Экипаж. Команда - Андрей Константинов

3. Обе стороны обязуются при первой реальной возможности расторгнуть договор о совместной деятельности и забыть о былом сотрудничестве, как о страшном сне.

Работать было скучно. «Грузчики» по очереди хвостиками таскались за операми, готовые взять след при первой же команде «Фас», однако команда от них все не поступала. То ли будний день, то ли жара так действовала на потенциальных «карманников», все едино – нет клева, не шел «клиент». Через пару часов бесцельного шатания по рынку и его окрестностям Лямин начал потихонечку сачковать, а Полина откровенно томилась в ожидании конца смены. Чтобы как-то ее подбодрить, бригадир стянул для нее персик у зазевавшегося грузина. Это заметил один из оперов и шутливо погрозил Нестерову кулаком. Других серьезных происшествий на рынке зафиксировано не было.

Козырев, который с утра припарковался на Сытнинской площади, ближе к полудню решил поменять стояночку – отсвечивать здесь и дальше было бы уже просто неприлично. Но оказалось, что сделать это не так-то просто. Покрутившись по округе, Паша с трудом нашел подходящий карман только на Малой Посадской. Впрочем, стратегически место было удачным – в десяти метрах уже Каменноостровский. Ну, а самое главное – тенёчек. Первым свои законные полчаса отдыха в машине провел Лямин, затем он отправился обратно на рынок, а его сменили Нестеров с Полиной. Все бутерброды были съедены, все анекдоты рассказаны, все бранные эпитеты в сторону начальства переадресованы. И хотя дело было не вечером, делать было абсолютно нечего.

Случайно Козырев обратил внимание на непонятный маневр проехавшей мимо них черной «Вольво». Водитель подъехал к перекрестку, включил поворотник и вроде бы как сделал попытку повернуть направо, однако почему-то остановился, серьезно затруднив тем самым выезд с Посадской другим. Впрочем, других желающих повернуть пока не наблюдалось.

– Чего это он, заглох, что ли? – заинтересовался Нестеров.

– Да нет, похоже, ждет кого-то, – отозвался Паша и оказался прав. Через несколько секунд со стороны Троицкого моста по проспекту подскочил темно-синий «Фольксваген Мультивен» и, поравнявшись с «Вольво», остановился. Окошко у «Фольксвагена» опустилось и из него высунулась рука, держащая небольшой, ярко-желтого, «кодаковского» цвета сверток. Ей навстречу, соответственно, вытянулась рука из «Вольво». После того, как сверток поменял хозяина, «Фольксваген» рванул вперед по Каменноостровскому, а «Вольво», нарушая правила, ушла под знак в противоположную сторону к мосту.

– Александр Сергеевич! Вы видели? – Полина возбужденно дернула Нестерова за рукав.

– Да видел, движуха какая-то происходит… Слушай, Паш, давай-ка прыгнем этой «Вольве» на хвост, поглядим, что там за народец сидит.

– Боюсь, что, как они, налево, уже не получится. Вон какой поток пошел.

– Давай тогда по-быстрому разворачивайся и в обход, через Мичуринскую. Попробуем их у моста догнать. Кстати, контейнера у «Фолькса» догадались срисовать?…

Пока разворачивались, пока проскочили Мичуринскую и Куйбышева, минуты четыре потеряли. Наконец вырулили на проспект, встали в створ моста, всмотрелись – ничего похожего на горизонте не наблюдалось.

– Черт, похоже, опоздали, – сказал Нестеров. По его лицу было видно, что представившаяся возможность поохотиться была ему явно по душе. Всяко лучше, чем по рынку слоняться.

– Вон они! – крикнула Полина, которая, в отличие от мужиков, не пыталась различить машину впереди, а крутила головой по сторонам. – Вон, справа, видите? На заправку заезжают!

Действительно, искомая «Вольво» неторопливо заруливала на АЗС рядом с Петропавловкой. Машина остановилась у колонки, и из нее вышли двое – водитель и пассажир. Первый направился к будке с явным намерением заплатить за бензин, а второй, попрощавшись с водилой, направился в сторону Александровского парка.

– Полина, выходим, – азартно скомандовал Нестеров. – Ты тащишь пассажира. Настроечку давай как можно чаще. А я прогуляюсь на заправку, выпишу пару квитанций[43] и тебя догоню.

– А «Вольво» дальше будем вести? – спросил Козырев.

– На хрена? Видишь, пассажир с портфелем вышел. Наверняка, и коробочка желтая, которую ему передали, там… Все, метнулись.

