Нортэнгерское аббатство - Джейн Остен

После первого танца капитан Тилни вновь приблизился к ним и, к немалому неудовольствию Кэтрин, оттащил брата прочь. Перешептываясь, они удалились; тонкое чутье юной девы не забило тревогу немедля и не дало ей понять непреложно, что капитан Тилни, по всему вероятию, получил некие сведенья, кои ее порочат, и поторопился изложить их брату, надеясь разлучить его с Кэтрин навек; однако же дева невольно охвачена была сильной тревогою, наблюдая, как партнер ее удаляется из виду. Неизвестность продлилась добрых пять минут; и Кэтрин уже размышляла, сколь беспримерно длинна сия четверть часа, когда братья возвратились и дева услышала объясненье: Генри осведомился, как она думает – станет ли юная г-жа Торп возражать против танцев, ибо его брат счастлив будет оказаться ей представлен. Кэтрин, нимало не колеблясь, ответствовала, что юная г-жа Торп вовсе не намерена танцовать – она, Кэтрин, в сем совершенно уверена. Жестокий ответ был передан капитану, и тот немедля удалился.

– Я уверена, ваш брат не расстроится, – сказала она, – ибо я слышала ранее, как он говорил, будто ненавидит танцы; но подумать о сем – весьма добрый поступок. Вероятно, он видел, что Изабелла сидит, и решил, что ей пригодился бы партнер; но он сильно ошибается, ибо она ни за что на свете не станет танцовать.

Генри улыбнулся:

– Сколь мало хлопот доставляет вам пониманье мотивов чужого поступка.

– Почему? О чем вы?

– Вы думаете не «как возможно повлиять на такого-то», не «какие побужденья вероятнее всего подействуют на его чувства, если принять во вниманье возраст его, положенье и возможные привычки» – но «как повлияли бы на меня», «какие побужденья заставили бы меня поступать так-то и так-то».

– Я вас не понимаю.

– В таком случае наши с вами положенья решительно неравны, ибо я понимаю вас совершенно.

– Меня? Ну да – я недостаточно хорошо говорю, а посему невразумительность мне не дается.

– Браво! Блистательная сатира на современный язык.

– Но объяснитесь, прошу вас.

– Стоит ли? Взаправду ли вам сие желанно? Но вы не сознаете последствий; сие наделит вас жесточайшим смущеньем и определенно приведет к несогласью меж нами.

– Нет-нет, ничего подобного не будет; я не боюсь.

– Ну, я лишь хотел сказать, что вы приписали желанье моего брата потанцовать с юной госпожою Торп одной лишь его доброте и тем самым убедили меня, что ваша собственная доброта превосходит таковую любого обитателя мира сего.

Кэтрин покраснела, возмутилась, и предсказанья джентльмена сим были подтверждены. Впрочем, в словах его крылось нечто такое, что сторицей воздало ей за боль смятения; и сие нечто столь полно занимало Кэтрин, что на время она совершенно погрузилась в себя, забыв говорить или слушать и почти забыв, где она; длилось это, пока, пробужденная голосом Изабеллы, Кэтрин не подняла взгляд и не узрела, что подруга ее и капитан Тилни сейчас в танце подадут руки ей и ее партнеру.

Изабелла пожала плечами и улыбнулась – в настоящую минуту она могла предоставить лишь такое объясненье сей необычайной перемене; но поскольку оно не объяснило Кэтрин совершенно ничего, последняя весьма прямо высказала свое изумленье Генри:

– Уму непостижимо, как подобное могло случиться! Изабелла так серьезно намеревалась не танцовать.

– А прежде Изабелла не переменяла мненья?

– О! Но поскольку… и к тому же ваш брат! После того, что вы передали ему от меня, как могло ему прийти в голову ее приглашать!

– Тут уж увольте меня от удивленья. Вы велели мне удивиться касательно вашей подруги, и посему я удивлен; что же до моего брата, его поведенье, должен признать, вполне согласно тому, на что я полагаю его способным. Красота вашей подруги обернулась явной приманкою; быть может, твердость ее постигали только вы одна.

– Вы смеетесь; но уверяю вас, вообще-то Изабелла очень тверда.

– Сие надлежит говорить про всякого. Если вечно являешь твердость, нередко оборачиваешься упрямцем. Вот испытанье мудрости – решить, когда оную твердость ослабить; и безотносительно к моему брату, я убежден, юная госпожа Торп ныне приняла вовсе не дурное решенье.

Подруги не могли побеседовать хоть сколько-нибудь конфиденциально, пока не завершились танцы; тогда же, под руку с Кэтрин прогуливаясь по зале, Изабелла изъяснилась нижеследующим манером:

– Твоему изумленью не приходится дивиться; я устала до смерти. Какой ужасный болтун! Довольно занимателен, если б мысли мои не витали в дальних далях; но я бы что угодно отдала, только бы посидеть спокойно.

