Сеятель бурь - Владимир Свержин

– Но позволю себе заметить, граф, что ближайший путь к границам Российской империи в противоположной стороне.

– Благодарю за разъяснения, – сухо отрезал я. – Что вы можете знать о тех указаниях, которые были мной получены? А потому не говорите о том, чего не понимаете! Делайте свое дело, я же буду делать свое. И не задерживайте меня, война на пороге.

Протвиц поднял на меня удивленные глаза.

– Как, ваше сиятельство, вы ничего не знаете?

– Что еще мне следует знать? – презрительно бросил я.

– Утром в столицу прибыл гонец из Богемии. Война уже началась!

Я недоверчиво поглядел на сыщика.

– Это чистая правда! Я лично присутствовал в кабинете господина полицай-президента, когда туда прибыл посыльный из императорского дворца.

– Значит, война, – пробормотал я. – В таком случае мне тем более следует поспешить. Оставляю все это добро под ваше честное слово! – крикнул я, ставя ногу в стремя. – Будем живы – свидимся!

Честно говоря, на душе было противно, как после незаслуженной порки. Во-первых, в отличие от многих, знающих о войне понаслышке, я на себе испытал, что это такое, и блеск мундирного шитья не кружил мне голову. Во-вторых, печалило то, что местное руководство, занятое, строго говоря, поиском, сортировкой и первичным анализом информации, не удосужилось оповестить занятых сборами оперативников о таком «малосущественном» факте, как объявление войны. В игре, которую вел маэстро Палиоли, мы были лишь двумя фигурами, отнюдь не самыми ценными.

Вызванный по закрытой связи, он лишь сухо осведомился о ходе наших дел и как ни в чем не бывало, подтвердив известие Протвица, отказался от каких бы то ни было объяснений. Честно говоря, я давно не был в таком скверном настроении, и прогулка по зимнему лесу пошла мне только на пользу, несколько охладив брожение разгоряченных мыслей. Теперь, сидя у огня, я с улыбкой слушал анекдоты неунывающего Лиса, размышляя над тем, как бы поступил я на месте похитителя наполеоновских писем.

– Послушай, – Сергей перебил собственную цветистую тираду о некоем отце некой девушки и ее страстном воздыхателе, желавшем странного, – а если Протвиц заодно с похитителями? Оборотень в погонах, вампир в эполетах! Прикинь, крыша практически непробиваемая: он вроде как ведет следствие, присматривается, принюхивается, а сам только тем и занимается, что барабанит на нас в какой-нибудь закордонный центр.

Фраза «барабанит на нас» вызвала у меня некоторое удивление, но в общей канве понять, о чем была речь, все-таки не составляло особых проблем. Иногда меня восхищала манера напарника скрывать за беззаботной веселостью очень быструю работу мысли. Судя по его предположению, мы с ним думали об одном и том же.

Кто бы ни был таинственный охотник за рукописями, получив в свое распоряжение совсем не то, что ожидал, он не мог оставить без внимания наши скромные персоны. Такой поворот дел предполагал слежку, а я ее не заметил. Впрочем, это еще ни о чем не говорило. В принципе наружное наблюдение и обязано быть таким, чтобы «пациент», как выражался Лис, ни за какие коврижки не мог догадаться о сопровождающих его лицах. Что и говорить, участие в охоте на нас полицейской ищейки давало таинственным противникам сильные козыри. Но так это было или нет, сказать пока не представлялось возможным, поэтому я лишь пожал плечами, не имея фактов, чтобы оценить предположение друга.

– Слушай, а что за погонялова такие: Север, Апис! А этот, новый, вообще петушок на палочке!

– Леденец, – автоматически поправил я.

– Да ну, какая, к хреням, разница, – отмахнулся Сергей.

– Кодовые имена, – начал пояснять я Лису так, будто он не знал этого прежде, – даются порою случайным образом, чтобы не наводить контрразведчика на разгадку личности хозяина позывного. Поэтому я сомневаюсь, что знание этих, с позволения сказать, псевдонимов сильно приблизит нас к разгадке.

– Не, ну, это и ежику будет понятно, когда он весной проснется, – с ласковой улыбкой прокомментировал Лис, это обычно свидетельствовало об очередной догадке, пришедшей в его голову, – но то ж в разведке. Там головы под другое заточены. А Бонапарт – артиллерист! Ему привычней, чтоб все было под линеечку и сверено с таблицей умножения.

Я молча уставился в огонь, отплясывающий на поленьях яростный танец вечной охоты. Красные искорки в обуглившихся трещинах подмигивали из своих укрытий, точно малютки эльфы, во множестве обитавшие в этих местах во времена почти сказочного средневековья. Невольно мне вспомнился другой костер, пылавший на берегу Миссисипи.

