Несносный тип (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

— Раньше поезда по этим путям посылал Союз Равных, рассчитывающий на вашу поддержку, — парировал я, — А всем остальным странам не хватало ресурсов, чтобы заняться Эластой. Это время подошло к концу.

— Мы заметили, Должник! — отрезала незнакомая мне женщина совершенно непонятных лет. Выглядела эта сухощавая брюнетка лет на 40, но как будто прошла все известные косметические процедуры, а копна черных волос, едва не подметавшая пол, вообще выглядела отдельным живым существом. Затем, слегка смягчившись лицом, она добавила, — Вопрос с тем, кого поддерживать дальше!

— Вы выбирали именно это? — с недоумением на лице уточнил я, нагло доставая сигарету.

— Юный кид, тебе не кажется, что ты ступаешь по очень тонкому льду? — подозрительно мягко осведомился Лейлуш Коррадорра ат-Мансипах, перебирая пальцами правой руки свою бородку.

Не кажется, а безусловно уверен. Только вот шансы на то, что после выдачи ценного совета меня выпроводят отсюда безо всякого разрешения на казнь Авроры Аддамс по прозвищу Суматоха, чрезвычайно велики. А возможно даже и без благодарности. Так и пришлось сообщить, вызывая гневные огоньки в глазах уже сильно недовольного Ахиола и несколько желчных комментариев по поводу моей наглости от всех остальных. Исключая, впрочем, Вико Террейна, который был задумчив и тих, как и Тамара Галатури.

Впрочем, я не стал тянуть кота за причиндалы, вместо этого кратенько приведя пару примеров из истории родной Земли, в которых даже сильного и боеспособного врага, владеющего передовым оружием, ставили то на колени, то раком, только за счет перерезания путей снабжения войск, разрушения инфраструктуры, террактов и диверсий. Следом я слегка углубился в историю колонизации Северной Америки, а также слегка проехался по «линейке» технологического прогресса, в которой от дирижаблей до аэропланов был один шаг, а от последних до вполне себе бомбардировщиков-тяжеловесов — аж полтора.

А что Хайкорт может противопоставить бомбардировщикам, способным ронять на него бомбы весом 200–300 кг? Немногое. Не зря же владение взрывчатыми веществами преследуется чуть ли не во всех странах Кендры.

— Удивительное рядом, — сменил пластинку маг, оглядывая замолчавшее собрание, — Ну давайте, юноша, расскажите нам что-нибудь еще. По текущей ситуации. Если же вы, совершенно не владея ситуацией, внезапно сможете сказать нечто, по существу, я даю вам слово, что добьюсь самого пристального внимания к вашей заявке. И поддержу её лично!

Большего я бы тут точно не добился.

— Господа и дамы, — выпустив струю дыма подальше от благородного собрания, заявил я, — На вашем месте любой опытный политик сначала бы отреагировал на демарш альянса, уже допустившего по отношению к Хайкорту враждебный ход. А затем только приступил к переговорам. Любая попытка договориться после пропущенного удара говорит о слабости. Это же очевидно.

— То есть, — хмуро заметил еще один неизвестный мне мужчина, одетый в богато разукрашенный камзол, — Вы хотите сказать, что Хайкорту стоит ударить по военным силам четырех ведущих мировых держав? Я не ослышался?

— Ничего подобного я не говорил, — с достоинством отбрехался я, — Вы решаете, что Хайкорту стоит делать, а чего не стоит. Что ему нужно, а чего не нужно. Просто скромный человек из другого мира считает, что городу необходимо ударить по всем — по Тирвильскому княжеству, по Кригстану, по конфедерации Барджайя, по Транту, по эльфам и, разумеется, в первую очередь, по остаткам Союза Равных. А лишь потом, защитив и подтвердив свою репутацию, приступать к поиску нового поставщика. Это… настолько бросается в глаза, что я даже не могу считать ваш вопрос серьезным.

Откланивался и выходил я в тишине, сильно, причем, недоумевая. Столь глубокое чувство во мне вызвали удивленные и местами даже пораженные лица присутствующих. Что? Это разве не очевидно? Вы сами кичитесь своим могуществом и славой таинственного зла Эласты, держащего в страхе все силы континента. Ладно, хорошо, местные исправно боялись. Вот понаехали чужаки и сразу обосрали вам всю малину. Логично же будет сначала всех наказать, а потом только разбираться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Или какая вы, к чертовой матери, великая опасность?

