Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943 - Геннадий Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старопановская операция, успешному началу которой способствовал массированный удар нашей артиллерии с использованием нового оружия большой разрушающей силы тяжелых реактивных мин М-28, была задумана командованием Ленинградского фронта с целью отвлечь часть сил немецких войск, сосредоточенных в районе Мги и Тосно, нанести им возможно серьезный урон и тем самым предотвратить попытку штурма Ленинграда. В первое время операция развивалась успешно, и нашим войскам удалось захватить поселок Старо-Паново. Однако в дальнейшем, когда противник перебросил к Урицку подкрепления, части 42-й армии не смогли выполнить поставленную задачу – овладеть Урицком. Это произошло в первую очередь из-за допущенных ошибок командования 42-й армии и ее 85-й стрелковой дивизии. Показательно, что недавно назначенный командовать Ленинградским фронтом генерал-лейтенант Л. А. Говоров издал 3 июля 1942 г. суровый приказ, в котором отмечалось, что Военный Совет 42-й армии и командующий генерал-лейтенант И. Ф. Николаев не сделали необходимых выводов из указаний Военного Совета фронта по коренному улучшению подготовки операции и управления боем на основе итогов боя при овладении Старо-Паново. При «операции на
Урицк», говорилось в этом приказе, командованием штабами и войсками 42-й армии вновь повторен ряд крупных ошибок в подготовке боя, управлении боем и организации взаимодействия родов войск, что вместе взятое привело к невыполнению боевой задачи. Особо суровой критике Военный Совет 42-й армии подвергся в этом приказе за то, что «не принял мер к проверке системы управления боем 85-й стрелковой дивизии», «не проявил нужной требовательности и практически ничего не сделал для выполнения дивизией поставленной задачи». Командующий Ленинградским фронтом, быть может, впервые столь откровенно назвал одну из главных причин неудач наших наступательных операций – неумение устранять выявленные в ходе боя ошибки и, более того, позволять «вводить себя в заблуждение, не только не приняв мер к разоблачению лживых докладов» командиров подчиненных частей, но даже не уловил явной неправдоподобности и противоречий в докладах исполнителей[154]. За ошибки и промахи, допущенные при проведении Старопановской операции и в особенности за дезинформацию командования 42-й армии командир 85-й стрелковой дивизии полковник Лебединский и замполит полковой комиссар Орлов были не только отстранены от занимаемых должностей, но и лишены орденов и воинских званий[155].
В июле 1942 г. для усиления внутреннего гарнизона блокированного Ленинграда особенно актуальной стала работа по вооружению и созданию новых вооруженных рабочих отрядов. На начало июля их было 77 с общей численностью 8482 человека[156]. В Кировском районе в пяти вооруженных рабочих отрядах состояло 1968 человек, на вооружении которых имелось 110 винтовок, 1 пулемет «Максим», 71 ручной пулемет, 51 автомат, 5 тыс. гранат и 10 тыс. бутылок с зажигательной жидкостью, 552 охотничьих ружья и 183 мелкокалиберные винтовки[157]. Выросшее за июль 1942 г. почти в 3 раза число рабочих отрядов предполагалось вооружить за счет производимых сверх плана, на субботниках, вооружения и боеприпасов на ленинградских оборонных заводах[158].
Реализуя замысел превратить весь Ленинград в укрепленный район, командование фронта разместило на южных подступах к городу в полосах обороны 42-й, 55-й и 67-й армий 25 отдельных противотанковых артиллерийских дивизионов, а в зданиях города было сооружено 8447 пулеметных и 932 артиллерийских дотов, 404 артиллерийских и 199 пулеметных дзотов. В черте города было также возведено почти 15 км противотанковых рвов, почти 40 км баррикад, свыше 50 км крытых ходов сообщений. Все это позволило в дальнейшем командованию фронта маневрировать своими силами, без риска снимать часть войск из полосы обороны и сосредотачивать их в районе, избранном для прорыва обороны противника[159].
