Команди Особого взода - Вадим Шарапов

  Старая деревянная дверь скрипнула, взвизгнула рассохшимися петлями. Солнечный блик скользнул по свежевымытому полу, поскакал на стену и там застыл, подрагивая в полумраке.

  - Есть кто? - громко спросили у дверей.

  Лязгнуло что-то - должно быть, жестяное ведро, - и из-за поворота коридора выглянула немолодая женщина в синем халате, стряхивая мыльные брызги с мокрых рук.

  - Что ж вы кричите так? - укоризненным полушепотом сказала она, нахмурившись. - У нас тихий час. Всех перебудите!

  - Извиняюсь. День добрый.

  Посетитель шагнул от порога внутрь, но остановился, с сомнением глянул на свои грязные сапоги.

  - Да заходите уж, - махнула рукой женщина, - ничего страшного, моем мы часто. Здравствуйте. Меня Людмила зовут, я дежурная сестра.

  Она, щурясь, пыталась разглядеть лицо человека, стоящего напротив. В ореоле ослепительного солнечного света он показался очень высоким. Но тут дверь закрылась и оказалось что нет - самого обычного, среднего роста мужчина в военной форме, и фуражка на голове. На плечах - шинель, почему-то внакидку, не в рукава. "Старшина, - глянув на погоны, увидела она, - из пехоты, похоже". Муж у Людмилы тоже был в звании старшины, пока не погиб на Карельском фронте.

  Оттого и в званиях она не путалась.

  - Степан Нефедов, - старшина неловко кивнул и коротким движением плеч сбросил шинель прямо на пол.

  - Ой, - испугалась Людмила и кинулась поднимать, но наткнулась на взгляд льдяно-серых глаз и застыла. Степан протянул ей что-то, закутанное в ватное одеяло.

  - Надо думать, это по вашей части, Людмила.

  Она подставила руки и тяжелый, нагретый сверток лег ей на ладони. Чуть шевелясь. Еще раз ойкнув, сестра откинула угол одеяла.

  Младенец сладко спал, и чуть улыбался, словно в мамкиной колыбели. Но взгляд Людмилы будто почувствовал - повернул головку и открыл глаза.

  - Тихо! - Нефедов положил руку на плечо Людмиле и успокаивающе повторил. - Тихо.

  - Так он что... - пробормотала дежурная сестра, покачивая сверток на сгибе локтя.

  - Ребенок он, - твердо сказал старшина Степан Нефедов, - значит, никакой разницы. У вас тут приют...

  - Детский дом, - машинально поправила его женщина.

  - Да хоть так. Значит, теперь вы ему вместо семьи станете, правильно? Могу я быть спокоен?

  Людмила вскинула голову, прямо и твердо посмотрела в глаза старшине.

  - Можете, товарищ старшина.

  - Степан я, - Нефедов усмехнулся и достал из кармана коробку папирос, - не на фронте ведь.

  - Скажите... Степан. А откуда он?

  Нефедов промолчал. Он поднял с пола шинель, отряхнул ее, хотя ни пылинки не налипло на черный ворс. Надел - теперь уже в рукава. Перед глазами дежурной сестры мелькнул потрепанный шеврон - крест, вписанный в красную звезду, на фоне щита и меча. Старшина поглядел на побледневшую Людмилу и задумался, покусывая губу.

  - Вы вот что, Людмила, - сказал он наконец, - вы пацана определите как следует и возвращайтесь. Все равно ведь, бумаги надо выправить, чтоб потом никаких лишних вопросов не возникло. А я пока покурю на крыльце.

  Он стукнул мундштуком папиросы о коробку и вышел, осторожно притворив за собой дверь.

  Людмила поглядела на младенца. Он уже не спал и улыбался ей, глядя на нее во все глаза.

  Во все огромные, нечеловеческие, ярко-золотистые глаза с черным зрачком.

  - Нефедов, - полковник Иванцов был зол как черт и спокоен, как камень.

  Степан посмотрел на него и снова упрямо уставился в стену.

  - Ты дурака не валяй, Степан! - в голосе полковника явственно скрежетнуло ржавое железо. - Сказано - нужно дать людей. Значит, дашь. Это приказ из Москвы, понял?

  - А они в Москве понимают, что у меня во взводе всего половина осталась? - тихо ответил старшина, оскалившись в нехорошей улыбке. - Что в приграничной полосе зачистка идет, какая им и не снилась? Что на каждом шагу здесь - чертова каша, да такая, что ни в сказке описать...?

  - Еще что скажешь, Нефедов? - полковник Иванцов сжал в зубах янтарный мундштук. - Короче. Приказ есть приказ. Выполнять. При себе оставишь пятерых на выбор. Потом подкрепление тебе кинем из пехоты. Сколько попросишь, столько и дадим.

  Старшина махнул рукой. Потом четко, по-уставному, откозырял и уже стоя на пороге, покачал головой.

  - Лучше бы СМЕРШевцев дали...

