Агент. Моя жизнь в трёх разведках - Вернер Штиллер

На основании этих исключительно активных действий шпиона и данных высказываний о вероятном авторстве почерка писем Михновски при обосновании результатов дознания об ее личности были проведены следующие мероприятия, учитывая версию, что ее друг проживает в районе улицы Мариенбургер Штрассе.

1. Учет запаркованных в этом районе легковых автомобилей "Лада 1500" (номер) и перепроверка владельцев этих транспортных средств по их почерку и профессии (инженер — химик).

2. Контроль отъезжающих скорых поездов Берлин — Майнинген для выяснения, находится ли среди пассажиров поезда Михновски, и прощалась ли она при отъезде с мужчиной.

Оба мероприятия не привели к положительному результату.

Перепроверка полученных к отправке писем почтамта 1055 отделом М привела 18.01.1979 к обнаружению двух писем Михновски от 16.01.1979, адресованных ***, в D-8633 Рёденталь с адресом отправителя в Оберхофе.

Оба письма без какого‑либо дополнительного текста содержали:

— 8 фотографий для паспорта Михновски, Хельга

— 4 фотографии для паспорта Михновски, ***

— по одному заявлению на получение водительского удостоверения для вышеупомянутых людей

Отправитель: Райнер Франц 102 Берлин, Карл — Маркс — Аллее, 19

— 1 удостоверение об участии в обучении организации «Немецкого Красного креста» на имя Михновски, Хельга

— 4 приходных кассовых ордера (почтовый перевод) каждый на 1000 М для ***

— Справка *** о кредите в размере 200 ДМ (запад) с ее счета для Хельги.

Проводившимся ПК через *** 19.01.1979 была перехвачена видовая открытка (Обердорф) с почтовым штемпелем Берлин 10, 79–1.

Содержание текста:

«Самые сердечные привету к отпуску, если их так можно назвать, шлет вам

Ваша Хельга.

До конца месяца я свободна. Отель закрыт».

Автор письма мог однозначно быть идентифицирован как Михновски.

Из содержания обоих писем Михновски ее брату 16.01.1979 следует, что она активно готовится к незаконному выезду из ГДР.

Поэтому тов. полковником Клиппелем 19.01.1979 были начаты широкомасштабные мероприятия для дальнейшего получения информации о Михновски, «Борсте», и для предотвращения предполагаемого нелегального перехода границы.

Майор Шрёдер

(BStU, MfS, XV / 5660/85 “Borste”, Bl. 275–283)

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ «ШАКАЛА» В ГДР

После того, как документы прибыли в Мюнхен, все внезапно начало происходить действительно быстро. Очевидно, у БНД теперь испарились все сомнения в подлинности ее двойного агента. В следующей радиограмме был снова описан очередной тайник. Все же, как я вынужден был убедиться, место для него было избрано не особенно разумно: ниша под тротуарной плиткой на наружной лестнице перед Старой Национальной галереей на Музейном острове. Здесь крылись два опасных момента. С одной стороны, курьер при создании и закладке тайника мог попасть под наблюдение, а с другой стороны, я подвергался риску в момент его опустошения, так как за местом могли следить. Кроме того, это могло привлечь внимание слишком многих людей в этом хорошо обозреваемом месте. Я выбрал самое раннее утро. Холодная зима опять пришла мне на помощь. При двадцати градусах мороза все стремились находиться в тепле, а возможного наблюдателя я легко бы узнал по белому пару изо рта. Я смог беспрепятственно изъять новую передачу, которая снова была запаяна в черную пластиковую пленку. Содержание ее включало заграничный паспорт ГДР с многоразовой выездной визой для всех иностранных государств, а также желтой карточки регистрации въезда и выезда и справки об обмене валют, которые также требовались для перехода границы. Приложенное письмо в незашифрованном виде разъясняло условия. Мне следовало в Магдебурге сесть на скорый поезд из Берлина в Ганновер, выйти в Ганновере и подойти к эротическому кинотеатру на вокзале. Там бы со мной встретились. Но потом следовало: лишь когда я прибуду в Ганновер, можно будет начинать эвакуацию Хельги и ее сына.

