Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху. Парадигма баланса и гибкости - Елена Войниканис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Российской Федерации, так же как и во всем мире, в последние два года резко изменилась структура потребляемого трафика. Вырос объем «пирингового» трафика (peer-to-peer), а также сервисов IP-телефонии типа Skype. Это означает рост асимметричности трафика. По статистике 5 % пользователей занимают 50 % пропускной способности магистральных каналов. Как следствие, реализованные каналы передачи данных российских операторов, как фиксированных, так и беспроводных, не выдерживают объема перекачиваемого трафика. Совокупность этих факторов приводит к ухудшению качества передачи данных (скорость), а у операторов связи возрастают риски, связанные с нарушением условий договоров об оказании услуг связи в части заявленного качества услуги. Многие операторы в таких случаях применяют дифференциацию стоимости и (или) качества услуги в зависимости от направления, объема и способа передачи исходящего/входящего трафика, а также в зависимости от категории пользователей. Дифференциация выражается в виде различных тарифных планов, формирующих тарифы и (или) качество услуг в зависимости от объема входящего/исходящего от узла трафика, видов посещаемых узлов и т. д.
Имеющиеся исследования телекоммуникационных рынков не доказывают существования обширной статистики и тем более устойчивой тенденции дискриминации интернет-трафика со стороны операторов доступа. Отдельные случаи дискриминации выявляются и пресекаются национальными антимонопольными органами и отраслевыми регуляторами. Основанием для законодательных ограничений деятельности операторов связи, как показывает зарубежный опыт, служат главным образом потенциальные угрозы открытости Интернета. По нашему мнению, законодательство должно устранять только реальные угрозы, поскольку в противном случае результат регулирования может оказаться негативным: ограничения будут препятствовать развитию конкуренции, инвестициям и внедрению инноваций на рынке сетей связи, что, в свою очередь, снизит темпы роста на рынке контента и приложений.
России необходимо установить собственный стандартный набор требований, который в условиях современного рынка можно считать достаточным для обеспечения сетевой нейтральности. Для этого целесообразно провести предварительное исследование российского законодательства в сфере связи. В частности, необходимо исследовать:
– какие нормативные требования предъявляются к операторам фиксированной и подвижной связи по информированию конечных пользователей, являются ли существующие требования достаточными;
– какую информацию об управлении трафиком предоставляют операторы связи пользователям и уполномоченному органу, является ли такая информация достаточной.
Модель регулирования сетевой нейтральности должна устанавливать баланс интересов пользователей услугами интернет-провайдеров различных категорий контента и операторов связи. Одной из перспективных моделей регулирования является модель сетевого нейтралитета с изъятием по категориям поставщиков контента. В соответствии с данным подходом оператор связи получает право взимать с поставщиков объемного трафика дополнительную плату. При этом на оператора возлагается обязанность обеспечивать недискриминационный доступ к сети для всех поставщиков аналогичного контента. Необходимо исследовать экономическую эффективность и социально-экономические последствия данной модели. По итогам проведенных исследований необходимо сформировать предложения по внесению изменений в действующее законодательство о связи и антимонопольное законодательство Российской Федерации.
Две стороны одной медали: информация и интеллектуальная собственность
Информация, как мы уже писали, является крайне широким понятием, которое не имеет однозначного истолкования не только в различных отраслях знания (таких как биология, кибернетика, право, психология, философия и т. п.), но также и в пределах какой-либо одной научной дисциплины. Как сопутствующее средство информация использовалась правом для обеспечения равенства субъектов в договорных и корпоративных отношениях. Информация также играет большую роль в избирательном праве, поскольку от качества информационного обмена в данном случае непосредственно зависит реализация конституционных прав граждан. Однако праву известно и иное понимание информации, которое связано с процессом производства и распространения знания и культурных ценностей. Традиционно, по крайней мере для европейских правовых систем, основной правовой моделью регулирования данного процесса является система интеллектуальной собственности. Информационные технологии не только привели к значительным изменениям в праве интеллектуальной собственности, но и поставили новые проблемы.