В июле 1942 г. осажденный Ленинград подвергался ожесточенному артиллерийскому обстрелу противника из дальнобойных орудий – 24 дня из 31. Почти ежедневно от обстрелов гибли жители города. К середине года войска Ленинградского фронта имели орудий и минометов в 2 раза больше, чем в сентябре 1941 г., и это позволило перейти в контрбатарейной борьбе с противником от оборонительной тактики к наступательной. Эффективности контрбатарейной борьбы с дальнобойной артиллерией противника способствовало выделение Верховным Главнокомандованием для этой цели двух специальных корректировочных эскадрилий. В результате в июле 1942 г. комбинированным ударом нашей артиллерии и авиации было уничтожено несколько дальнобойных батарей противника[160]. «Пожалуй, ни в чем так не проявлялось подлинное искусство артиллеристов Ленинградского фронта, – отмечал впоследствии Маршал Советского Союза Л. А. Говоров, – как в исключительно точных контрбатарейных ударах»[161]. Мастерство артиллеристов способствовало снижению интенсивности обстрелов: если в июне 1942 г. по городу было выпущено 6125 снарядов, то в июле – 4375, а в августе – 1500[162].
От варварских обстрелов немцев гибли сотни мирных жителей города. «В субботу 4 июля был шквальный обстрел района. Снаряды рвались на Нарвской площади. Было 12 убитых и 32 раненых, – засвидетельствовал в своем дневнике И. В. Назимов. – Много погибло у трамвайной остановки. Бедные дети, невинно погибшие матери и отцы. Как жаль всех вас. Только минуту тому назад вы бодро шли по площади. О чем-то думали. Таили в себе надежду на скорое окончание всех несчастий и лишений. А сейчас вас уже нет. Оторванные конечности, черепа, внутренности, мозги, разбросанные по всей площади. Лужи запекшейся крови и осколки разорвавшегося снаряда большей или меньшей величины, еще теплые, покрытые кровью. Нет слов, нет таких оборотов речи, которые могли бы рассказать об этих ужасах, переживаемых городом и его населением»[163]. К сожалению, еще большие потери население блокированного Ленинграда продолжало нести от истощения. Хотя по сравнению с июнем 1942 г. смертность в июле сократилась почти в 2 раза, она все еще оставалась значительной: в этот месяц скончались 17095 человек, при том, что население сократилось до 800 тыс. человек.[164]
Эмоциональное восприятие варварских обстрелов и гибели в них мирных жителей, как у И. В. Назимова, говорило о том, что ленинградцы стали выходить из состояния глубокой атрофии чувств, сформировавшейся в дни голодной зимы. И теперь в своих дневниках они признавались себе в этом. «Недавно мне пришлось перелистать расчетную ведомость прошлого года, – писала в своем дневнике 23 июля 1942 г. инженер 7-й ГЭС И. Д. Зеленская, – и я должна была встать и выйти в другую комнату, спасаясь от наваждения. Такая страшная вереница погибших прошла перед глазами… Что ни фамилия, то покойник. Ведь у нас умерло около 100 человек из штата в 250 человек. И гибель каждого проходила у меня на глазах, но тогда не охватывало такое мучительное чувство, как сейчас, когда это уже в прошлом. Ужасались, говорили какие-то взволнованные слова, но внутри точно нетающий кусок льда лежал, и только сейчас, летом, с возвращением физических сил вернулись в какой-то мере человеческие чувства»[165]. Это наблюдение присутствует в той или иной форме и в других дневниках блокадников.
И все же, несмотря на непрекращающиеся обстрелы и бомбежки, не побежденную до конца алиментарную дистрофию, от которой продолжали умирать еще многие ленинградцы, – все эти 300 с лишним дней страданий, Жизнь постепенно расширяла свои границы, увлекая в них многих из тех, кто зимой 1941–1942 г. был на грани жизни и смерти. В дневниках ленинградцев в июле 1942 г. появляется все больше позитивных записей. «С питанием стало лучше, – свидетельствует один из них, – но лебеда в большом почете. Ее собирают мешками, жуют сырой, делают щи, лепешки. Я со своего огорода ем уже салат, редиску. Приятно»[166]. Появляется дополнительная энергия бороться за жизнь. «Отчаянно лезу в Союз писателей, где кормят заповедных без вырезки, – записывает 3 июля 1942 г. в дневнике востоковед А. Н. Болдырев, мечтавший все «смертное время» наесться досыта. – Все было малоудачно, но сегодня, кажется, наметился перелом; м. б. через несколько дней и совершится»[167]. И к его радости действительно «совершилось». 5 июля 1942 г. он зафиксировал эту радость для истории: «Сегодня первый раз вкусил знаменитый писательский безвырезный обед. Он хорош: овсяный суп, заправленный укропчиком и сливочным маслом, густой, большая тарелка, 320 гр. отличной гречневой размазни с маслом же, 20 гр. глюкозы, которую с удовольствием слопала Машутка»[168]. И такие «радости» посещают все большой круг людей, и не только в столовых для избранных, но и для тех, кого власти называли просто жителями.
