Клуб любителей фантастики, 2009 - Ираклий Вахтангишвили

— Договорились.

— Так что там у вас?

Вместо ответа Пётр положил передо мной журнал. Цветной. Толстый. Глянцевый. За… 2041 год…

Следом лёг прибор, внешне похожий на iPod. Цифровую технику я знаю неплохо — до того, как стать частным преподавателем, год продавал штуковины вроде этой и многие другие. Но эту вещь видел впервые.

— Что это?

— Электронный кошелёк. В 2039 году человечество перешло исключительно на электронные деньги. Никакой наличности. Всё лежит на банковском счёте, а с помощью этой вещи ты проверяешь баланс.

Это выглядело и звучало правдоподобно. Передо мной лежал потомок кредитных карточек.

— И наверняка журналов в то время уже не осталось, — подумал я вслух. — Люди перешли на электронные издания?

— На бумаге по-прежнему издавались только глянцевые. И стоили они дорого. Всё остальное — электронное. Даже книги. Бумажные — остались в музеях.

— А эта штука, — я указал на «кошелёк», — тоже из 2039?

— Нет, они появились в конце 20-х годов 21 века, но были не настолько компактны. Этот образец — из 2096.

Я снова глянул на журнал, коснулся пальцами, перелистал. Цветные страницы представляли собой невероятно тонкие экраны, на которых двигались одетые по последней моде красотки, при нажатии кнопки в углу страницы возникало трёхмерное изображение. Нажатие ещё одной кнопки вызвало на лице трёхмерной девушки с формами понимающую улыбку, и она начала изящно избавляться от одежды. Видимо, это был журнал для мужчин и женщин одновременно. Каждый нажимал кнопки, исходя из потребностей.

Благодаря тому, что наш столик стоял у стены, всё это скрывалось от взоров публики в зале моей спиной.

— Вы меня убедили, — сказал я потрясённо и закрыл журнал. — Так зачем люди из будущего крадут наши картины и музыку?

Пётр покачал головой.

— Я уже говорил, их интересуют ещё и статуи, книги и всё, что когда-либо было создано творческими гениями человечества. И просто любителями.

— Но зачем?

Официант принёс кофе. Я отхлебнул, но вкус был отвратительный — словно в этом кофе тушили сигареты. Пётр начал болтать в своей чашке ложкой, то ли размешивая сахар, то ли просто так.

— Видишь ли, — произнёс он, — во второй половине нашего 21 века, который здесь только начался, там, — Пётр указал куда-то вперёд и вверх, — технические и электронные возможности человечества стали настолько высоки, что исключили искусство как таковое. Интеллигентные старики-любители рок-н-ролла и классической музыки, литературы умерли. Молодёжь развлекалась, проводя свободное время в виртуальной реальности, которая к тому времени уже была для многих реальней реальности, так сказать, живой. Музыку стали «делать» на компьютерах по особым алгоритмам, она была преимущественно одинаковой как по ритму, так и палитре — танцевальная, весёлая для дискотек, или тяжёлая. Люди уже даже перестали иметь к этому отношение, они только программировали необходимый результат, всё остальное делал компьютер. Соответственно ушли в небытие скульптура, живопись. Про литературу я даже не говорю — её вытеснили виртуальные игры-книги — развлекательные, увлекательные, с фэнтезийным, космическим или эротическим сюжетами. Театры перестали существовать ещё в 40-х годах. Осталось только кино, добавилась трёхмерность, зритель чувствует запахи, вкус, словом, становится полноправным участником событий на экране. Но актёров там уже не было — всё создаётся компьютерной графикой, вплоть до людей. Да и то, большинство всё равно предпочитает виртуальные игры.

Блюз сменился «живым» джазом. Парочки вставали из-за столов и пускались в зажигательный танец в центре зала, ближе к стойке. На лицах улыбки, юбки женщин и девушек взлетали над коленями, точно их хозяйки кружились на карусели.

— Ну хорошо, — сказал я, не обращая внимания на дудящий саксофон и перестук тамтамов. — Я всё равно не понимаю, зачем нашим потомкам понадобились вещи из прошлого.

Пётр отодвинул от себя чашку.

— Создавая любое произведение искусства, человек современный и человек прошлого вкладывали туда психическую энергию. Вы её называете «душевной», говорите «вкладывать душу» и всё в таком духе. Эта мощнейшая энергия постоянно циркулировала в обществе и поддерживала людей. На глобальном уровне давала им жизненный тонус, скажем образно. — Он вытер салфеткой рот. — Это как воздух: его не видно, но он повсюду. И ты им дышишь.

Он посмотрел на моё лицо, где всё ещё было непонимание, и продолжил.

