Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Как бы там ни было, но заявления американцев о возможном досмотре советских кораблей все больше занимало мысли отца. Именно здесь он видел наибольшую опасность столкновения. Отец просто начинал кипеть, когда представлял себе, как чужие матросы снуют по палубам, открывают двери кают, суют свой нос в судовые документы.

Он рассматривал подобные действия как пиратство и еще днем продиктовал возмущенное письмо президенту Кеннеди. Свое первое письмо после начала кризиса. Там он отмечал: «Я хочу по-дружески предупредить, что меры, объявленные в Вашем заявлении, представляют серьезную угрозу миру и безопасности народов. Соединенные Штаты открыто и грубо нарушают международные нормы свободы судоходства в открытом море, совершают агрессию как в отношении Кубы, так и Советского Союза».

Дальше отец, не уточняя, что конкретно размещается на Кубе, снова заверял: «Мы подтверждаем, что вооружение, находящееся ныне на Кубе… предназначено исключительно для оборонительных целей, служит защите Кубинской республики от возможного нападения агрессора».

Терминологическая игра продолжалась…

В тот же день и Советский Союз потребовал созыва Совета Безопасности «в связи с нарушением Устава ООН и угрозой миру, вызванными действиями Соединенных Штатов». Теперь у У Тана лежали требования трех сторон о созыве Совета Безопасности для обсуждения одного и того же вопроса, с очень похожими взаимными обвинениями.

Когда вечером 23 октября я спросил отца о главном: «А вдруг война?» — он ответил: «Одно дело угрожать ядерным оружием, совсем другое пустить его в ход». По его словам, объявление повышенной боевой готовности в Советской армии — лишь политический ответ на действия американцев.

Тем не менее межконтинентальные ракеты, как их мало ни было, стояли в готовности к заправке и пуску. На аэродромах летчики сменялись в самолетах, им предписывалось взлететь немедленно по получению команды. В сухопутных войсках вскрывались склады, частям выдавались боеприпасы.

Стоило только поднести спичку…

И отец, и Кеннеди отдавали себе отчет не только в своей личной ответственности, но и в том, насколько важно сейчас сохранить управление событиями в своих руках, не выпустить вожжи.

Вечером 23 октября в шесть часов в Белом доме снова собрался Исполком, чтобы обсудить практическую сторону введения блокады.

В Москве уже наступила ночь. Отец давно спал.

Президент предостерег от необдуманных действий, способных привести к гибели судов и экипажей. Он допускал, что капитаны советских судов, подчиняясь приказу Москвы, могут проигнорировать предупреждения американцев и тогда встанет вопрос: кто кого? Если корабли не остановятся, придется или пропустить их, или… открыть огонь. В последнем случае Кеннеди настаивал: «Стрелять только по винтам и только после его личной команды. Никакой самодеятельности».

Джон Кеннеди попытался разъяснить свою позицию отцу. В ответе на полученное утром послание он писал, что США не намерены открывать огонь по советским кораблям, но все может произойти, если они проигнорируют правила установленной блокады.

Свое содействие в улаживании конфликта предложил У Тан. Обе стороны на словах приняли его предложение о посредничестве, но каждая со своими оговорками. Джон Кеннеди согласился вступить в контакты с целью выяснения возможностей для ведения переговоров. Отец согласился с идеей У Тана приостановить развитие событий и в ответ на снятие блокады обещал прекратить военные поставки на Кубу. Здесь пока не намечалось возможностей достижения соглашений, но всякий диалог лучше столкновения.

Заседание Исполкома закончилось поздно. К окончательному решению, как, по какому признаку задерживать или пропускать советские суда, так и не пришли.

Положение еще больше осложнилось: в Саргассовом море на расстоянии двухсуточного перехода от кубинских берегов занимали боевые позиции советские подводные лодки.

Мой знакомый боцман с базы подводных лодок в Североморске оказался прав. Правда, сама плавучая база оставалась пока дома.

Еще 25 сентября в Кремле решили от посылки надводных боевых кораблей на Кубу воздержаться. Их поход только насторожил бы американцев. Ограничились подводными лодками. 1 октября на Кубу отправились четыре дизельные торпедные подводные лодки. Ими командовали капитаны второго ранга Архипов, Дубивко, Кетов и Шумнов. На каждой лодке шесть торпедных аппаратов, запас в восемнадцать торпед, одна из них — атомная.

До места добирались с трудом, пришлось преодолеть три противолодочных рубежа: у мыса Нордкап, потом в районе Исландии и последний, самый тяжелый, протянувшийся между Азорскими островами и Ньюфаундлендом. К цели пришли три подводные лодки, одной из-за поломки пришлось с полпути повернуть назад.

Теперь они приготовились ко всему. Как через много лет вспоминал Рюрик Кетов, командир одной из подводных лодок, начальник штаба Северного флота адмирал Рассоха на прощание напутствовал их: «Применять спецоружие (ядерные торпеды. — С. X.) в следующих случаях: первый, если вас будут бомбить и поразят, второй, если заставят всплыть и обстреляют на поверхности, третий — по приказу из Москвы».

Когда все разошлись, президент попросил брата встретиться с Добрыниным.

Роберт поспешил к телефону. Свидание состоялось в посольстве в половине десятого вечера. Разговор получился нелегким. Со времени их последней беседы, казалось, мир перевернулся. В прошлый раз посол убеждал брата президента в невозможности даже представить себе наличие наших ракет на Кубе.

Теперь переполненный обидой Кеннеди кипел от возмущения, перечисляя успокоительные заявления ТАСС, письма отца, заверения Громыко.

— Президент вам поверил и оказался обманутым, — звучало главной темой обращения к Добрынину.

Все это снова напомнило мне историю с У-2, только стороны как бы поменялись местами, с одним существенным отличием: в мае 1961 года отец ограничился громогласными заявлениями, сейчас американский президент изготовился к решительным действиям.

Добрынин не успел получить новых инструкций из Москвы и продолжал отрицать очевидное. По его словам, никаких ракет на Кубе не существовало.

Наконец эмоции исчерпались, и Кеннеди задал вопрос, ради которого он пришел: «Будут ли советские суда продолжать рейсы на Кубу, несмотря на объявление блокады?»

Добрынин подтвердил: «Никаких изменений в инструкциях». «Но это может закончиться войной», — как-то обреченно произнес Роберт Кеннеди. Добрынин в ответ только пожал плечами. В заключение условились сделать подобные встречи регулярными, но проводить их глубокой ночью, чтобы не привлекать внимание любопытствующих журналистов. Разговор исчерпал себя.