Пассажир явно очень спешил. Пока бригадир фотографировал водителя, Полина успела дотянуть его до метро «Горьковская». Нестеров чуть ли не бегом двинулся туда – девчонка первый день в наружке, мало ли что по ходу может случиться. Когда изрядно запыхавшись («надо, блин, курить поменьше, что ли?») он добрался до метро, выяснилось, что объект под землю лезть не стал, а двигается по аллее в сторону Мюзик-холла. Только здесь, пару минут спустя, Нестеров и нагнал Полину. Та стояла в глубокой задумчивости, явно силясь что-то вспомнить.

– Где он? – отрывисто спросил бригадир.

– Вон, уезжает, – грустно ответила Полина и показала глазами в сторону выруливающего на Кронверкский черного «ниссана».

– Что, посадка была? Так чего ж ты не сообщила?

– А я свод условных выражений забыла. Груз сел в пятый транспорт, так надо? Или его погрузили в пятый?

– Еб…, да хрен-то бы с ним, со сводом. Не помнишь – говори как есть, лишь бы толк был. Контейнера, в смысле, номера-то хоть запомнила?

– Да, два нуля два, потом латинское «д», еще два нуля и четыре.

– Дипломатические, что ли? – не поверил Нестеров.

– Ну да, красный номер.

– Оппаньки! Это что ж получается, мы с тобой шпиона таскали, что ли?

Через минуту к ним подлетела родная «девятка». Из окошка высунулся Паша и неоригинально спросил:

– Где он?

– Уехал, – столь же неоригинально ответил Нестеров.

– Александр Сергеевич, я виновата, да? Извините.

– Да нет, Полина, ты не виновата. Ничего страшного не случилось. Тем более, что за дип-номерами мы бы все равно работать не стали. Нам лишних приключений на свою ж… задницу не надо. Другое обидно.

– Что?

– Не засняли мы этого «дипломата».

– Почему не засняли? Я же выписала эти… квитанции? – Полина вопросительно посмотрела на Нестерова.

– Да ты что? Молодчина! И когда ты успела?

– Один раз в парке, а второй раз, когда он в машину садился.

– Охренеть! Паша, ты слышал? Человек первый день в «грузчиках» ходит и уже два снимка – опознавательный и уликовый.

– Это потому, что я дура, – выдвинула предположение Полина. – А дуракам всегда везет…

– Грузчики, дайте вашу настроечку, – раздался из трех станций долби-стерео зов Лямина. – Я вас не вижу. Где вы?

– Зато мы тебя видим, – передал по станции Нестеров, наблюдая, как Ваня мечется вдоль проезжей части и вертит башкой во все стороны, кроме той, где стоят они. – Дуй к Мюзик-холлу.

После этого Нестеров повернулся к Полине и учтиво произнес:

– Мадам, позвольте от лица всей смены выразить восхищение вашими способностями и наградить вас ценным подарком на палочке.

– Разрешаю, – серьезно ответила Полина, и Нестеров отправился за мороженым.

Пока Ваня Лямин отписывал сводку наблюдения (а по основной работе писать сегодня было особо-то и нечего), Полина, по просьбе бригадира, настрочила инициативное сообщение об инциденте на Каменноостровском. Нестеров прочитал его, удовлетворенно цокнул языком и довольно произнес:

– Ну-у, Лямка, кажись, закатилась твоя звезда писарчука. Полинка тебя подсидела. Нет, ну надо же – какой слог, какой почерк, ни единой орфографической ошибки! Вот что значит школа установки! – он заглянул в Ванин бланк, хмыкнул и продолжил свое разглагольствование: – Даже в слове «Каменноостровский» два «н», а не одна, как у тебя, Лямка, кстати… Так что, Полина, гордись – отныне все сводки твои.

– Вот и хорошо, – буркнул слегка обиженный Ваня. Правописание у него, и правда, малость хромало, а с этим чертовым Каменноостровским он прокалывался уже не в первый раз. Однако Ольховскую подобная перспектива абсолютно не устраивала.

– Вот уж нет, – заявила она. – Я к вам не машинисткой-стенографисткой работать пришла. И давайте сразу условимся: если работаем на линии, то все на равных – без скидок, поблажек и этих ваших намеков. Но тогда и отписываться после смены будем хотя бы по очереди – сегодня, к примеру, я, завтра – Иван, а послезавтра, извините, конечно – вы, Александр Сергеевич.

– Да ты что, Полин? – оторопел от такой прыти Нестеров. – Я ж того… Не, я не могу писать, у меня почерк знаешь какой?

– Какой?

– Да хуже чем кура лапой… Что там кура, хуже, чем у Вовки Исакова из восьмого отдела. Знаешь, как про его почерк у нас говорят? – «Поет как пишет, пишет как Вова, а Вова пишет фигово».

– Мне все равно, что говорят про Исакова… Кстати, он сейчас перешел в аналитику, так что пишет не от руки, а на компьютере… И дело даже не в том, кто будет писать сводки, просто не надо меня здесь держать за девочку, которая…