В информационный век провести границу между так называемой «информацией» как сугубо фактическими и объективными данными, с одной стороны, и объектом авторского права, с другой стороны, становится все более затруднительным. Качественные перемены берут свое начало с того момента, когда Интернет становится технологией массового потребления. Когда тексты в форме сообщений и блогов, фотографии, коллажи, музыка и т. п., созданные пользователями в целях самовыражения, за пределами каких-либо коммерческих интересов, тиражируются и распространяются в том же сообществе пользователей. Обращает на себя внимание терминологическое и одновременно понятийное расхождение. В то время как пользователи и информационные посредники оперируют термином «контент», распространяя данное понятие в равной мере как на опубликованные произведения в цифровой форме, так и на сообщения электронной почты, а также на всю иную «информацию», которая наполняет интернет-пространство, юристы продолжают старательно разграничивать информационное наполнение Сети на сегменты, актуальные для той или иной отрасли права.
Имея в виду отраслевое деление права, ученые-юристы продолжает ставить вопрос в форме как будто бы неизбежной дилеммы: либо право информационное (СМИ, персональные данные, охраняемые законом тайны), либо право интеллектуальной собственности. Но так ли по-прежнему безупречен подобный дуализм? И не скрывается ли за тезисом о существовании единого контента рожденная технологической реальностью «сермяжная» правда об общей информационной природе всех без исключения продуктов человеческого труда, где смысл составляет основную ценность?
В философии данная тема уже давно не является чем-то новым, особенно в философии науки. От выстраивания гуманитарных наук по образу и подобию естественных, что было характерно для 19 века, в начале 20 века философия на какое-то время успокаивается признанием самостоятельной ценности и своеобразия гуманитарных наук, тем самым прочертив между первыми и последними непреодолимую границу. Однако уже на этом этапе появляются голоса, отстаивающие не просто общий корень, но сродство всех порождений человеческой культуры. К середине 20 века появляется уже целая плеяда концепций, рассматривающих науку как не меньшее творчество и в этом смысле как не менее относительную величину в сравнении с гуманитарными науками, на которые еще недавно возлагалась вся ответственность за человеческую субъективность и историчность. И хотя искусство продолжало и продолжает сохранять свою обособленность, вряд ли у кого-либо возникнет сомнение, что в обоих случаях – в науке и искусстве – речь идет о продуктах человеческого духа. Речь не идет в одном случае о творчестве, берущем свое начало во внутреннем мире индивида, а в другом случае – об отражении, открытии или понимании чего-то внешнего. В обоих случаях мы имеем дело со смыслообразующей деятельностью сознания.
Встречное движение в самоопределении гуманитарных, естественно-научных дисциплин получило дополнительный стимул посредством проблематизации понятия «научного факта», которая привела к неутешительному для сторонников позитивизма выводу, что не существует факта как чистой данности. Напротив, любой факт, добытый наукой, оказывается результатом приложения определенной объяснительной модели, теории, т. е. конструктом, интерпретацией человеческого сознания. Открытие герменевтических корней гуманитарных и естественных наук, а также искусства и науки в целом позволило по-новому взглянуть на сферу духовного производства и осознать ее целостность.
Как представляется, история права также подтверждает тезис об общем корне информационного права и права интеллектуальной собственности. По своей сути, право интеллектуальной собственности представляет собой первую предпринятую правом попытку вторжения в обширную область нематериальных продуктов человеческой деятельности. Долгое время казалось, что объективированные результаты творчества являются единственными «идеальными» объектами, которые достойны внимания юриспруденции, и также единственными доступными для правового регулирования. Однако прошло достаточно немного времени, и территория регулирования идеальной сферы начала расширяться. С одной стороны, расширялся перечень объектов интеллектуальной собственности, с другой стороны, стали развиваться механизмы регулирования различных правоотношений, связанных с «информацией» (т. е. с данными или фактами), начиная с новостных сообщений и заканчивая персональными данными. В конце концов сформировались различные отрасли и подотрасли права, однако предметы их регулирования внутренне взаимосвязаны: все они относятся к одной сфере, которую можно именовать знанием, информацией или контентом, или сферой идей и смыслов, объективированных в культуре. Из данного вывода, в свою очередь, следует, что воздействие, которое оказывает регулирование той или иной информационной отрасли, не проходит бесследно в отношении иных отраслей. И любые реформы одной из систем регулирования, будь то право СМИ, персональные данные или право интеллектуальной собственности, отражаются на развитии общественного сознания в целом, поскольку влияют на скорость и качество информационного обмена, содержательной стороны коммуникационных процессов.