Становление Руси - Дмитрий Иванович Иловайский

веку. Лев Диакон: «Тавроскифы еще и ныне имеют обыкновение решать свои распри убийством и кровию» (93 стр. русс, перевода). Ибн Даста: «Если обе стороны приговором царя недовольны, то по его приказанию должны предоставить окончательное решение оружию: чей меч острее, тот и одерживает верх. На борьбу эту родственники приходят вооруженными и становятся. Тогда соперники вступают в бой, и победитель может требовать от побежденного, чего хочет» (Хвольсон. 38). Так как тот же обычай впоследствии встречается под именем поля в договоре Смоленска с немцами 1229 г., в Псковской судной грамоте и в судебниках Ивана III и Ивана IV, то ясно, что он не прекращался и во время Правды. (См. также статью Лохвицкого «Значение божьих судов по Русскому праву» в Отеч. Зап. 1857 г., кн. VI.)

«Обозрение Кормчей книги в историческом виде» барона Розенкамфа (Второе, дополненное издание. СПб. 1839). «Первоначальный Славянорусский Номоканон» (К. 1869) и «Номоканон при большом требнике» (Од. 1872) — проф. Павлова. Церковный устав Владимира подвергался сомнению со стороны своей подлинности. Напр., Карамзин указывал в нем следующую неверность: Владимир говорит, будто бы он принял крещение от патриарха Фотия (вместо Николая Хризоверга); тогда как Фотий жил столетием ранее. Но неточности были, конечно, внесены в устав позднейшими списателями; точно так же различия в дошедших до нас списках устава произошли от позднейших дополнений к нему. Подлинность его в особенности доказал преосв. Макарий в своей «Истории Русской церкви», т. I. Он предлагает здесь списки устава по разным редакциям. Точно так же пр. Макарий защищает и подлинность устава Ярославова во II томе своей Истории. Кроме Макария уставы Владимира и Ярослава были издаваемы Лепехиным в его «Дневных записках путешествия», ч. III, Калачевым в Древней Вивлиофике, ч. IV и в ее продолжении, ч. III, Калачевым в его сочинении «О значении Кормчей», М. 1850 (а сначала в Чт. О. И. и Др. 1847. кн. 3), в Поли. Собр. Рус. Летоп., т. VI, в дополнениях к Актам Историч. I. № 1, в Актах, относящихся к Запад. Рос. т. I. № 166, и также Лазаревским-Утиным и Владимирским-Будановым к их Хрестоматиям по Русск. праву и проф. Аристовым в его Хрестоматии по Русской истории. Исследования о них см. у митроп. Евгения в его «Описании Киево-Софийского собора». К. 1825, у Рейца — Опыт истории Росс, законов, Погодина — Исслед. и лекции, т. I и Неволина — О пространстве церковн. суда в России до Петра В. (Собр. соч., т. VI).

В Очерках Мордвы г. Мельникова (Рус. Вести. 1867. № 9) находим черту, которая может служить некоторым объяснением летописного рассказа о волхвах, делавших надрезы у женщин за плечами и как бы вынимавших оттуда съестные припасы. Когда Мордва готовится совершить служение и жертвоприношение своим богам, то особо выбранные для того люди ходят по деревне и собирают жертвенные припасы. В каждом доме замужние женщины, обнажив плечи, закидывают на них суму с мукой или другим припасом, держа ее за тесемки. Собиратель, читая известную молитву, жертвенным ножом слегка колет обнаженные плечи и спину женщины, потом перерезывает тесемки, и сума падает в подставленную для того священную кадку. Г. Мельников находил много общих черт в языческих обрядах чудских и русских, что весьма естественно при исконном соседстве, обоюдном влиянии и перекрещении славян и финнов. Он также приводил одно мордовское предание о сотворении человека Чам-Пасом (верховным божеством) и Шайтаном (злым духом), весьма похожее на то учение, которое волхвы излагали Яну Вышатичу (ibid, 230 стр.).

25

П. С. Р. Л. Об отказе полоцких князей идти на половцев свидетельствуют Ипатьевский список под 1140 г. и Татищев (II. 240); а об их подвигах в греческой службе только этот последний. В «Путешествии новгородского епископа Антония в Царьград» в конце XII века упоминается княгиня Ксения, супруга Брячислава Борисовича (одного из внуков Всеслава Полоцкого), погребенная в одной из цареградских церквей на другой стороне Золотого Рога, т. е. в Галате (стр. 50 и 167. Также см. Правосл. Палестин. Сборник. 1899. 21). Это путешествие подтверждает пребывание полоцких князей с их семействами в столице Византийской империи. Ксения была дочерью великого князя Мстислава Владимировича. Другая его дочь (Добродея) была за сыном Иоанна Комнена Алексеем. См. о том Лопарева в Визант. Врем. IX. 418–445. Г. Лопарев справедливо указывает на умножение брачных союзов киевских князей с вйзантийскими императорами в XII веке, когда произошло политическое сближение двух замечательных династий: Мономаховичей и Комненов. Дочь Мстислава Добродея сделалась супругою наследника престола Алексея, который умер ранее своего отца Иоанна. Но что при браке с ним она была переименована в Зою, что была известна своими врачебными занятиями и ей приписывают один медицинский трактат, что ее даже обвиняли в занятии колдовством — все эти заключения Лопарева опровергаются доказательствами г. Пападимитриу в том же Визант. Врем. T. IX. Вып. 1–2.

Дополнение к Актам Историч. I. № 2. В числе пожалованных великим князем доходов тут упоминается осеннее полюдие даровное в полтретьядесят (т. е. 25) гривен. Митрополит Евгений составил археологические примечания к этой грамоте (Труды Общ. Истории и Древн. Российских. Часть III, кн. I). Относительно серебряного блюда, пожалованного Всеволодом, любопытно выражение грамоты: «Велел есмь бити в ние на обеде, коли игумен обедает». Митрополит Евгений объясняет это следующим обычаем общежительных монастырей: во время трапезы, когда нужно переменять кушанье, то настоятель, чтобы не нарушить безмолвия, стучит в предстоящее перед ним блюдо или чашу, или колокольчик. Пергаментный подлинник этой грамоты с серебряною позолоченою печатью хранится в Новгород. Юрьеве монастыре.

Памятником Мстиславова княжения в Новгороде Великом служит еще Евангелие в дорогом окладе. Мстислав построил церковь Благовещения на Городище (загородный двор Новгородских князей) и для этой церкви заказал написать Евангелие; что и было исполнено сыном пресвитера Алексою Лазаревым. Желая украсить его как можно богаче, князь посылал его с каким-то Неславом в Царьград, где переплет Евангелия и был украшен золотым и серебряным окладом с дорогими камнями и финифтяными иконными изображениями. Сведения эти получаются на основании приписок или послесловия к самому Евангелию. В настоящее время оно хранится в Московск. Архангельском соборе. Известный археолог Филимонов тщательным исследованием доказал, что настоящий оклад не принадлежит времени Мстислава; что от последнего сохранилось только несколько украшений, а остальное относится к позднейшему времени, преимущественно к его обновлению в XVI веке («Оклад Мстиславова евангелия» в Чтен. Об. И. и Др. 1860. № 4). Вместе с Остромировым Евангелием и Сборником Святослава Мстиславово Евангелие составляет наиболее драгоценный памятник древнейшей русской письменности. (Остромирово Евангелие хранится в Петербургской Императорск. Публичн. Библиотеке, а Святославов Сборник — в Москов. Синодальной библиотеке.)