С первого взгляда - Ширли Грин

Донесшиеся из столовой звуки явно свидетельствовали об окончании игры. Удобно расположившаяся в большом вращающемся кресле, Абби не торопилась покидать дядюшкин кабинет. Кресло при вращении немного поскрипывало, но это лишь усиливало ощущение уюта. Однако не успела она расслабленно откинуться на его спинку, как в комнату заглянул Селби.

— Так вот, значит, где ты прячешься! — Абби задумчиво взглянула на него. Что представляет собой этот мужчина? Кто он — положительный герой из книги или черствый, холодный человек? Она еще не решила это для себя.

— Я вовсе не прячусь, — тихо ответила она. — А просто думаю.

— Занимаешься медитацией?

— Я знала, что ты так скажешь. Да, и занимаюсь медитацией. Но сейчас… Боюсь, у тебя слишком взыграет самолюбие, но сейчас я думала о тебе.

— Ну и?.. — поинтересовался Селби. Войдя в комнату, он закрыл за собой дверь. — Это даже интересно. И какие же у тебя мысли на мой счет? — Обойдя вокруг стола, он развернул кресло с сидевшей в нем Абби так, чтобы свет от лампы падал ей в лицо.

— Жаль, что здесь нет моей двоюродной бабушки, — со вздохом ответила Абигейл. — Она бы в одно мгновение вывела тебя на чистую воду. Сама я плохо разбираюсь в людях.

— Ты имеешь в виду ту самую А. Летицию?

— Да, мою двоюродную бабушку Летти. Других у меня нет. Она родная сестра дядюшки Тедди, и этот дом когда-то принадлежал им двоим.

— Ну и что бы сказала твоя тетушка Летти?

Абби хмыкнула.

— Вам лучше присесть, мистер Фарнсворт.

Кроме как в кресло, сесть в кабинете было не на что. С улыбкой глядя на Абби, Селби примостился на краешке стола.

— Ну что ж, я готов. Так что же все-таки сказала бы твоя бабушка?

— Моя двоюродная бабушка Летти спросила бы: «А каковы ваши намерения, молодой человек? Насколько они серьезны?»

— О Боже. — Селби медленно сполз со стола. Улыбка исчезла с его лица. Я не ослышался?

— Нет. Сама бы я некогда не осмелилась задать подобных вопросов, но моя двоюродная бабушка запросто сделала бы это. Так кто же ты все-таки для меня, Селби? И что будет с нами по прошествии этих нескольких дней? Что будет, когда я вернусь к своей работе, а ты снова будешь заседать в Конгрессе?

— Я… — Он замялся, очевидно не зная, как ответить. А потом, по-мальчишески улыбнувшись, откровенно признался: — Абби, я и сам еще толком не знаю, каковы мои намерения. Женщины для меня — терра инкогнита. Я, правда, женился на одной из них, и у нас родился прекрасный сын. Но я никогда, никогда, не понимал ее. Она так и осталась для меня загадкой.

— И тогда твоя жена ушла от тебя?

— Образно говоря, да, ушла.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что, уходя, моя бывшая жена захватила с собой мою чековую книжку, сняла все деньги с нашего общего счета и забрала нашу единственную хорошую машину. Шесть месяцев я ничего о ней не слышал, затем из Лас-Вегаса пришло уведомление о разводе.

— Думаю, ты действительно вправе сказать, что никогда до конца не понимал свою жену, — согласилась Абби. — А ты скучаешь по ней?

Селби растерянно молчал, машинально приглаживая свои густые волосы.

— Не уверен, — наконец проговорил он, — Еще года два-три назад я бы сказал: «Да, очень». Но за последние несколько дней, проведенных здесь на острове, я ни разу не вспомнил о ней.

Абби усмехнулась.

— Как в той песне! «Когда я не могу быть рядом с любимой девушкой, то сразу увлекаюсь той, другой, которая всегда со мной».

— Смейся-смейся, если тебе так нравится, — ответил он. — Но для меня это действительно серьезная проблема. Ведь ты очень хорошая женщина, Абби, очень.

— Мне приятны ваши слова, о великодушный господин, — насмешливо ответила Абби.

Несмотря на показную веселость, на душе у нее скребли кошки. Да, Абигейл Спенсер, женщина-то ты необыкновенно хорошая, да вот только кто захочет жениться на тебе? Только не Селби Фарнсворт! Улыбка сползла с ее лица. Не желая, чтобы он видел слезы, которые она не в силах была сдержать, Абби развернулась вместе с креслом, оставив ему для обозрения свой затылок.

— Нам осталось всего несколько дней. — Абби едва справилась с предательской дрожью в голосе. — Нужно только как-то пережить их, и все. Катер должен прийти за мной послезавтра. Но может, ты пустишь в ход свои чары и ускоришь его прибытие?

— Я? Каким это образом? Я здесь застрял так же, как и ты. — Подойдя к Абби и положив ей на плечи руки, Селби повернул ее лицом к себе. — Кроме того, — прошептал он, — мне дорог каждый проведенный с тобой вместе день.

— Так я и поверила! — неожиданно потеряв всякий контроль над собой, бросила Абигейл.

Слезы ручьем хлынули из глаз. От переполняющей ее обиды она изо всех сил забарабанила кулачками по его груди.

Селби молча притянул ее к себе. Уткнувшись лицом ему в грудь, Абби зарыдала сильнее. Он нежно похлопал ее по спине.

— Ну же, Абигейл, да ты, никак, расплакалась? — Придерживая ее лицо за подбородок, Селби своим платком вытер ей слезы.

Да, расплакалась, выхватив из его рук платок и старательно сморкаясь, подумала она. И как это ты только заметил?! Когда он наконец выпустил ее из своих объятий, Абби бессильно откинулась на спинку кресла…

Старший Фарнсворт теперь стоял по другую сторону стола. Абигейл внимательно вглядывалась в это по-мужски жестокое, едва видное в полумраке комнаты лицо. Он нервно покусывал губы, глубокая складка пересекла его лоб. Скрестив на груди предательски дрожащие руки, Абби тоже изо всех сил пыталась обрести контроль над собой. Нужно направить разговор в другое русло, решила она. Неожиданно Селби сам пришел к ней на помощь, нечаянно зацепив рукой стоящие на столе консервные банки. Те с грохотом покатились по полу.

— Что это? — спросил Селби.

— Это? Ничего особенного. Просто удобный предлог, чтобы сменить тему разговора, не так ли? — заметила она.

— Да ты только взгляни! — Селби взял в руки покрытую пылью и грязью бутылку.

Абби хотелось помочь этим неуклюжим попыткам перевести разговор на другую тему. Но не найдя, что сказать, она молча протянула ему носовой платок.

— Да ты только взгляни на это! — протерев бутылочную этикетку, повторил Селби.

Браво! — подумала Абби. Не прошло и десяти секунд, как ты сменил тему разговора. Что ж, мистер Фарнсворт, хотя мое глупое сердце и разбито вдребезги, я все-таки подыграю вам в вашей идиотской игре.

— Я, конечно, взгляну, — согласилась она. — Но вот только на что?

— На эту бутылку, — терпеливо объяснил он. — В ней был французский коньяк. Видишь надпись на этикетке? Тысяча восемьсот пятьдесят второй год.