Снежное пламя - Ширли Грин

Кристина закрыла глаза, отдаваясь последним содроганиям. Она боготворила мужчину, подарившего ей небывалое наслаждение земной любви.

Джастин лежал рядом с ней, и когда она открыла глаза, мир все еще оставался черным. Мир черного шелка. Ощущение, которое Кристина не забудет до конца своих дней.

Джастин коснулся ее подбородка, и она подняла свой взгляд к нему. Он нагнулся, легко касаясь ее губ своими. Синие глаза с восторгом пробежали по ее прелестному телу.

— Это было куда лучше, чем играть в шахматы, — только и мог сказать Джастин.

Увидев, как щеки Кристины залил румянец смущения, он засмеялся и поцеловал ее еще раз.

— Джастин… — обратилась к нему обессиленная, но счастливая женщина.

— Я тебе сказал, что ты ослепительно красива, а? — спросил он с нежностью.

Кристина улыбнулась, смущенно опуская ресницы. Он и в самом деле оказался редким по своей предупредительности и гостеприимству хозяином. Даже сейчас, после всего, что произошло, он старался, чтобы она чувствовала себя как можно лучше. Но она и без его усилий чувствовала себя особенно уютно, потому что оказалась в одной постели с ним по своей воле — скорее, непреодолимому желанию.

— Ты знаешь, — сказал восторженно Джастин, — что ты прекрасна на этом черном атласе?

— Я знаю, что ты неотразим на фоне черного шелка, — ответила она, успев соскучиться по его прикосновениям и ласкам.

Он был так божественно гармоничен, что это приводило ее в состояние какого-то экстаза… Развитая, играющая мускулами, с кудрявой порослью грудь, такая восхитительная на ощупь. Стройные сильные ноги — мускулистые, с железными икрами. Прекрасной формы руки — с удлиненными тонкими пальцами. Видно, природа особенно постаралась, создавая такого совершенного мужчину.

— Твои темно-синие глаза на черном фоне волшебны, — вновь заговорила Кристина.

— В самом деле?

— Да.

— Ты невероятная женщина!

Он казался очень серьезным. И, главное, искренним. И это было так важно для нее.

— Ты часто… говоришь так? — спросила она.

Она хотела только искренности, чтобы они до конца могли быть близки, без единого намека на сомнения. Но быть ближе, чем только что… Это казалось почти невозможным.

— Никогда и никому прежде, клянусь тебе! — ответил Джастин.

— Никогда и никому? — переспросила Кристина.

— Никогда и никому, — торжественно повторил Джастин.

Подняв ее руку, он поцеловал самые кончики ее пальцев, прошелся по ним языком, и она, кожей рук почувствовав его дыхание, содрогнулась от нового приступа страсти.

— Согласись, — взмолился он, — что это куда лучше игры в шахматы.

— Это в миллион раз лучше игры в шахматы, — подтвердила она.

— Отлично, — сказал Джастин, медленно опускаясь на ее хрупкое, разомлевшее тело. — Хочешь сыграть ее одну партию?

— В шахматы?! — с притворным возмущением спросила Кристина.

Джастин не ответил, но она хорошо знала, что не о шахматах идет речь. Потому что он уже целовал ее…

А значит «игра», на которую он намекал, уже возобновилась…

Глава 5

На следующее утро отключилось электричество.

Благодаря маленькому, работающему от батареек телевизору, Джастин и Кристина могли воочию убедиться, как неистовствует разыгравшаяся стихия. По всей Новой Англии бушевала снежная буря, занося дома и дороги. Даже старожилы не могли вспомнить такой свирепой и продолжительной метели.

— Еще несколько дней тебе здесь придется задержаться, — заметил, не скрывая своей радости, Джастин.

Кристина рассмеялась, довольная не меньше его. Гнев Божий, обрушившийся на побережье, для нее обернулся даром небес, оставив ее здесь наедине с мужчиной, желанней которого трудно было и вообразить.

Страна вечного блаженства, рай для прекраснодушных, шутила она про себя. Никогда в жизни она не была столь опрометчивой и легковерной: начиная с того, что без памяти влюбилась в почти незнакомого человека, ничего, по существу, о нем не зная. Но Кристина чувствовала себя счастливой. Она благословляла этот сладкий снежный плен. Ей хотелось, чтобы он длился вечно…

Они проснулись чуть ли не одновременно и бросились освежиться в верхний бассейн, где, поплавав, сидели, беспечно болтая ногами, а потом снова предавались любви… Скоро они проголодались, но их слишком захлестывали чувства, и наскоро полакомившись фруктами и сыром, они опять очутились у камина в гостиной. И там опять она со страстью отдалась ему.

Через какое-то время они вернулись в спальню к черным атласным простыням и там уснули как убитые. Проснувшись, Кристина увидела, что Джастин давно не спит и любуется ею. С нежностью погладив ее изящно очерченные губы, он удивленно спросил:

— Как это могло случиться, что ты до сих пор не была замужем? Мне кажется, толпы юношей должны были на всех перекрестках стреляться от неразделенной любви к тебе.

Кристина печально улыбнулась:

— Я была замужем. Три года. С тех пор прошло много времени, а мне кажется — целая вечность, не меньше.

— А в чем же было дело?

— Я бы сказала не «в чем», а «в ком», — с горькой иронией ответила Кристина. — Я была тогда молода и наивна, на все смотрела сквозь розовые очки: собиралась поступить в колледж, но мой будущий муж уже учился там, средств для супружеской жизни у нас не было. Я устроилась на работу с ночными сменами, а у него появилось много свободного времени для развлечений. Долгое время я простодушно верила ему, но однажды мне удалось вернуться с ночной смены немного раньше. Придя домой, я нашла его развлекающимся с незнакомой мне девицей — в нашей квартире. В нашей постели!

— И что ты сделала?

— Я покинула квартиру в два часа ночи. И прошла пешком пол Бостона, и больше не вернулась к нему. — Легкая тень грусти промелькнула по лицу Кристины. — Я ушла к матери. У меня чудесные родители. Никаких вопросов — раз пришла, возвращайся в свою прежнюю комнату и живи на здоровье. Я так благодарна им за это.

— Неужели все так просто? Никаких объяснений, естественных в подобных случаях попыток помирить дочь с мужем?

— Они сразу все поняли. В них сильно развита родительская интуиция и чуткость, — ответила Кристина. — Я пережила сильное потрясение. Обсуждать было нечего — все предельно ясно. Никогда больше я не смогла бы ему доверять. А если ты не доверяешь близкому человеку, то о каком счастье можно мечтать? — Она сурово нахмурилась, рассеянно поглаживая атласную простынь. — Не знаю, может быть, мы никогда и не любили друг друга, просто не умели любить. Иногда мне кажется, что мы влюбились в самую мысль о существовании влюбленности.