Запретный плод сладок - Кэтрин Спэнсер

— Дорогая, — усмехнулся он, обводя номер широким жестом, — но я хлопотал ради нас.

Проблеск надежды засветился в ее лице.

— Тогда, продли номер еще на несколько дней.

Вот плутовка! Знает свою силу, поэтому и предлагает. Ну а ему что делать? Все забыть? Думать о том, что будет дальше? Ждать, когда она соизволит вспомнить, что у них должно быть будущее? Ну а если она не вспомнит? Под влиянием такого папочки она скажет, что он ее больше не интересует.

Сколько он думал о них, о ней — сожалеет ли Оливия об их разбившемся браке? Думает ли о нем? И когда он получил документы на развод, все стало ясно. Опять идти той же дорогой?

— А зачем мне это, Оливия?

— Зачем? А как же наше общее желание? — разочарованно протянула она, закусывая губы, чтобы не заплакать. — Я действительно верила в наше будущее.

— Чудеса случаются в сказках, Оливия. — Грант отвернулся, чтобы не поддаться чувству сострадания, которое могло завести его в ненужную сторону.

Ей казалось, что все в отеле, наблюдают за отъездом пары, еще недавно сияющей от счастья и вдруг так неожиданно, явно из-за внезапного горя, уезжающей. Сдержанно поднятые брови администратора, доброжелательно-услужливое рвение швейцара открыть ей дверь… Весь персонал, казалось, замечал ее опухшие от слез глаза. Все видели, что Грант охвачен едва сдерживаемым гневом. Грант и Оливия вышли на стоянку и осмотрелись, как если бы кругом были дикие звери или враги…

— Я действительно могла бы доехать сама, — сказала она, когда он подвел машину к парадному входу отеля.

— Садись и молчи, — приказал Грант, — больше говорить не о чем.

Они пересекли поляну, где за день до этого останавливались и наслаждались любовью и красотами природы. Оливия начала понимать, что она, возможно, никогда не вдохнет аромат дикорастущих трав и смолистый запах сосен, не вспомнив о том прекрасном дне.

Немного спустя, он свернул к ночному киоску, где продавались гамбургеры и кофе.

— Возьму нам что-нибудь поесть, — сказал он.

Он, хочет есть, с грустью подумала она. А я хочу его. Неужели все кончено?

— Нет, спасибо. Я не могу есть.

Грант пожал плечами.

— Как хочешь, — равнодушно проговорил он.

Заметил бы он, если бы она исчезла из машины, пока он отсутствовал? — гадала Оливия, желая, чтобы ночь поглотила ее и избавила от необходимости держать себя в руках.

Они добрались до предместий Калгари, на ее взгляд, слишком скоро. В блеске уличных огней, проносящихся по машине, она в очередной раз украдкой посмотрела на его каменный профиль.

Почувствовав ее взгляд, он спросил:

— Какие у тебя планы насчет подходящего мотеля? Тебе же надо где-то переночевать?

Как будто она сможет заснуть!

— Отвези меня прямо в аэропорт, — ответила Оливия. — Я устроюсь в комнате отдыха и дождусь самолета, а если там не будет свободного места, найду какое-нибудь другое. Можешь не беспокоиться.

— Я и не беспокоюсь, — сказал он. — Какое теперь имеет значение мое желание быть с тобой, заботиться о тебе? Раз ты решила ехать обратно домой…

О, с каким наслаждением, она влепила бы ему пощечину за его упрямство, нежелание пойти на компромисс.

— Что ж, мы сказали друг другу самые теплые слова на прощание, думаю, пора разбегаться, — отрезала Оливия.

Несмотря на суровую отповедь, в последний момент она не выдержала: слезы хлынули из ее глаз, не давая ей возможности запечатлеть в памяти его темные брови, густые темные волосы, страстный изгиб рта…

Сдерживая рыдания, Оливия потянулась к Гранту, но тот отстранил ее.

— Хватит, — жестко сказал он. — Ты выбрала сама.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Может быть. Только по-своему, оглядываясь на папу, — отрезал Грант, и спустя минуту она осталась одна с чемоданами и сумкой. Внутри не было ничего, кроме пустоты и разбитой мечты.

Прошло три недели. Оливия ухаживала за отцом, навещала его. В одну из суббот раздался звонок — на пороге стояла Бетани.

— Я только что узнала, что ты вернулась, — сказала она. — И почему ты прячешься? Что происходит?

Оливия отложила рабочую папку с документами, которые просматривала, и усмехнулась.

— Я приехала пораньше: у папы случился сердечный приступ. А потом пришлось заняться спонсорами рождественской распродажи.

— Оливия, не лукавь со мной! Что произошло между тобой и Грантом? Почему его нет?

— Он решает вопрос с работой в Ванкувере.

На несколько минут, повисла тишина, пока Бетани переваривала информацию. Наконец она сказала:

— Пойди, приоденься, пообедаем в кафе.

— Нет, — отказалась Оливия. — В другой раз.

— Никаких отговорок.

Они устроились в уголке кафе и заказали яичницу с креветками. Оливия сидела с неприступным видом.

— Ну, что произошло? И если ты скажешь «ничего», я устрою маленький переполох.

— У нас с Грантом опять все разладилось, — с тоской в голосе сказала Оливия.

— Я догадалась. Но мне хочется знать, каким образом тебе удалось испортить такое хорошее начало?

Оливия безучастно уставилась в окно. Кленовая аллея вдоль речной долины уже покраснела. Скоро будет День благодарения, затем Рождество, и еще один год проходит, а ее боль и тоска остаются…

— Отношения строят вдвоем, Бетани. Ты же знаешь.

— Как же хочется выругаться! — Бетани была вне себя от возмущения. — Что ж, я поторопилась со своими советами, но я думала, что теперь вы оба, наученные горьким опытом, станете терпимее и умнее.

— Я тоже так считала, но Грант — эгоист. Он хочет быть единственным в моей жизни, а для меня не может быть выбора — он или папа. Какой бы Сэм ни был, он мой отец и очень любит меня.

— Так объясни ему это, а еще лучше — поезжай обратно. Грант не может быть эгоистом, он — врач, это исключается в силу профессии, а иначе ему нечего делать в медицине.

— Нет, — возразила она, отодвигая в сторону свой едва тронутый омлет. — Он вполне ясно дал понять, что не собирается мириться с моими капризами. Любовь к отцу он считает капризом!

— Тогда пусть немного поварится в собственном соку. Может, когда он хорошенько поразмыслит, станет больше прислушиваться к голосу разума. Оливия, я же видела, как он опьянен тобой, как и ты, кстати. Ешь. Ты ничего не добьешься тем, что будешь морить себя голодом, к тому же ты ужасно выглядишь.

— Я не голодна, — упиралась Оливия, — а если честно, недавно меня даже тошнило от одного вида еды.

Бетани внимательно на нее посмотрела.

— Я-то думала, вернемся после обеда к тебе домой, и как следует выпьем, но ты, пожалуй, сейчас не расположена. Вместо попойки я дам тебе еще один мудрый совет: не ставь на Гранте крест без борьбы, Оливия. Он слишком хорош, чтобы швыряться им.