Конан и река забвения - Ник Харрис

И подумал я — много, наверное, там, внизу уже лежит скелетов! А как только подумал — шепот услышал. Теперь снизу. Будто шуршание сухих костей поднимался ко мне шепот… Горы, горы скелетов лежали под лестницей. Скоро и мой к ним присоединиться…

И тут придумал я, как страх побороть. Известно ведь, что пройти, скажем, по бревну, лежащему на земле — очень даже просто. А вот — по тому же бревну, перекинутому через пропасть!.. Там уже сложнее будет!.. Значит, вся суть в том, что видишь под собой бездну. А если не видеть ее — так и не страшно! И представил я, что лестница эта на земле лежит. И пошел! Даже качаться перестал. Иногда представлял, что вокруг меня — стены каменные. Что лестница в стене вырублена. Так и спустился. Но такое напряжение даром не проходит. Спустился — и упал без чувств…

Очнулся от шепота. Догнали они меня — те, кто погиб в пещерах… Навалились, угрожают, кричат…

А громче всех слышался некий голос, призывающий к себе. И знал я, что надо идти в центр пещеры этой, огромной. Что там он меня ждет… А кто он — неясно.

Побрел, согнувшись… Еле ноги переставляю, сапоги по камням шаркают. Еще подумал — мол, всю подошву стешу… Но сил поднимать ноги не было!

Притащился. Глянул и обомлел. Даже сердце, казалось, биться перестало. А в глазах так потемнело, что виделось только то, что прямо передо мной… а по краям — чернота. И посреди черноты — как раз то, что меня к себе призывало… То, что вело, гнало меня по тоннелям… То самое зло, тот самый ужас из дальних пещер, о котором столько у нас толковали…

С трудом различал я сквозь темноту, затмившую глаза мои, какое-то шевеление… Что-то мерзко так копошилось, будто несколько пауков, слепившихся в один комок… Или, может, что-то вроде огромного спрута, поджавшего щупальца, но готового в любой момент их выпустить, схватить тебя, подтащить к себе, окутать мерзкой слизью и высосать кровь… Словом, не понял я — не разглядел, что это было. Как он выглядел, этот ужас…

Показалось только, что щупальца у него — из мертвых, убиенных им тел состоят… И еще много чего показалось… И — запах!.. Такой ужасный запах от него исходил!.. Желудок мой непрерывно сокращался, изо рта текло что-то горькое…

А в голове — теперь уже не шепот!.. Властный, визгливый крик! Подавляющий волю, полностью парализующий тело. О чем-то он меня пытал… Я, вроде, что-то рассказывал… мысленно… Узнал он, конечно, все, что хотел… Сопротивляться было невозможно. Долго он держал меня или нет, не знаю… Под конец только, страшно так рассмеялся, издевательски, как смеется, наверное, кошка, с мышью играющая… И предсказал мне судьбу. В один миг все будущее у меня перед глазами промелькнуло… Не верилось. Не хотелось верить!.. Но все, что он предсказывал — сбывается. Вот, с братьями моими… Вышло точно, как было предсказано…

Не знаю, почему он меня отпустил. Может, чтобы я страдал остаток жизни, видя, как сбываются его пророчества?..

Спишь, Дриан? Не спишь? Вот видишь — я же говорил, что страшно будет!

А, главное, до сих пор, как погляжу в темноту — вижу чудовище это… Воплощение ужаса. Скопище всего самого мерзкого, что только может быть под землей и на земле!

Хепат умолк и долго смотрел в темноту. Дриан подсел поближе к костру и, обхватив руками колени, сжался в комок.

Эскиламп — когда это он успел проснуться — задумчиво сказал:

— Возможно, ты встретил одного из слуг Аза-тота, обитающего за Вратами… Иногда кто-то из его отвратительных помощников пробирается в Мир… Но недолог его век на Земле — поставленные Старшими Владыками стражи Врат, неустанно ищут и уничтожают всю мерзость, сумевшую незаметно проникнуть к нам из-за Грани.

— Может и так, — пробормотал гном, — только вот он предсказал гибель моего племени… Все так и произошло…

— Вероятно, он посодействовал этому… Творить пакости — его призвание. Когда-то они царствовали на Земле, эти твари…

Эскиламп что-то прошептал, и костер вспыхнул, будто в него плеснули масла.

— Вот так-то получше, — проворчал Хепат, — а то темнота кругом… Подступает, будто… Кажется, что там… кто-то затаился.

— К-кто з-затаился, — прошептал Дриан, придвинувшись к костру так близко, будто собирался сжечь себя заживо.

— Да нет там никого, — сказал Конан, подсаживаясь к костру и зевая. — Вот напугали сами себя!..

Он уселся, скрестив ноги, выпрямив спину и положив руки на колени.

— Один старый монах научил меня этой позе. Сам он сидел в ней часами. Правда, ноги у него, вообще, выворачивались…

Эскиламп посмотрел на Конана, легко принял ту же позу и положил левую ступню на правое бедро, а правую — на левое. Затем скрестил руки за спиной и ухватился правой рукой за большой палей правой же ноги, а левой — соответственно за палец на левой ноге. Грудь у него распрямилась, лопатки сошлись. Закрыв глаза, он стал медленно и глубоко дышать.

— Вот-вот, — кивнул Конан, — иногда он и руки так заплетал… Вообще, в узел завязывался, застывал и грезил. Я пытался узнать, что же он видит… Но ничего не добился. Понял только, что виденья его — нечто непостижимое и прекрасное.

— Это невозможно передать словами, Конан, — медленно сказал Эскиламп, — и он не просто видел прекрасное… этот монах… Он жил в этом прекрасном… Согласись — это разные вещи. Или ты просто увидишь на столе кружку вина, или сам сядешь и выпьешь…

— Понятно, — проворчал Конан, — можно также сказать и о женщине: или просто увидишь ее, или…

— Некоторые гномы бросали в костер специальные травы и тоже что-то там видели… в чем-то участвовали… — встрял Хепат, зевая во весь рот.

Дриан обошел вокруг застывшего Эскилампа, пытаясь запомнить, куда нужно пристраивать ноги и руки. Долго что-то бормотал, показывая пальцами, потом покачал головой и сел рядом, пытаясь скопировать позу. Несмотря на детскую гибкость, он никак не мог управиться с ногами, а колени упорно не желали лежать на земле.

Эскиламп в очередной раз глубоко вздохнул и вдруг стал выплевывать воздух сильными, равномерными толчками.

— Это очень хорошо очищает легкие, — пояснил он, развязываясь и принимая обычную позу.

— Тот монах тоже любил плеваться! — расхохотался Конан.

— Эта система воспитания тела и духа, — терпеливо объяснил колдун, — подарок одного из богов… Посвященные передают ее от учителя к ученику и свято хранят тайну упражнений.

— Значит, твой учитель, Актион, тоже умел так завязываться?

— Он многое умел, Конан… Я же говорил — это был необыкновенный человек. Жаль, что склонился ко злу…

— И нашел смерть во чреве огромной змеи, — вставил Хепат.