  Иванцов не выдержал и рявкнул так, что в окне тонко взвизгнуло стекло:

  - СМЕРШ тебе? А может, мехом внутрь наизнанку вывернуться здесь? Нету! Пехоты хватит! Грамотно поставь приказ - все за тобой пойдут!

  - Мясо это, - тихо ответил Нефедов, - щенки. И учить их некогда.

  Он вышел и прислонился к каменной стене. Место для штаба было выбрано грамотно - толстые своды, прочная монастырская кладка, черная от многовековой копоти.

  Нямц. Монастырь-крепость.

  Правда, ни одного живого монаха давно не осталось - всех вырезали эсэсовцы и свирепствовавшая здесь нежить, поднятая боевыми ритуалами. Гарь, кружащиеся над стенами тучи ворон, сбитые с куполов кресты, расщепленные столбы ворот - таким осенний Нямц запомнился тем, кто пришел сюда после.

  Степан провел рукой по глубокому шраму в камне и вздохнул. Злость постепенно проходила, уступая место усталости. Третьи сутки на ногах, надо бы и поспать немного.

  Особый взвод располагался в бывшей трапезной. Солдаты спали вповалку прямо на застеленном слежавшейся соломой полу, укрывшись куртками и плащ-палатками от ледяных сквозняков. Только альвы как всегда были на ногах - все до единого, они молча чистили оружие.

  - Ласс! - негромко окликнул Нефедов одного из них. Альв обернулся и через миг, неслышно скользя, уже был рядом, оставив полуразобранную винтовку на столе.

  - Я посплю немного, - Степан зевнул, - если что, сразу буди.

  - Понял, Старший, - резкий шипящий голос над ухом.

  Степан устроился на соломе, подгреб ее под бока и завернулся в шинель. Перед тем, как провалиться в сон, еще раз прислушался. Из людей тоже спали не все. За спиной кто-то тихо рассказывал:

  - ...и тут на нас эта погань и навалилась. Все как один - гнилые, насквозь видно, у кого руки нет, у кого ноги. Даже и слова-то не знаю такого, чтоб их обозвать похуже.

  - Покойники они, Ермолаев, - сонно сказал старшина, - покойники, да и все.

  - Э, нет, товарищ старшина! - возразил ему тот же голос. - Покойник - он кто? Он в земле спокойно лежит и не шатается где попало. Оттого и покойник, что спокойный. А эти? Резвые какие - чисто братья Знаменские!

  В углу засмеялись, но Нефедов уже этого не слышал. Он спал и дышал во сне глубоко и ровно.

  Поспать ему дали ровно три часа.

  - Старший...

  Нефедов открыл глаза и приподнялся на локтях. Ласс убрал руку. Неподалеку стоял хмурый Иванцов и что-то объяснял человеку в черном кожаном плаще с погонами полковника. Когда Степан заправил гимнастерку и подошел к ним, Иванцов резко, на полуслове оборвал рассказ.

  - Знакомьтесь. Степан, это полковник Хан-Гирей из Москвы. Прислан Особупром, - Иванцов голосом даванул на последнее слово.

  "Хан-Гирей? - удивился старшина, - фамилия, как будто из книжки. Из бывших, что ли? Да еще и из Особого Управления?"

  Он козырнул, но Хан-Гирей протестующе поднял ладонь.

  - Не нужно, старшина. Не до этого. Зовите меня Сергей Васильевич. Наслышан я о вашем Особом взводе, наслышан... Потому и приехал сам, хотя пакет можно было передать и фельдъегерем. Что же касается моей фамилии, - тут он улыбнулся, тронул густые усы, у черных глаз разбежались ломаные морщинки, - да, я из потомственных дворян. Не удивляйтесь.

  - Никак нет, - сухо отозвался Нефедов. Он крепко растер лицо ладонью, стараясь прогнать мутные остатки сна. - Всякое в жизни бывает. О чем говорить будем, Сергей Васильевич?

  Хан-Гирей согнал улыбку с лица. Он вопросительно глянул на Иванцова, который коротко кивнул головой. Тогда полковник поставил на стол фанерный чемоданчик и щелкнул замком. По трапезной словно пробежала тень, и холодный воздух взметнул языки огня в очаге.

  - Что это? - спросил Степан, глядя на завернутый в шелковый платок предмет, который сухощавый полковник достал из чемоданчика. Спросил зазря, потому что уже сам понял - что.

  На стол перед ним лег ли'рраат антоль.

  Священный Знак альвовского клана. За свою жизнь Степан, сам воспитанник альва, повидал немало таких. Но все они были белыми, а этот - черным как уголь и потрескавшимся, глубокие руны на поверхности, покрытой темным лаком, совсем не светились. Сзади, в звенящей тишине вздохнул Ласс.

  - Этот Знак не должен существовать, - сказал Хан-Гирей.

  Степан неверяще смотрел на него. Альвы за столом сидели молча и неподвижно, только их глаза черными дырами буравили ему затылок.

  - Это как понимать? - наконец, спросил Нефедов. Полковник Иванцов тихо, еле слышно, матюгнулся и сморщился, как от сильной боли. Сергей Хан-Гирей перевел взгляд на Ласса.