Наука о судьбе. Почему ваше будущее более предсказуемое, чем вы думаете - Ханна Кричлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие нейромедиаторы направлены на поддержание отношений в паре, когда период пылкой страсти проходит. Например, гипоталамус головного мозга вырабатывает окситоцин в ответ на нежные прикосновения партнера, сигнал о которых передается электрическими импульсами через нервные окончания кожи. Окситоцин активно участвует в создании связей между людьми и особенно важен для формирования связи между матерью и новорожденным. Это мощное вещество, по действию напоминающее алкоголь: оно активирует ингибиторные нейроны префронтальной коры (области, участвующей в принятии решений) и в лимбической системе (которая управляет мотивацией, эмоциями, обучением и памятью). Активируя эти тормозящие нервные клетки, окситоцин снижает стресс и тревогу и смягчает восприятие социальных ограничений, тем самым усиливая ощущения благополучия, безмятежности и доверия, что повышает шансы на достижение оргазма. Более того, окситоцин в форме назального спрея успешно применяют в семейной терапии для формирования чувства близости.
Инстинкт размножения – мощный фактор, но столь же сильным является и стремление людей к новизне. Значит ли это, что мы запрограммированы на неверность?
Однако окситоцин – это не только радость и счастье. Несмотря на то, что его называют гормоном объятий, он способствует не только усилению связи в паре, но также вызывает чувство территориализации и агрессии к посторонним. В самом мягком виде это проявляется в знакомом для многих желании после полового акта укрыться с партнером от всего мира и игнорировать всех вокруг. Окситоцин отчасти влияет и на стремление не заботиться ни о ком и ни о чем, кроме возлюбленного. Куда неприятнее, что он также связан с возникновением социальных конфликтов. Этот гормон побуждает людей любыми средствами поддерживать свою группу за счет посторонних лиц.
Если романтическая любовь и долгая жизнь с одним партнером частично обусловлена выбросом химических веществ, то насколько осознанно человек стремится сохранить успешные отношения? Уменьшается ли наше чувство трепета, которое мы испытываем при виде тех удивительных пар, что прожили вместе полвека и до сих пор восхищаются друг другом, если мы знаем, что на определенном уровне их счастье обусловлено взаимной выработкой дофамина?
Я восхищаюсь тем, насколько искусно устроен человеческий мозг, что он способен на подобные вещи. Думаю, что само это знание намного полезнее, чем разгадка тайны длительных отношений. Понимая, что нейрохимические вещества играют важную роль в сохранении долгосрочной любви, мы можем лучше заботиться о собственных отношениях. Увеличить выработку этих веществ возможно через регулярные взаимодействия, приятные для обоих партнеров. Это может быть не только секс, но и массаж, объятия, легкие прикосновения в течение дня и самые простые проявления доброты. Как это ни странно, исследования показали, что для укрепления отношений достаточно даже самого обычного вопроса о прошедшем дне, внимательно выслушанного ответа и участливых комментариев.
Мы достаточно подробно обсудили механизмы стремления к передаче своих генов и получению удовольствия, присущие гетеросексуальной любви. Но что насчет сексуального поведения, которое нельзя так легко связать с «генетическим голодом», играющим ключевую роль при выборе партнера? Может ли нейробиология как-то объяснить гомосексуальную ориентацию?
Сам этот вопрос показывает, что исследование поведения, особенно сексуального, может служить идеологическим целям. Некоторые радикальные консерваторы пытаются использовать науку, чтобы обосновать тезис о том, что любая форма сексуальности вне гетеросексуальной «нормы» является «девиантной». Эта мысль не только оскорбительна, но и ничем не подтверждена. Биологи давно привыкли к невообразимому разнообразию форм поведения каждого отдельно взятого вида. Излишне и упоминать, что любое поведение вписывается в рамки широкого диапазона, и прежде всего это касается поведения сексуального. На мой взгляд, это настолько очевидно, что говорить об этом невежливо, но когда речь идет о человеческой сексуальности, а точнее обо всем, что связано с нашим мозгом, никакой нормы не существует.
Теперь, когда мы это прояснили, давайте обратимся к надежному источнику информации о нейробиологии сексуальности. Я отправилась в новый корпус лаборатории молекулярной биологии Центра медицинских исследований, известного в научных кругах как Фабрика нобелевских лауреатов, к доктору Грегори Джефферису. Он исследует различия в сексуальном поведении самцов и самок дрозофил. Я знаю, что может показаться безумным предположение о том, что через сексуальность плодовых мух можно узнать что-то о поведении человека. Однако исследования на модельных организмах, включая дрозофил и мышей, приводят к величайшим открытиям в этой области, в том числе в вопросах питания. Простая экстраполяция здесь не поможет, но структуры и функции мозга разных видов достаточно схожи, чтобы задавать интересующие вопросы и пытаться на них ответить.
Грег разработал детальную карту нейронных контуров, которые активируются у дрозофил в процессе ухаживания. Он выделил последовательность трех нейронов, которая определяет феромоны самцов и увеличивает готовность самок к спариванию, а также вызывает агрессию у других особей мужского пола. Выпуская на дрозофил струю воздуха с феромонами и наблюдая, какие нейроны при этом активируются, он определил, что последняя из трех клеток играет роль переключателя в мозге. При этом «переключение» контролируется одним геном, экспрессия которого характерна только для самцов. Другие исследователи обращались к генной инженерии, чтобы добиться экспрессии этого гена у самок. После этой манипуляции они переставали отвечать на ухаживания самцов и пытались спариться с другими самками. Таким образом, сексуальная ориентация дрозофил зависит от изменения одного гена. Ученые из лаборатории Кэтрин Дюлак, профессора кафедры молекулярной и клеточной биологии Гарвардского университета, смогли создать аналогичные «переключатели ориентации», манипулируя системой определения феромонов у мышей.
«Я вижу явные параллели между работой феромонов мышей и дрозофил и полагаю, что исследования мозга других животных также обнаружат подобные виды диморфизма нейронных контуров, – говорит Грег. – Но человеческая сексуальность намного сложнее, чем у остальных млекопитающих. Для нее характерна многоуровневая нервная регуляция, формирующаяся