Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель - Жорж Бордонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин этой фантастической таверны почтительно склонился, приветствуя Дору и Гальдара, и провел их к заставленному старинными винами цвета кровавого рубина укромному столику, за которым прислуживал он сам. Обнаженные танцовщицы теперь разыгрывали сцены любви, то неразделенной, то взаимной и страстной. Ярко накрашенные губы округлялись в немом крике. Трепещущие пальцы скользили вверх по бедрам, умащенным маслами и блестящим от пота, к подрагивающим грудям, сложенные в беззвучной мольбе ладони вздымались ввысь, падали бессильно, парили в воздухе и снова поднимались, старались удержать невидимого соблазнителя. Музыка снова сменила темп, хрипло запели трубы, дрожащий звук гонга и мрачные всплески барабанной дроби отсчитывали интервалы, а пронзительная флейта возобновила прежнюю мелодию. Танцовщицы теперь отдавались воображаемому любовнику, разыгрывая страстные ласки, сладостное изнеможение, соблазнительно раскрывая жадные губы.
Дора обвила руку Гальдара вокруг своей талии и нежно поглаживала ее. За перегородкой из листвы потягивали вино молчаливые телохранители. Повсюду в полумраке ниш, убранных цветами, целовались парочки; некоторые, не разнимая сплетенных рук, исчезали за маленькими, бесшумно открывавшимися в стене зала дверцами, перед которыми стояли слуги в тюрбанах и раззолоченных одеждах. Объявили выступление бойцов, и зрители оживились. Молоденькие служанки с глазами, подведенными лиловыми тенями, в коротких полупрозрачных туниках легко сновали от столика к столику, и посетители, ухмыляясь, шлепали их по обнаженным бедрам.
Сегодня состязались два варвара: ливиец, черный, приземистый, с приплюснутым носом и глазами, налитыми кровью, и долговязый кельт с бледной, как молоко, кожей. Пальцы их защищали какие-то подобия кастетов с тяжелыми свинцовыми перчатками, на поясе у каждого болтался кинжал. По сигналу гонга они бросились друг на друга, стараясь прижаться ближе к противнику, чтобы избежать страшных ударов свинцовых наладонников. Оглушительный свист толпы перекрыл звуки их прерывистого дыхания. Хозяин таверны с хлыстом в руке выбежал на помост, чтобы разнять их. Висок кельта обагрился кровью. Ливиец, оскалив зубы и пронзительно крича, бросился на хозяина и вдруг остановился, шатаясь, с рассеченным подбородком. Кельт врезал ему по бокам свинцовыми кулаками. Женщины пронзительно закричали, словно рассерженные ласточки. Мужчины сыпали проклятьями, Дора прижалась к Гальдару, и он почувствовал, как она сладко вздрагивает при каждом новом ударе. Мотая головой из стороны в сторону, чернокожий боец сумел высвободиться; он бегал по краю помоста, уклоняясь от преследовавшего его огромного кельта, лицо его изображало ужас. Вдруг он резко остановился, и его кулак обрушился на голову преследователя с тупым звуком, который расслышали все. Ручеек крови залил нос и густые усы бледнокожего воина. Гальдар взглянул на Дору, на ее страстно трепещущие губы и глаза, прикрытые веками. А свинцовые кулаки продолжали месить мясо и кости. Когда ливиец выплюнул выбитые зубы, раздался смех. Потом еще, когда кельт, ослепленный кровью, сочащейся из ран, несколько раз ударял воздух. Послышался страшный звук еще более ужасного удара. Хрустнули кости. Схватка была до того быстрой, что невозможно было сказать, кто из двоих ранен. Зрители вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть происходящее, переругиваясь и заключая пари. Кельт больше не атаковал, стараясь только уберечь от ударов лицо, изуродованное до неузнаваемости. Чернокожий лупил его по бокам на уровне сердца и старался попасть в печень. Белый упал наконец на колени, и два свинцовых кулака обрушились на его затылок с силой, достойной лесоруба. Он растянулся на помосте, уткнувшись головой в пыль и вздрагивая руками и ногами. С первым ударом гонга негр наступил своей огромной ногой на спину поверженного кельта, который едва шевелился внизу, то ли совершенно обессилев, то ли безропотно смирившись с ожидавшей его участью. После второго удара резко затрещала барабанная дробь. Чернокожий медленно вынул из ножен свой кинжал, показав лезвие публике, и вонзил его по самую рукоятку в спину кельта, пронзительно жуткий крик которого заглушил на мгновение ропот зрителей.
— Какой ужас! — вскричал Гальдар. — Пойдем отсюда!
— До чего же ты чувствителен!
— Какой ужас это убийство-спектакль! И то удовольствие, которое ты получаешь от его созерцания… Идем же!
Она повиновалась смущенно и покорно. Телохранители тенью последовали за ними. Прибежал растерянный хозяин. Гальдар смерил его ледяным взглядом, и он так и остался стоять с раскрытым ртом и своим расшитым колпаком в руках.
— Ты ведь видел на галерах, как умирают люди, — решилась наконец прервать молчание Дора.
— Да, и очень часто, но хоть с какой-то видимостью пользы. Однако я не переношу, когда живое существо убивает ради развлечения. Такие люди недостойны называться людьми.
— Это самое обычное зрелище.
— Ты не видела, что у них были за лица!
— Самые обыкновенные лица, лица знатных юношей, и почти все были красивы.
— Красивы, как демоны, закосневшие в пороке и разврате, безобразные, как те создания, что наполняют ночные кошмары и скитаются над некрополями среди колдунов и вампиров. Что же стряслось с доблестным народом Атлантиды?
— Ты тоже болен. Тебе надо отдохнуть. Запах сосен успокоит твои нервы, которым, конечно, многое пришлось пережить… Интересно, мне всегда придется находить тебе оправдания?
Уже потом под кронами олеандров в беззвучии звездной ночи она вернулась к этому разговору:
— Ты, наверное, забыл, что говорил с дочерью императора, и стражи слышали все это, сгорая от нетерпения представить очередной доклад?
— Этот спектакль смотрела не дочь императора.
— А кто же?
— Женщина по имени Дора, обожающая вид смерти и крови!
— А ты влюблен в дочь императора? И впрямь странно было бы, если бы она оказалась здесь ночью рядом с тобой. Да еще если бы ты осмелился говорить с ней, как господин с наложницей… Как забавно завершаются все наши встречи…
Над их головами прошелестели крылья. Птица села на спинку скамьи, застыла на мгновение и слетела вниз, к бассейнам.
— Не встречи, ответил Гальдар, скорее, сама жизнь — забавная вещь.
Часть вторая
1
Утром, через несколько дней после их приезда на Сосновую виллу Гальдар услышал пение девушки. Он сначала не понял, кто это пел. Но песня доносилась со стороны кухни, и он подумал, что это, верно, одна из пятидесяти рабынь, которые следили за поместьем и поддерживали порядок в доме. Ее голос, взлетающий ввысь, печальный и мягкий, словно бархатные свечки кипарисов, волновал и завораживал его. Он всколыхнул в нем самые давние воспоминания, лежавшие осадком на дне души и только теперь поднявшиеся и замутившие ее призрачное спокойствие и иллюзорную безмятежность. Чтобы его
