Секи — сами, бля, в натуре, бля, уважим. — И гоготнул: — Нормально, бля?

(Та-а-ак. Вот так-так. И не та-а-ак, а именно вот так. А если что не так, перетакнуть некому, разэдак и растак и еще раз так… А вы как полагаете?)

— Нормально, бля?

— Ну. Уважим, бля, в натуре… Не, слышь, Валек, чего она молчит-то? Немая, что ли?

— Немая, думаешь?

— Ну.

— И потому молчит?

— Ну.

— Фигня, Вован, она не возражает. Видишь, Вова, лялечка послушная, сама всё понимает. Нормалек, ты сам в расклад врубись: кто же соске на слово поверит? — И ухмыльнулся: — Скучала девочка…

— Скучала?

— Ну.

— А вдруг она пацан? Не, разобраться надо.

— Пацанка!

— А не пацан?

— Бросай, Вован. Какая, в жопу, разница! Впервые, что ли?

— В жопу?

— Ну.

— В жопу никакой… Не, интереса для, сомнительно мне что-то.

— А мы сейчас проверим. — И надвигаясь: — Ну-ка, тихо, лять…

Та-а-ак! А вот этого не надо, так и напугать до полусмерти можно. (Заметьте, я не уточнила, чьей.) Не, в натуре нормалек: тихо, Маша, я Дубровский. Помните, Пушкина в школе мимо проходили? Ну да в школе-то мы многое мимо проходили — да только мы не в школе. Да и я — нет, вы-то как хотите, но вот лично я точно, блин, не пушкинская Маша. Тише, блин? Нашли сценарий, блин. Фигура без речей, блин. Дудки, блин!! А даже и не дудки — я сейчас такой концерт организую, что после всем ментам трубы Страшного суда тишиной покажутся. А еще погромче не желаете? Да я же тут такую кашу заварю — у меня всё отделение ей давиться будет! Дружно, блин! стройными рядами! по стойке смирно, блин!