– Так почему не сидела?

– Ах, дорогая моя! Это бы выглядело столь нарочито; а ты знаешь, до чего я не переношу подобного. Я ему отказывала, сколько могла, но он не желал и слышать отказа. Ты не представляешь, как он на меня давил. Я умоляла оставить меня, найти другую партнершу – нет же, ни за что; он домогался моей руки и теперь не мог вынести и мысли ни о ком другом в зале; и он не просто желал потанцовать, он желал быть со мною. Ах, какая чепуха! Я сказала ему, что, дабы меня убедить, он прибегнул к весьма недейственной методе, поскольку более всего на свете я ненавижу красивые слова и комплименты; ну и – ну и я поняла, что не будет мне покоя, если я с ним не станцую. Кроме того, я думала, что госпожа Хьюз, коя представила его, обидится, если я не соглашусь; и я уверена, что твой драгоценный брат страдал бы, зная, что я целый вечер просидела в углу. Я так рада, что сие закончилось! Нервы мои немало истерзаны его суесловьем; да к тому ж он такой щеголь – я видела, как все в зале смотрели на нас.

– Он и впрямь очень красив.

– Красив! Да, пожалуй. Надо полагать, большинство им восхищается, но он совсем не в моем вкусе. Ненавижу цветущий вид и темные глаза у мужчин. Впрочем, он ничего. Потрясающе заносчив, уж это точно. Я его несколько раз осадила – ну, как я умею.

Когда юные девы встретились вновь, у них нашлась тема для беседы куда интереснее. Прибыло второе письмо от Джеймса Морлэнда; разъяснились добрые намеренья его отца. Приход, коего г-н Морлэнд был священником и покровителем, ценностью фунтов четыреста в год, будет передан Джеймсу, едва тот достигнет приемлемого возраста; ни мелочных удержаний из семейного дохода, ни скаредного препорученья опеки над одним из десяти детей. Более того, в будущем Джеймсу обещано было наследованье владений по меньшей мере равной стоимости.

Джеймс писал о сем с подобающей признательностью; и необходимость ждать года два или три, прежде чем они смогут пожениться, хоть и неприятная, не превысила его ожиданий и снесена была без недовольства. Кэтрин, чьи ожиданья были смутны, как ее представленье об отцовском доходе, и чье сужденье целиком полагалось на таковое брата, тоже вполне сим удовлетворилась и от всего сердца поздравила Изабеллу с тем, как славно все устроилось.

– В самом деле весьма очаровательно, – отвечала Изабелла, мрачнее тучи.

– Господин Морлэнд повел себя ужас как превосходно, – заметила кроткая г-жа Торп, тревожно косясь на чадо. – Жаль, что я не в силах одарить тебя хотя бы так. От него, знаешь ли, не подобает ожидать большего. Если он сочтет, что со временем сможет сделать больше, я думаю, он так и поступит – я уверена, он человек прекрасный и добросердечный. Четыреста – и впрямь малый доход для начала, однако желанья твои столь умеренны, драгоценнейшая моя Изабелла, – ты и не представляешь, сколь невелики твои нужды, моя дорогая.

– Не ради себя я желаю большего; невыносимо думать, что я причиню боль драгоценному Морлэнду, понуждая его пробавляться доходом, коего едва ли достанет на необходимое. Мне же самой безразлично; я никогда не думаю о себе.

– Я знаю, драгоценная моя; и наградою тебе неизменно будет всеобщая любовь. Не бывало на свете молодой дамы, кою любили бы все знакомцы, как любят тебя; и я полагаю, мое драгоценное дитя, когда господин Морлэнд тебя увидит… но не станем подобными беседами огорчать дорогую нашу Кэтрин. Господин Морлэнд, знаешь ли, поступил весьма превосходно. Я слыхала, он блестящий человек; и знаешь, моя драгоценная, не подобает думать, будто, располагай ты пристойным состояньем, он дал бы вам больше; я уверена, он человек крайне щедрый.

– Уверяю вас, невозможно ценить господина Морлэнда выше, нежели я. Однако у всех, знаете ли, имеются недостатки, и всякий имеет право распоряжаться своими деньгами, как сочтет нужным.

Сии намеки обидели Кэтрин.

– Я совершенно уверена, – сказала она, – мой отец обещал сделать все, что может себе позволить.

Изабелла опамятовалась:

– В сем, моя бесценная Кэтрин, не может быть сомнений; ты знаешь меня вполне и посему не усомнись, что я удовольствовалась бы гораздо меньшим. Не скудость средств ныне угнетает меня; я ненавижу деньги; и если б союзу нашему суждено было воздвигнуться на каких-то пятидесяти фунтах в год, все желанья мои исполнились бы. Ах, моя Кэтрин, ты меня раскусила. Одно лишь мучит меня. Долгие-долгие, бесконечные два с половиною года, коим надлежит миновать, прежде чем брат твой получит приход.