…– Тогда, в Бреенской школе, – помешивая уголья сучковатой веткой, рассказывал юный артиллерийский офицер с горящими не хуже ночного костра глазами, – я с друзьями грезил переустройством мира, казавшегося нам пустым и напыщенным. И, конечно же, лишь только представилась нам возможность претворить в жизнь эти детские мечты, я не мог позволить себе ею не воспользоваться.

– А как же присяга на верность королю? – подначивал я.

– Пользуясь своим невыносимым корсиканским акцентом, – усмехнулся артиллерист, – я произнес вместо латинского «rex», что значит «король», «res», означающее «дело». Мы вообще мнили себя отчаянными заговорщиками. Именовали друг друга тайными именами и строили планы, как получше воспользоваться двумя старенькими двенадцатифунтовыми пушчонками, которые предназначались в школе для проведения учебных стрельб. Я носил имя Цезарь. – Наш собеседник гордо расправил неширокие плечи, стараясь показаться больше…

– Лис, а ведь ты, похоже, прав! – Я хлопнул себя ладонью по ноге. – Как я раньше не додумался! Вспомни лагерь на Миссисипи, где Бонапарт рассказывал о юношеском заговоре, в который играли курсанты Бреенской школы.

– Ага-ага, – обрадованно заторопил меня Лис, – это то, как он себя без лишней скромности Цезарем прозвал?

– Как показала жизнь, скромность ему как раз была совершенно ни к чему. Но речь о другом. Я подозреваю, что Север – это прозвище все из той же Бреенской школы.

– С чего бы это вдруг? – не понимая логики моих построений, удивился Сергей. – Где Цезарь, а где Север?

– Север там же, где и прежде, – успокоил я друга, – но здесь, по всей видимости, речь идет не о географическом понятии, а о римском императоре Септимии Севере, известном военачальнике и энергичном государственном деятеле. Он был основателем целой династии Северов, но, вероятнее всего, речь идет о нем, а не о ком-либо из его потомков.

– Ну, предположим, ты прав. И что теперь? Бежать, роняя тапки, искать выпускников Бреенской военной школы и под видом корреспондентов «Ревю Паризьен» выпытывать у них школьные клички бывших учеников?

– Не стоит, – покачал головой я, придавая лицу загадочное выражение. – Я, кажется, могу сказать, о ком идет речь.

– Оба-на, выход в ноосферу через заднее крыльцо! Тряхни премудростью, Капитан, потешь замершую публику. Я уже приготовил ладони для рукоплесканий.

– Так вот в династии Северов лишь один ее основатель имел это странное прозвище не как родовое, а как личное. И означает оно «суровый», что вполне соответствовало характеру владыки Рима. Итак, нам известно доминирующее качество.

– Ну давай, не томи! – поморщился Лис. – Я ж по глазам вижу, шо ты уже прощелкал не тока доминирующее качество, но и доминошное количество.

– Конечно же, – обнадежил я. – Но должен же я насладиться моментом! Так вот у Наполеона в Бреенской школе действительно был приятель, отличающийся военными дарованиями, несгибаемой стойкостью, энергией и, как я уже имел честь заметить, суровостью, граничащей с крайней же стокостью. Это Луи Николя Даву! Если в этом мире не произошло чего-нибудь экстраординарного, то этот бреенский заговорщик в этом году должен был получить звание маршала Франции.

– И шо, по-твоему, разлука не убила нежных чувств? – радостно изображая обещанные аплодисменты, начал Лис. – Маршал Даву по-прежнему в одной упряжке со школьным корефаном?

– А почему нет? Много лет назад в какой-нибудь промозглой бреенской казарме они мечтали о переустройстве мира, и теперь время дает им этот шанс.

– Складно все лепится, Капитан. Значит, теперь у нас в руках есть ниточка. Ну что, сообщаем о твоем открытии Елипали?

– Почему бы нет? – Я широким жестом дал себе разрешение поделиться с начальством результатами своих изысканий, но едва успел поднести руку к груди, чтобы активировать закрытую связь, как в дверь шале застучали. – На всякий случай приготовь пистолеты, – бросил я Лису, направляясь к двери.

– А то б я сам не додумался, – хмыкнул мой напарник.

Мои пальцы легли на крючок засова, и сердце наполнилось трепетным ожиданием. Я уже предвкушал, что за дверью. Закутавшись в собольи меха, стоит замерзшая русская красавица, которую я тут же веду к жаркому камину и предлагаю горячего вина со специями, чтобы согреться…