Было 13 декабря. Я вызвал Хельгу в Берлин, у нее, к счастью, было несколько выходных дней. От вокзала Лихтенберг мы отправились напрямик к «Бургу». Там я дал ей прочитать письмо и увидел, как ее руки начали дрожать, и лицо становилось все бледнее. Она, очевидно, опасалась того же, что и я: другая сторона при случае могла бы решить бросить их. Прежде чем я сказал хоть что‑то, Хельга собралась с силами и заявила: — Иди ты, мы последуем потом за тобой. Я восторгался ее мужеством, но не хотел принять, однако, этой жертвы. Хельга находилась так же глубоко в этом деле как я сам, она взяла на себя такой же риск, или даже еще больший. Могло быть только одно решение: мы должны уходить вместе. Это не обсуждалось. Не полагаясь на сложные письма по сомнительным условным адресам, Хельга позвонила своему брату и сообщила ему в замаскированной форме наше однозначное решение.

16 декабря, в субботу, я снова приехал в «Бург», чтобы в одиночестве спокойно поразмышлять над возникшим положением и обдумать возможные шаги. Сначала я более внимательно просмотрел документы для поездки, переданные мне БНД. Паспорт ГДР, кажется, был в порядке, но в нем отсутствовали отметки о предыдущих въездах и выездах. То есть, это был новый, ранее не использовавшийся документ. Но этому не соответствовали дата выдачи паспорта и дата получения выездной визы, так как они отнюдь не были новыми. Толковому сотруднику паспортного контроля это могло показаться подозрительным. Сотрудники подразделений паспортного контроля на пограничных переходах хоть и носили форму пограничных войск, но на самом деле все были сотрудниками Шестого главного управления МГБ и были соответствующим образом хорошо обучены. Вслед за тем я сделал еще одно ужасное открытие: Как цвет глаз был написан в паспорте «серый», хотя мои глаза были отчетливо коричневого цвета, почти даже темно — коричневые. Наконец, моя желтая карточка регистрации въезда и выезда тоже не выдержала бы более тщательной проверки. Так как я регулярно по несколько раз в месяц отправлял своих НС на Запад, я имел о ней представление. Присланная мне карточка была старого образца, который уже не использовался. О да, после неудачи с первым тайником в поезде, мое доверие к способностям пуллахцев уже порядком пошатнулось. С такими документами я, вероятно, приземлился бы прямо в тюрьме. Может, они специально рассчитывали на мое разоблачение, после того как получили первую поставку материала? Может, я слишком много уступил им?

Как раз вопрос паспорта был для меня важен, я долго им занимался. Ходили слухи, что на выездных визах ставили секретные защитные знаки, которые были известны только служащим паспортного контроля, и которые периодически менялись, как пароли. У меня были очень близкие дружеские отношения с нашим соседом по дому Гюнтером Либхеном, капитаном МГБ и начальником подразделения паспортного контроля пограничного перехода на берлинской Хайнрих — Хайне — Штрассе. Мы вместе провели несколько летних отпусков в Прерове на Балтийском море, и я на нудистском пляже выманил у него много деталей организации пограничной охраны и проверки паспортов. Тайных защитных значков не существовало, я это знал, но мне также было ясно, как добросовестно на границы принимали во внимание каждую деталь в паспортах.

Ничего другого мне не оставалось, как снова искать собственный выход. Я вспомнил, что у меня был еще дипломатический паспорт, который я использовал для поездки в Хельсинки, он лежал в моем сейфе для деловых бумаг, так как его до сих пор никто назад не потребовал. С ним я мог бы уехать когда и куда угодно. Вот его я и хотел попробовать использовать.

Мне следовало как можно быстрее проинформировать Пуллах о новой ситуации. Но к последней тайниковой передаче не прилагались никакие новые предписанные письма, куда я мог бы вписать свое сообщение с помощью тайнописи, а письма из первой передачи были уже израсходованы. Поэтому я написал в незашифрованном виде трогательное письмо бабушки своему внуку на западе по поводу близкого Рождества. Это была мудреная затея, так как одни профессионалы не должны были раскусить истинный смысл послания, а другие профессионалы, напротив, должны были суметь его понять. В качестве адреса отправителя я выбрал дом престарелых для функционеров СЕПГ в Берлине. Используя в письме договоренные слова, я предложил дать мне четыре недели отсрочки для перехода, так как мне сначала нужно было найти собственные способы, и еще раз настаивал на гарантиях для Хельги и ее сына. Теперь днем X должно было стать 18 января 1979 года. Этот день я выбрал обдуманно, так как это был четверг, а в пятницу утром согласно очередности были предусмотрены два часа занятий спортом, потому по — настоящему рабочий день начинался только около десяти часов утра. Только тогда бы обнаружилось мое отсутствие. Это дало бы еще несколько часов дополнительной форы для Хельги и ее сына.