Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли (СИ) - Сергеева Александра Александровна

— Вот сейчас не поняла, — присела рядом спасительница, протягивая плохо отжатый платок. — Ещё скажи, что мне приглючилось.

— Знаешь, — поняла Юлька, что без объяснений не отвертеться. — С ней что-то случилось. Была нормальной. А потом… как будто какой-то приступ начался. Лицо стало, как маска, — с трудом выцарапывала она из пустой башки подходящие слова, отирая лицо девочки. — Глаза, как неживые. Ну, и… Дальше ты видела.

— Ни хрена себе приступ, — обалдела блондинка. — Сколько с таким приступом людей можно прикончить? Может, охрану позовём?

Тут девчонка вздрогнула, всхлипнула и открыла нечеловечески мутные глазёнки.

— Мама! — пискнула еле слышным шёпотом.

Закрыла глаза, вновь открыла, явив уже более осмысленный взгляд. Беспомощный и неописуемо напуганный.

— Что со мной? — пролепетала бедняжка, шаря взглядом вокруг.

— А что ты помнишь? — придирчиво уточнила блондинка, сверля её обескураженное лицо недоверчивым взглядом.

— Я… пошла в туалет, — наморщила девчонка лоб, пытаясь сосредоточиться. — Вошла… Там были вы! — обрадовалась она, устремив на Юльку взгляд человека, испытавшего неимоверное облегчение. — А потом… не помню.

— Ты упала в обморок, — одарив спасительницу многозначительным взглядом, соврала Юлька.

— Ты её знаешь? — ткнув в жертву пальцем, потребовала ясности блондинка.

— Нет, — удивилась странному вопросу девчонка и заелозила спиной: — Холодно. Можно, я встану?

Просьба была настолько детской, что блондинка помягчела. Помогла Юльке поднять жертву своего собственного нападения. Убедилась, что та крепко стоит на ногах. Проводила к кабинке. После чего Юлька оттёрла её к умывальникам и прошептала:

— Заявлять нельзя. Её нападение не видел никто, кроме тебя и меня. Она явно несовершеннолетняя. А ты…

— Да, поняла я, — поморщилась спасительница и моментально приняла правильное решение: — Меня здесь не было. Пока, подруга, — махнула она рукой, направляясь на выход и бухтя: — Сходила пописать. Какое-то Чикаго, а не бутик.

— И ни то, и ни другое, — в свою очередь проворчала Юлька, разглядывая себя в зеркале, и согласилась с ретировавшейся спасительницей: — Сходила пописать.

Пропавшая, было, ящерка, нарисовалась прямо перед носом. Закрутилась, словно гоняясь за собственными хвостами. Юлька, чуток отпрянула и вздохнула:

— Ты мне осточертела. Сгинь, нечистый. Ну, что ты прицепилась? Больше не к кому?

Ящерка замерла, уставившись куда-то за спину жертвы — Юлька невольно обернулась: никого. Сплюнула и продолжила рассматривать царапины на шее, которые даже прикрыть нечем:

— Придётся купить какой-нибудь платок.

— Ой! — пискнула за спиной выбравшаяся из кабинки девчонка. — Что это у вас?

— Кошка поцарапала, — не моргнув глазом, солгала принципиальная противница вранья.

— Шею? — удивилась девчонка, добрела до зеркала и выпучилась на своё отражение: — Что со мной?

— Бледненькая, — покосившись на неё, спокойно констатировала опытная женщина. — У тебя случайно не цикл?

— Нет, — озадаченно протянула девчонка, оценивая своё помятое отражение. — А что?

— При кровопотерях такое бывает: и бледность, и обмороки, — наставительно заметила Юлька. — Кстати, ты тут одна?

— Одна. А что? — с подозрением осведомилась девчонка.

— Мы с мужем можем подбросить тебя до дома. Ты как себя чувствуешь?

— Я сама, — твёрдо заявила нечаянная убийца, так и не заметив крови под своими ногтями.

И решительно двинула на выход:

— Спасибо вам.

— Пожалуйста, — даже не обернувшись, пробормотала Юлька, пытаясь натянуть низкий ворот свитера на шею.

Тот натягивался, однако тут же сползал, выставляя напоказ следы покушения. Вот же не было печали — в конце концов, оставила Юлька бесплодные попытки «прикрыть срам». Заодно вспомнила, что Кирилл её уже потерял. Несмотря на жару в торговом комплексе пришлось застегнуть парку под самый подбородок. И двинуть навстречу новым расспросам. С очередными попытками честно на них ответить.