— В будущем этой энергии уже нет. Люди теряют искорку жизни, начинают тосковать неизвестно по чему, терзаются не понятно чем, всё ведь вроде бы в порядке, и даже лучше — безбедное общество, живи не хочу. Однако когда в герметично закрытом пространстве иссякает воздух, люди начинают задыхаться. Примерно, это происходит сейчас в будущем. Поэтому потомки и возвращаются сюда и тащат к себе всё, что могут найти.

— А почему они просто не эмигрируют в наше время?

— Единицы, возможно, так и делают. Но если массово, то это опасно. Может возникнуть проблема с темпоральными линиями, а будущее от этого только проиграет. И они все это знают.

Некоторое время я обдумывал услышанное. Но вдруг я кое-что припомнил: за всё время разговора мой собеседник отзывался о человечестве отстранённо, в его речи проскальзывало «люди», «вы», но ни разу — «мы».

— А вы-то кто? — спросил я, чувствуя неладное.

— О, мы с тобой с разных планет. Даже из разных звёздных систем.

Я подобрался, по телу прошла волна напряжения. Ко мне вновь вернулась головная боль, причём сильнее, чем прежде. В висках стучали молотки.

— И какова ваша роль?

Пётр сделал рукой неопределённый жест. Но, оказалось, это он так подозвал официанта и попросил у него счёт.

— Мы предложили людям — вам — адекватную замену утраченной ими «энергии жизни», назовём её так. Предложили совершенно безвозмездно.

— Но мы отказались, — предположил я.

— Точно. — Пётр развёл руками. — Но дело в том, что свою проблему они так не решат. Они пока затыкают дырки в текущей плотине, но течь не перестаёт, становится сильнее, напор увеличивается… В итоге, их — вас — всё равно смоет озверевшая от заточения вода.

А люди нас не любят. Мы постоянно присутствуем на Земле, у нас есть даже нечто вроде ваших посольств. Но нас не жалуют.

Я подумал, что тоже не испытываю к этому существу приязни. В глубине души я даже чувствовал ненависть. Какой-то пришелец хочет предложить нам суррогат душ наших гениев, которые те вкладывали в свои творения. Ну и наглецы же эти пришельцы. Чуть ли не богами себя мнят. У меня мелькнула забавная мысль, что, окажись я сейчас в будущем, которое этот тип мне описывал, меня бы в этом смысле вполне приняли за своего.

Он расплатился, и мы оказались на улице. Дождь перестал, приятно пахло сыростью. Мы шли по освещённой фонарями улице, подставляя разгорячённые лица ветерку.

Потом мой спутник исчез, и я продолжил путь в одиночестве.

Навстречу мне двигались улицы и переулки, освещённые скудным сияньем фонарей. Они казались тёмными коридорами, ответвлениями труб, я сворачивал из одного в другой, пытаясь найти выход из этой бесконечной канализации.

Надо же — потомки обкрадывают собственное прошлое. По словам «Петра», все мировые шедевры живописи заменены подделками, потому что оригиналов больше в нашем времени нет, — все работы Леонардо, Рафаэля, Микеланджело, Шагала, «Чёрный квадрат» Малевича, сокровища Ватикана, иконы Рублёва и прочих мастеров, да что толку перечислять — всё это уже в далёком будущем. Подпитывает нашу угасающую цивилизацию.

В небе над головой, точно тусклая лампочка, вспыхнуло сине-зелёными огнями что-то вытянутое, огромное. Но затем сияние погасло, и мне был видны только контуры. «Габариты».

Громада НЛО — это был он, я не сомневался — призраком скользила над крышами погруженных в темноту домов.

Я пошёл следом за ним, задрав голову, как идиот.

НЛО увеличил скорость. Я побежал.

В памяти лихорадочными обрывками всплыл разговор с инопланетным доброжелателем в ресторане.

— Если я правильно понял, исчезновение психической энергии вызывает сильный стресс. Виртуальные игры от него помогают?

— Нет, конечно. Эти когти проникают слишком глубоко. Люди глотают транквилизаторы и галлюциногены. На несколько часов погружаются в вымышленные пространства с полной иллюзией покоя. Не все, разумеется, кто-то сильнее, кто-то слабее. Кто-то мыслями в прошлом, откуда другие тщетно пытаются достать панацею, и, приняв препарат, попадают туда.

Голова у меня болела так сильно, что всё впереди виделось в лёгком тумане.

Возможно, мне не стоило пить коньяк. Хотя прежде такой странной реакции на алкоголь у меня не было. Во рту я чувствовал вкус того проклятого кофе, похожего на сигаретный пепел.