Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди - Фёдор Раззаков

В этот же день в "Большой перемене" снимали эпизод, когда осужденный на 15 суток Ганжа (Александр Збруев) под присмотром милиционера (Лев Дуров) подметает танцевальную площадку. Причем делает это так усердно, что даже игнорирует перекур. А на удивленный возглас своего соглядатая отвечает: "Не мешайте приводить планету в порядок!"

11 мая в Москве в Доме литераторов состоялась гражданская панихида по Виктору Драгунскому. Поскольку он умер за два дня до праздника Победы, Союз писателей смог устроить прощание только пять дней спустя. Вспоминает А. Драгунская:

"Пришли родные, близкие, товарищи Виктора по издательствам, писатели, друзья: Юра Трифонов, Яша Аким, Яша Костюковский, Владик Бахнов, Леня Зорин, Борис Голубовский, Миша Львовский, Юрий Яковлев. Был и Андрюша Миронов, которого Виктор знал еще мальчиком, Олег Ефремов, Алексей Арбузов и еще много-много людей, всех не упомнить. Приехал и Юрий Нагибин с Аллой, но ему стало плохо, и Алла его увезла…

Затем кремация у Донского монастыря. Мне показалось, что в крематории было больше людей, чем на панихиде, хотя всегда бывает наоборот…"

В этот же день пародист Виктор Чистяков на короткое время заехал в родной Ленинград, где посетил свою коллегу по Театру Комиссаржевской Марию Ганицкую-Шмарук, которая вместе с мужем жила в его квартире. Они сидели на кухне, пили кофе и вели вполне обычные разговоры. В какой-то момент, желая блеснуть своими познаниями в хиромантии, Мария внезапно попросила Чистякова показать свою ладонь. Взглянув же на нее, обомлела: линия жизни обрывалась. Однако виду не подала, как бы в шутку спросила: "Витя, ты куда остальную половину жизни дел?" Но он воспринял все серьезно и буквально огорошил ее признанием: "Ты знаешь, что мне сказала цыганка в Болгарии? Я, как звезда, вспыхну и погасну!" Сказал он это вроде бы с юмором, однако глаза при этом у него были печальные. Жить ему оставалось всего несколько дней.

12 мая в "Большой перемене" начали снимать эпизоды, происходящие на территории Ярославского нефтеперегонного завода. В первый день и на следующий снимался один из самых смешных эпизодов фильма — "издевательство над человеком", в котором были заняты актеры Александр Збруев (Ганжа) и Савелий Крамаров (Тимохин). Это там Ганжа просит Тимохина подержать баллон, а тот отвечает: "Что я тебе, домкрат, чтобы за бесплатно держать?" — "А если не бесплатно?" — предлагает Ганжа. "Сколько?" — тут же интересуется Тимохин. "А сколько насчитаешь: каждая цифра — копейка". Вскоре посмотреть на это зрелище сбегается ползавода. А Ганжа, потрясая рублями в руке, зазывает все новых и новых зрителей: "Аттракцион неслыханной жадности: Пьер Тимохин считает копейки!" В итоге Тимохина забирает "скорая", а Ганжа оказывается в милиции.

13 мая в Москве на Большой арене стадиона в Лужниках состоялся второй матч 1/4 финала розыгрыша чемпионата Европы между сборными СССР и Югославии. В первой встрече команды разошлись мирной ничьей 0:0. Однако на этот раз матч получился на редкость результативным, причем все мячи провели советские футболисты. До 53-й минуты обе "рамки" оставались нетронутыми, пока наконец Колотое не открыл счет. Югославы бросились отыгрываться, но наши сумели выстоять, более того — поймали соперника на контратаке и удвоили результат: мяч на 74-й минуте забил Банишевский. А за минуту до финального свистка Козинкевич, сменивший на поле Еврюжихина, поставил победную точку в матче — 3:0. Советская сборная вышла в 1/2 финала.

14 мая советская литература понесла еще одну утрату — на 67-м году жизни в Киеве умер писатель Александр Корнейчук. Его звезда взошла еще в середине 30-х, после выхода пьес "Гибель эскадры" и "Платон Кречет". В 1952 году Корнейчук был избран в ЦК КПСС, а семь лет спустя возглавил Верховный Совет Украины. В марте 72-го у Корнейчука внезапно начались сильные боли, он стал резко худеть. Врачи констатировали рак, однако из лучших побуждений правды больному не сказали, сообщив, что у него радикулит. Но тот обо всем догадался. Однако, даже несмотря на столь страшный диагноз, Корнейчук руки не опустил: лежа в больнице, он вынашивал идею написать пьесу, равную знаменитому "Фронту", который был написан им в 1942 году. Но этим планам не суждено будет сбыться.

Вспоминает жена драматурга Марина Корнейчук:

"В ночь на субботу (12–13 мая) Александру Евдокимовичу стало плохо, он потерял сознание. Бригада реаниматоров сделала все возможное, и Александр Евдокимович открыл глаза, обвел взглядом всех нас и тихо сказал мне: "А знаешь, я побывал на том свете. Ой, как там плохо. Не надо туда спешить. Мы еще поборемся", — и улыбнулся. Как сквозь темные тучи пробился луч солнца — его очаровательная улыбка, юмор.

