Дневник Булгарина. Пушкин - Григорий Андреевич Кроних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да побойтесь Бога, Фаддей Венедиктович, я ни о какой встрече с Пушкиным вам не говорил — разговор был общего тона. Мне это оскорбительно… — Мордвинов даже привстал из-за стола.
— Прошу извинить, Александр Николаевич, если разговор вам не нравится, — сказал я со всей искренностью. — Вы, пожалуйста, кушайте.
Личный помощник уселся обратно, на аппетит его покинул.
— Я не для упрека это вспомнил, дражайший Александр Николаевич, — продолжал я. — Просто вы в курсе того дела, и потому у меня к вам нижайшая просьба. Прошу не отказать в любезности, — я наполнил бокал гостя лучшим шампанским.
— В чем же дело?
— Я прошу вас показать мне — только показать — сообщение Греча о моей той встрече с Пушкиным. Это ведь он сообщил?..
— Я не знаю… Да вы что, Фаддей Венедиктович? В своем уме? Как вы смеете предлагать мне!..
— Именно предлагать, — перебил я его вопль. — Услуга-то пустяшная. — Я достал из внутреннего кармана конверт с пухлой пачкой ассигнаций. — От нее никто не пострадает, лишь я чуть больше буду знать о своем компаньоне. Здесь 10 тысяч рублей.
— Я обязательно сообщу Александру Христофоровичу о вашей попытке подкупа должностного лица.
Я выпил вина и стал медленно отрезать свиную ножку.
— Позвольте откланяться, — Мордвинов опять вскочил.
— Не позволю, Александр Николаевич. Я же вам еще главного не сказал. Я со своей стороны также добавлю услугу — я не сообщу Александру Христофоровичу как вы рассказали мне, что Полевой является вашим агентом.
— Я не рассказывал.
— А откуда же я это знаю?
— Я не рассказывал!
— Ну — намекнули.
— Свидетелей нет.
— Так и теперь нет. Неужели вам его высокопревосходительство поверит на слово?
— Мне он доверяет больше.
— А Полевой? Если я его разоблачу через третьих лиц, да источник укажу?
— Никто не поверит!
— Что Полевой — агент? Легко поверят, я в ту же секунду поверил. Как еще можно объяснить тот факт, что открытый якобинец, революционер не только не в ссылке, а еще прямо свои мысли высказывает через журнал? Кто его опекает?
— Ну…
— Какое у вас жалованье?
— Это не важно.
— Спрошу по-другому: в сколько лет службы вы получите 10 тысяч? Два-три года? Или пять?
— Это еще и шантаж. Я ведь считал вас порядочным человеком, Фаддей Венедиктович! И потому только согласился на ужин в вашей компании.
— А вот этому свидетели как раз найдутся.
Мордвинов замолчал. Я ждал результат внутренней борьбы. Страх и жадность против страха потерять место. Жадность, по моим расчетам, должна перевесить.
— Вы меня ставите в безвыходное положение, — пробормотал наконец Мордвинов. — Хорошо, я покажу вам документ. Но я делаю это еще и потому, что мы все-таки скорее коллеги, чем враги, и вместе трудимся на благо Престола.
— Конечно, — сказал я и подсунул ему под локоть деньги. — Выпьем за это.
Мордвинов положил конверт в карман и поднял бокал.
— Так я и знал, что этот Полевой мне боком выйдет! — сказал он с каким-то облегчением. Это же моя была идея — привлечь его на свою сторону против партии Пушкина.
— Да вы просто гений, Александр Николаевич! — воскликнул я и тоже с облегчением. — Если бы не тот разговор я б вовек не догадался, ей Богу. Да никто больше и не догадается — настолько хитро придумано!
Мордвинов польщено улыбнулся. Теперь он совсем заважничает, решит, что генеральского размера взятка дана ему по праву — за его непомерный ум.
4
Для демонстрации документа Мордвинов сам пожелал выбрать место. Что это могло быть еще, как не другой ресторан с кабинетами?
Встречу назначили на следующий день, и Александр Николаевич был так любезен, что сам заказал ужин. Еще бы — с такого неожиданного прибытка!
Документ, и правда, оказался любопытным — Греч, донося, снабдил меня самыми превосходными эпитетами и характеристиками. Надо бы запомнить пару оборотов, чтобы при случае процитировать. Я прочел бумагу и передал обратно Мордвинову.
— Большое спасибо, Александр Николаевич.
— Пожалуйста, Фаддей Венедиктович. Я слово держу.
— Я в вас не сомневался, — сказал я. — Но у меня к вам еще есть просьбишка.
Лицо Мордвинова покривилось.
— Могу порекомендовать прекрасного зубного лекаря, — сказал я с заботой.
— Какая еще просьба? Мы ведь в расчете!
Я достал конверт вдвое толще первого.
— Я знаю, что при расследовании семеновской истории по изъятым у мятежников архивам составлялись подробные описи документов. Мне необходимо взглянуть на описи документов, взятых у моего друга Рылеева. Эти описи также вернутся в архив в целости и сохранности, как и записка Греча.
— Вы с ума сошли! Ну ладно — донос одного литератора на другого, но касаться мятежа — побойтесь Бога, Фаддей Венедиктович, я этого никак не могу.
— Здесь 20 тысяч ассигнациями. Вы себя на всю жизнь обеспечите доходом.
— Увольте, Фаддей Венедиктович. Мне проще самому сознаться, что я вам записку Греча продал! — Мордвинов глядел на меня умоляюще.
— Бросьте, кто ж вам поверит, что вы 10 тысяч получили за такую безделицу, как донос одного литератора на другого. Всяк поймет, что это был аванс!
— Фаддей Венедиктович! Да как вам не совестно! Вы ведь все подаете не так!
— После того, как я вам свою просьбу изложил…
— Я никому не передам!
— …Я уже не могу отступать. Да ведь вы знаете, я — из военных, у меня характер решительный, да еще кровь польская. Деньги вы взяли, записку Греча вынесли, на Полевого намекнули. Вы ведь тоже теперь отставкой не отделаетесь. Вы, Александр Николаевич, давеча правильно сказали — мы теперь коллеги, так чего нам ссорится?.. Мне ведь нет интереса вас подводить — иначе и я сам пострадаю, ну? Мы действуем в согласии, и вы получаете еще 20 тысяч! Жалованье за 10 лет в два дня! Кто бы узнал из служивых, что вы отказываетесь, — на смех бы вас поднял, право слово.
— Я головой рискую!
— Как и я.
У Мордвинова видно пересохло во рту. Он налил полный бокал бургундского и выпил залпом.
— Это все?
— Все, — спокойно соврал я. — Вы же умный человек, Александр Николаевич, я же вам зла не желаю…
— Хорошо, давайте! — решился Мордвинов.
Я вытащил из пакета половину содержимого и протянул помощнику Бенкендорфа.
— Остальное — когда увижу опись.
— Ну, вы и бестия, Фаддей Венедиктович!
— Очень уж вопрос щекотливый, боюсь ошибиться… Закусим?
Мордвинов спрятал деньги.
— У меня теперь аппетит