Кирилл встретил её под дверью туалета. Приобнял одной рукой — в другой был фирменный раздутый пакет — и с нарочитой насмешкой поделился наблюдениями:

— Чем бы ты там не занималась, выглядишь хуже, чем была. Я думал, что женские туалеты только в голливудских боевиках рассадники проблем. Не поделишься?

Юлька прекрасно поняла, что его заинтересованность неспроста, но включила дурочку:

— Тебе в деталях? Или обойдёшься простой констатацией?

— Лучше в деталях, — не дал он сбить себя с темы издёвкой.

— А что? — воспользовалась она дежурным вопросом своей убийцы.

— Ну, — деланно задумчиво протянул Кирилл. — Сначала мимо протопала сумрачная блондинка. Что-то ворча о психах и гуманных дурах. Затем пролетела напуганная девчонка с вытаращенными глазами. Теперь выплыла ты в наглухо застёгнутой парке, — потянул он пальцами молнию.

Обнажил шею, посерьёзнел, заметив боевые раны. Вопросительно уставился в глаза любимой женщины, криминогенная обстановка вокруг которой накалялась с каждым новым контактом.

— Там снова объявилась та ящерка, — решила Юлька ещё разок достучаться до его катастрофически прагматичного мозга. — После чего девчонка с вытаращенными глазами пыталась меня задушить. А блондинка шарахнула её сумкой по голове. Спасла мне жизнь, — со вздохом закончила она отчёт, внимательно следя за выражением его лица.

Там не дёрнулся ни единый мускул. Да и выражение глаз почти не изменилось: так, промелькнуло нечто трудно опознаваемое.

— Это вписывается в твою статистику типических случайностей? — вдруг разозлилась Юлька, не выдав чувства ни голосом, ни мимикой.

— Ты уверена, что это девочка? — невозмутимо уточнил Кирилл, вернув язычок молнии на место у характерно поджатого женского подбородка.

— Видела её в зеркале, как на экране. Царапины подлинные. Никакого собственноручного членовредительства в целях мистификации.

— Не барагозь, — прижал её к себе Кирилл, уткнувшись губами в висок. — Ты пояснила, я услышал. И должен подумать.

Юльке вдруг стало абсолютно безразлично, что он там надумает. Как отрезало. Отрезало и напугало. Ещё вчера этот мужчина застил весь мир — не считая сына, который вообще вне конкуренции. А сегодня вдруг отдалился, сам того не желая. Неужели всё было самообманом сердца, жадно польстившегося на горячую страсть?

Страстей Юлька никогда не испытывала: к людям ли, к барахлу, к идеям — без разницы. Всё-то в её жизни проистекало ровно да гладко. Даже с Даянчиком они редко поругивались: как-то вяло, без задоринки и визгливых препирательств. Каждый высказался, отвернулся и пошёл себе заниматься своим делом.

Час, другой, и пути-дорожки обоих неизменно перекрещивались. Чаще всего на кухне, где они садились пить чай, категорически отметая шанс повыяснять отношения. Что прошло — то прошло. И быльём поросло.

Кирилл же взвихрил в ней сонмище чувств — будто пальнул из гаубицы по унылой макушке Лысой горы. И чувства, как старые ведьмы на мётлах, порскнули в воздух. Закружились над своим местом коллективного гнездования переполошёнными встопорщенными воронами. Раскаркались, разогнали водянистую кровь по жилам, а время до невероятной скорости.

Оно понеслось вскачь, не позволяя остановиться хоть на миг. Оглядеться, опомниться. Вертело её в чувственных вихрях радужных ожиданий, что сбывались тут же, обгоняя друг дружку. И тут на тебе: явилась эта хвостатая белая пакость.

Встряла в праздничное колесо несокрушимым корявым дрыном. И колесо треснуло — посыпались сверкающие спицы, как осколки разбитого вдребезги зеркала. Осколки иллюзий и умопомрачительных ожиданий.

— Ты закончила с покупками? — без малейшего намёка на прежний разговор осведомился Кирилл, заботливо заглядывая в лицо любимой женщины.

— Закончила, — бестрепетно отбросила Юлька ободравшую душу острую обиду.

Та вдруг непоправимо обесценилась. Будто она воткнулась с разбега не в стену непонимания, а в дверь спальни. Бывает — о чём тут говорить? На дверь не злятся дольше секунды-другой, ибо глупо. А непонимание любимого… Бороться с ним желание отшибло враз и начисто. Ибо это внезапно потеряло облик чего-то страшно необходимого.