13 мая, в субботу, день был спокойный. Разговариваем, и вдруг Александр Евдокимович просит меня уговорить врачей, чтобы разрешили провезти по Крещатику, он так хочет увидеть Киев в каштановом цвету…

И вот наступила страшная ночь 14 мая 1972 года… Александр Евдокимович теряет сознание, бригада реаниматоров… Сижу у его постели, ожидаю, что опять он, как вчера, откроет глаза, я жду чуда…

Бледное, восковое лицо, и только пальцы правой руки как будто держат перо, а рука скользит по одеялу, как по строчкам на бумаге, — он пишет, пишет… Врачи расправляют пальцы, а рука опять быстро, быстро пишет…

И вот чудо! Он открыл глаза, смотрит на меня, и я вижу, что узнает меня, беру его голову в свои руки, мои слезы заливают его лицо, я без конца повторяю его имя — у него улыбка на устах, он набирает воздух, хочет что-то сказать и… Александра Евдокимовича не стало…"

В день, когда не стало Корнейчука, в той же Украине, в городе Луганске, в семье военного родилась девочка Таня Печенкина. Через десять лет она с семьей переедет в Москву, а еще спустя десять лет начнет карьеру певицы под псевдонимом Татьяна Снежина. Однако ее сценическая карьера прервется, едва начавшись: 21 августа 1995 года вместе со своим женихом Татьяна погибнет в автомобильной катастрофе. Два года спустя благодаря стараниям Аллы Пугачевой ее песня "Позови меня с собой" станет всероссийским хитом.

Однако вернемся в май 72-го.

В те дни Евгений Евтушенко возвратился из двухмесячной поездки по США. Поездка оказалась весьма плодотворной: поэт выступал в нескольких университетах, встречался с видными общественными и государственными деятелями Америки, в число которых входили сам президент США Ричард Никсон и его помощник по национальной безопасности Генри Киссинджер. Короче, на родину Евтушенко возвращался, переполненный впечатлениями и с большой охотой. Но родина, в лице бравых таможенников, встретила его совсем не ласково. В Шереметьево Евтушенко заставили распаковать его баулы, хотя до этого пропускали без всякой проверки. Просто на этот раз кто-то из заграничных спутников поэта "стукнул" на него в "органы", и теперь этот "стук" гулко отозвался на шереметьевской таможне.

Обыск Евтушенко продолжался четыре часа и сопровождался массой унизительных подробностей. Например, когда поэт отпросился в туалет, то с ним отправился таможенник и держал дверь кабинки открытой, опасаясь, что Евтушенко попытается спустить в унитаз что-то крамольное, не найденное в его вещах. А в баулах поэта было найдено ни много ни мало 124 (!) запрещенные к ввозу в страну книги. Среди них были тома произведений Троцкого, Бухарина, Бердяева, Шестова, Набокова, Алданова, Гумилева, Мандельштама, "Окаянные дни" Бунина, "Несвоевременные мысли" Горького, а также 72 номера лучшего журнала эмиграции "Современные записки", издававшегося когда-то в Париже, и книга анекдотов "Говорит Ереван". Кроме этого, были изъяты фотографии, на которых Евтушенко был запечатлен во время встреч в Америке с разными людьми (в том числе и с президентом Никсоном). Короче, такого улова у шереметьевских таможенников давненько не было.

Евтушенко прекрасно понимал, в какую неприятность его угораздило вляпаться, поэтому прибег к хитрости. Расписываясь под длинной описью конфискованных вещей, он объяснил их провоз в страну следующим обстоятельством: мол, "во время поездок за границу с целью пропаганды идей нашей Родины я порой чувствую себя идеологически безоружным в борьбе с нашими врагами, ибо не знаком с первоисточниками, на которых они основывают свою оголтелую ненависть. Достать многие из этих первоисточников в СССР невозможно даже в спецхранилище Ленинской библиотеки. Поэтому я и привез эти книги — не для распространения, а для повышения моей идеологической бдительности. Требую немедленно вернуть все конфискованные книги, необходимые мне для работы на благо мира в мире и нашей Родины".

Самое интересное, что таможенники прекрасно понимали, что тот лукавит, однако приняли его игру. Им, видимо, важно было другое — унизить его прилюдно, показать, что и на него, в случае необходимости, может найтись управа. И цели своей они достигли. Когда на следующий день Евтушенко явился к высокопоставленному чекисту (встреча происходила не в главном здании на Лубянке, а в приемной КГБ на Кузнецком мосту), тот был настроен вполне миролюбиво и даже позволил себе раскрыть перед поэтом кое-какие тайны. Например, он намекнул ему, что обыск производился по сигналу из окружения поэта: дескать, надо быть разборчивее в знакомствах. Еще он извинился за сотрудников таможни, которые производили обыск: