Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

Хвале взял бумажку и развернул. На ней был сколок карты — речка, железнодорожный мост и маленький холмик. На холмике был изображен крест, и от него расходились две линии. Они обозначали сектор обстрела пулемета с позиции на холме. Пулемет Хвало косоприцельным огнем должен был прикрывать подступы к мосту.

В нижнем углу бумажки неразборчивым почерком было написано приказание занять позицию и быть готовым прикрыть огнем отступающие отряды.

— Хорошо, — сказал Хвало. — Будет выполнено.

— Командир на словах просил передать, чтобы поскорее, — сказал связной.

— Хорошо. А что там? — спросил Хвало.

— Пока держимся, но они подтягивают силы и, наверное, будут атаковать.

— Так, — сказал Хвало. — Передай командиру, что я все понял.

3

Пулеметчики откопали пулеметный окоп, ровики для бойцов, поднесли патроны и вставили в пулемет ленту. Теперь до появления противника они были свободны.

Хвало лежал на вершине холма и в бинокль рассматривал местность. Слева он видел железнодорожный мост, внизу реку, а справа, километрах в трех, деревню с широкой, открытой для наблюдения улицей.

Солнце было сзади и ярко освещало равнину, полого спускающуюся к противнику, железнодорожную насыпь, белые домики и сады деревни. В бинокль казалось, что деревня лежит совсем близко за рекой — метрах в пятистах.

Видимость была прекрасной, и незаметно приблизиться к мосту противник не мог. Разве за насыпью? Но там за разъездом влево были пулеметчики соседнего отряда русских матросов. Хвало видел, как они тащили пулемет на такой же, как здесь, невысокий холмик. Их тоже, очевидно, до начала общего отступления сняли с передовых позиций и отправили на охрану моста.

К Хвало подошел Крайчек.

— Смотри, — сказал он, — на мосту какие-то люди.

— Да, — сказал Хвало. — Это минеры. Они минируют мост.

— На всякий случай?

— Да, на всякий случай.

Крайчек лег рядом с Хвало и протянул ему горсть слив.

— Хочешь? Они кислые и хорошо утоляют жажду…

Хвало взял сливу, положил в рот и раздавил языком.

Люди, которые работали на мосту, ушли, и теперь у перил стоял один часовой.

Было тихо, и отдаленная винтовочная стрельба не тревожила. Она была чуть слышна, и к ней привыкли.

Хвало прислушивался к стрельбе и старался представить себе, что делается на передовой.

Когда их взвод, в котором осталось только одиннадцать человек с одним пулеметом, снимали с позиции и отправляли к мосту, на поле боя было спокойно. Цепи лежали и лениво вели перестрелку. Но Хвало понимал, что затишье было обманчивым. Еще утром разведчики привели пленного, и он на допросе рассказал о том, что на фронт прибыли свежие союзнические войска: американцы и японцы.

Пленный рассказал, что слышал о приказе всем войскам перейти в решительное наступление на Хабаровск. Этот приказ отдал главнокомандующий экспедиционным корпусом японский генерал Отани. Пленный сам видел американские войска. Они выгрузились из вагонов на тыловой станции и пошли к фронту.

«Свежие американские и японские войска… — думал Хвало. — Успеют ли они атаковать нас до заката солнца? Если не успеют, ночь пройдет спокойно и наши смогут окопаться на этом берегу реки. Если они атакуют сейчас, будет хуже…»

Крайчек лежал рядом с Хвало и ел сливы, выбрасывая косточки на траву.

— Интересно бы знать, что думают о нас сейчас дома — в Чехии? — вдруг сказал он. — Из газет они, наверное, узнали, что здесь война…

— Наверное, узнали, — сказал Хвало. — Но вряд ли они знают все…

— Во всяком случае они не знают, что мы с тобой сейчас лежим здесь и ждем атаки американцев… — сказал Крайчек.

— Наверное, они этого не знают…

— Может быть, они думают, что мы в чешском корпусе и что мы сейчас воюем против русских рабочих, — сказал Крайчек и усмехнулся. — Может быть, они думают, что нас с тобой заставили воевать так же, как заставили других?

— Нет, у меня дома так не думают, — сказал Хвало. — Они знают меня, а я знаю их…

Крайчек выбросил на траву оставшиеся в горсти сливы.

— Они очень кислые, — сказал он и положил голову вниз лицом на скрещенные руки.

Ян лежал ничком. Хвало видел его затылок и спину в выцветшей гимнастерке, на которой у лопаток темнели два влажных пятна.

— Ты бы надел кепи — напечет голову, — сказал Хвало.

— В кепи сливы, — сказал Ян и даже не пошевелился.

Хвало поднял бинокль и стал смотреть в улицу деревушки. За деревушкой невдалеке передняя линия фронта, и оттуда доносилась винтовочная стрельба. Улица была безлюдна — наверное, жители деревни скрывались на огородах, где заранее откопали себе земляные убежища.

Хвало повел биноклем до самого моста. Всюду было пустынно, только по насыпи к мосту шли четверо раненых. Их сопровождала девушка в солдатских шароварах и белой косынке на голове. Девушка поддерживала раненого, который, опираясь на костыль, волочил по земле толстую, как бревно, забинтованную марлей ногу.

— Вацлав, — сказал Ян, приподняв голову. — Послушай, если ты раньше меня вернешься в Чехию, разыщи Анжеку и скажи ей, что я не был в чехословацком корпусе… Пожалуйста, скажи ей об этом… Скажи ей, что я был здесь вместе с тобой…

Хвало пристально посмотрел на Крайчека.

— Хорошо, если я вернусь раньше тебя… Но почему ты сейчас говоришь об этом?

— Мне не нравится, что мы заминировали мост, — сказал Ян. — Мне это очень не нравится. Опять отступление, опять напрасные потери… Но куда отступать?