Я полностью понимал, что буквально просвещаю террористов о том, как бы им получше запугать весь мир, чтобы тот прекратил соваться к любовно свитому гнездышку давних изгнанников, но что мне, по сути, оставалось делать? Незервилль — гарант моей неприкосновенности, а весь остальной мир жаждет продать мой труп Станиславу Аддамсу за совершенно неприличные деньги.

Что остается делать?

Хотя стоит сказать, что мои попытки внести немного конструктива провалились целиком и полностью… несмотря на то, что вещал я без маски, чем и заработал еще одну единицу к Триаде Вождя. Впрочем, провал был неминуем — ведь стоило мне лишь вцепиться зубами в поданный в «Теплом приюте» кусок бекона, поставлявшего вместе с яичницей, как меня в скором темпе уволокли на Совет Основателей снова.

Ахиол, которому все карты спутал мой визит, достал из рукава козырной туз, оповестив всех присутствующих, что ситуация с поставками глубоко вторична по сравнению… с неким биологическим контейнером, полным образцов оплодотворенных яйцеклеток.

В зал я входил, когда Основатели заканчивали просмотр чего-то, напоминающего голограмму, излучаемую из перстня Лейлуша Коррадорры ат-Мансипаха. На трехмерной озвученной проекции было отчетливо видно двух работающих за хирургическим столом людей — сам Лейлуш, с видимым напряжением удерживающий сияющие магические конструкты большой сложности, и покойный Эйдиус Доннорифт, ловко и быстро сшивающий нечто внутри маленького куска алой разверстой плоти, который в процессе всё закрывался и закрывался новыми швами, превращаясь в то, чем он являлся изначально. В меру волосатую мужскую мошонку.

Когда кино закончилось, молчаливые зрители обратили свои взгляды друг на друга.

…заодно загоревшись алым и серым в моем зрении.

Глава 10. Страх и ненависть в Хайкорте

— Лечь на пол! Руки за голову! Не шевелиться! Любому, кто попытается сделать хоть что-нибудь, всаживаю пулю в голову!

Орать приходилось свирепо, поспешно содрав с лица железную маску для большего устрашения. Отыграв пяткой ботинка по наиболее ретивому из нарушителей спокойствия, сейчас возлежавшему под моей ногой, я вновь хищно повёл дулами револьверов по сторонам. Может быть, из-за однозначной угрозы, а может и из-за того, что я пару раз уже выстрелил в потолок, нездоровое движение, заполонившее главную залу «Апатии», предпочло себя прекратить.

— Любой писк, дамы и господа… и стреляю, — еще раз внушительно обозначив свою позицию, я заорал, призывая новых констеблей зайти в помещение, чтобы заняться самым прозаичным в их работе делом — предварительными арестами.

Город катился в бездну, иначе не скажешь. Желтоглазые на каменоломнях, снабжавших Хайкорт материалом для большой стройки, начали решать, кому первым делом отгружать материалы, а кого можно игнорировать. Затем заведующие складами продовольствия и алкогольных напитков живые стали урезать поставки, хотя такого распоряжения сверху им не приходило. Всё это наложилось на ухудшающееся с каждым днем психическое состояние не особо живых жителей Незервилля, которые начали собачиться между собой, в надежде испытать побольше эмоций. Только ругаться? Нет. Куда интереснее сломать работающему рядом с тобой соседу ногу, чтобы тот потерял полдня, ковыляя до больницы, а самому работать дальше, предвкушая (и опасаясь) мести за это.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Живых происходящее тоже коснулось в немалой степени. Все, кто мог, начали делать запасы на черный день, что тут же отразилось дефицитом определенных продуктов для небольшого городка. Я уже неделю сбивался с ног, гася разворачивающиеся повсюду конфликты. Трижды пришлось держать речь перед немалыми толпами живых и желтоглазых, что неприятно отразилось на увеличении Триады Вождя, пять раз пришлось стрелять на поражение, проехать по всем фермерским хозяйствам с успокаивающими речами. В ходе вояжа мне пришлось прикончить еще двух желтоглазых на грибной ферме, просто поехавших крышей из-за одиночества и отсутствия Купели.