Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Нет… Я боюсь.

— Давай быстрее, — рыкнул на нее Аладон, и Саим еще раз испытал неприятное ощущение собственного отсутствия. «Может, они решили, что я умер?» — думал он и только вертел головой в обе стороны. Янца издала звук, который Саим, как истинный вельможа, не то что не слышал — представить себе не мог.

— Ээ-к! Ээ-к!

— Что ты делаешь? — испугался он.

— Ээ-к! Ээ-к! — повторила Янца, и Саим вконец перестал осмысливать ситуацию, будто нечаянно проснулся в чужом измерении, где все, что ни делается, преследует единственную цель — хорошенько над ним поиздеваться. Даже верблюды, общаясь друг с дружкой, не используют столь отвратительно похабных интонаций.

Босианин трясся от хохота.

— Если у нее кончилась течка — считай конец… Ни за что не услышит.

— Ээ-к! Ээ-к!

— Громче.

— Попробуй сам.

— Как можно… — смеялся Аладон. — Я не могу опозориться перед самкой. Даже если она верблюдица.

— А я?!

— Тебе она простит любое разочарование.

«Ээ-к! Ээ-к! — послышалось совсем близко, словно эхо, заблудившись в расщелинах скал. — Ээ-к! Ээ-к!» — на поляну выпрыгнула взволнованная верблюдица и встала как вкопанная, увидев перед собой отнюдь не горного красавца о двух горбах и даже не плешивого лесного коротышку, а совершенно никчемных, вредных и властных гладкокожих существ, к тому же подвешенных вверх ногами.

Янца вырвала зубами сухой бутон из своего ожерелья, разжевав его, плюнула на веревку, связывающую запястья. Верблюдица с опаской приблизила к ее рукам огромную мохнатую морду, принюхалась и опустилась на колени.

Что угодно мог себе представить ошалевший фарианин, даже то, что сами боги плели магический венок погонщика, но то, что его можно использовать для прозаической резки веревок, — это было за пределом возможностей его распущенного воображения. Верблюдица, закатив глаза от удовольствия, истекая слюной, грызла тугой канат и даже тогда, когда он, наконец, разорвался, не пожелала выпустить лакомый огрызок. Янце пришлось огреть ее по носу, чтобы вернуть в чувство. Освободившись, она кинулась к Аладону, начисто проигнорировав Саима, висящего на ее пути, едва не задев его локтем, выхватила нож и перерезала узлы. В тот момент Саим снова увидел старика, выглядывающего из-за камня и с грустной усмешкой наблюдавшего за их верблюжьей возней.

— Бегите! — закричал Саим. — От его крика, казалось, содрогнулись скалы, но Янца не обернулась в его сторону. Закончив дела, его компаньоны дружно бросились прочь. Аладон занял наблюдательную позицию, взобравшись на уступ, а Янца, взлетев в седло, помчалась к ущелью.

Странное существо не думало бросаться в погоню. Оно подошло к Саиму с той же грустной усмешкой на лице и снисходительно похлопало его по онемевшему колену.

— Вот так, мальчик, нам представилась возможность поквитаться за все.

— За что?

Старик дернул конец веревки, и тело фарианина обрушилось к его ногам.

— Сам пришел. Глупо теперь убегать.

Саим не думал убегать. Но, видят боги, об анголейском гостеприимстве он был иного мнения. Если, конечно, старик — анголеец, а все происходящее с ним — не сон наяву.

— Что я сделал не так?

Дед взял его за шиворот и поднял на ноги, словно это был не живой Саим, а пуховое чучело. О гостеприимстве диких богов он не имел ни малейшего представления.

— Ай-яй-яй-яй… Такой молодой, — качал головой старик, — и уже убийца. Страсть умерщвлять приходит с мудростью, мудрость с годами. Эта гора, мой мальчик, была старше и мудрее тебя, но не смогла защититься…

— Я не убивал, — закричал Саим и впервые за время скитаний в папалонских камнях, услышал эхо. — Я только собирался… Это неправда. Это не я…

— Не ты спускал в дыру горящие смоляные комья? — усомнился дед и развернул ладонь Саима, перемазанную смолой.

— Я подстрекал, — настаивал Саим, — я мазал смолу на факел, но никого не убивал.

— Идем, — проворчал дед и дернул его за рукав, — проверим, кто из нас лишился памяти, а кто рассудка.

Саим огляделся: на рее болтались обрывки каната, Аладона и Янцы след простыл, только стук копыт по каменному настилу остался в ушах — точно такой же, как на нижней площади выруба. Саиму казалось, будто вокруг него толкутся груженые дромадеры, погонщики выстраивают их к спуску на восточный склон; крики, гвалт, запах промокшей шерсти и кожаных мешков. Он чувствовал суету вокруг, но не видел лиц.

— Уходите отсюда, — крикнул он, — дождитесь меня у дороги. Я вернусь. Ему не нужна моя смерть. Правда, дед?

— Правда, — подтвердил старик, — только твоя жизнь мне не нужна и подавно.

УЧЕБНИК. ОСНОВЫ ФАКТУРОЛОГИИ. Черные пятна истории. Поля дорфизонов

Так уж принято белыми пятнами называть исторические бреши фактур, а черными — логические недоразумения прошлого цивилизации Ареала. Настало время остановиться на этом термине, употребляемом, возможно, чаще других: «цивилизация Ареала» или «цивилизации Ареала» — тот случай, когда множественное или единственное число не меняет смысла. Эксплуатируя это понятие, следовало бы определить, из чего состоит такая макроцивилизация, а не пускать фантазию читателя на самотек. На первый взгляд все просто: множество разнорасовых гуманоидных существ образовали единое информационное пространство. Однако ничего подобного. Цивилизация — это информация, говорили посредники. Качество цивилизации определяется информационным уровнем, а гуманоидные образования — это всего лишь информационные носители. И никто против этого постулата особо не выступал. Четыре основы, составляющие ЦА, по иерархии располагаются следующим образом:

Первостепенная субстанция — инфоструктура естественного происхождения (ЕИП).

Второстепенная субстанция — разумные существа — носители микрополярных включений естественного происхождения. Сюда же можно отнести экстрамутагенных фактуриалов.

Третьестепенная субстанция — искусственные инфоструктуры (ИИП и производные).

Четвертостепенная субстанция — разумные существа, носители микрополярных искусственных включений. Но не киборг лимонадные автоматы, а биотехническое обеспечение микрополярной природы. От ИНИ-транспорта до ИНИ-технологий, которые нередко вытесняют естественных гуманоидов из таких специализаций, как медицина, безопасность и контроль, системное моделирование (программирование), получивших название «машинной работы».

Две последние ступени входят в категорию Искусства, две первые — Естества. Надо сказать, интеллектуальный фактор здесь не имеет значения. Частенько в Ареале находятся искатели справедливости, желающие перевернуть иерархию с ног на голову каждый раз, когда обнаружат биомашину умнее самих себя. Находятся и другие энтузиасты, пытающиеся причислить к «четвертой категории» естественного натурала, напичканного искусственными технологиями. Еще раз уточню: градация выстроена по природе микрополярных включений — если оно произошло естественным путем, будь ты хоть бестелесной приставкой, вмонтированной в навигационное оборудование, — ты все равно будешь относиться к Естеству, так же как двуногое капризное существо, страдающее подагрой и избыточным самомнением, будет относиться к Искусству в том случае, если его субстанция личности (в силу каких-либо обстоятельств) имеет искусственное происхождение.