Загадка Таля. Второе «я» Петросяна - Виктор Васильев

Филип увидел эту возможность, полчаса продумал… и предложил ничью. Теперь задумался Таль. Он не был уверен в том, что жертва на сто процентов корректна. Но он видел, что перед лицом надвигающейся опасности Филип явно обескуражен и, скорее всего, был бы рад, если бы дело обошлось без жертвы, даже если она и сомнительна.

Зная уже Таля, вы, конечно, догадываетесь, что он отклонил предложение. А следующим же ходом его слон врубился в пешечную цепь, за которой укрылся черный король. Это была позиционная жертва: Таль получил взамен две пешки и сильную атаку. Не так уж, правда, мало. Но главное было в другом — Филип находился в состоянии шока и вряд ли мог вести защиту со своей обычной точностью и упорством. Психологический эксперимент Таля полностью оправдался. Его противник вскоре допустил несколько ошибок и сдался.

Следующие три партии — с филиппинцем Кардосо, югославом Глигоричем и болгарином Нейкирхом — закончились вничью.

В девятом туре Таль выиграл у канадского мастера Фюштера, щедро раздававшего очки, затем — у аргентинца Россето. Партия с Россето дала повод газетам заговорить на «вкусную» тему — о гипнозе. Таль получил черными в староиндийской защите многообещающую позицию и, пожертвовав пешку, завязал живую, насыщенную тактическими угрозами игру. Россето, игрока острокомбинационного стиля, обстановка на доске вполне устраивала. В какой-то момент у него оказалась даже лишняя пешка, и он воспользовался этим, чтобы предложить ничью.

Таль, который верил в свою звезду, ответил отказом. Он еще более запутал игру, причем не остановился перед тем, чтобы ухудшить свою и без того подозрительную позицию. И тут наконец изрядно уставший Россето растерялся и быстро проиграл. Катастрофа эта выглядела со стороны загадочной (к Талю за границей еще не привыкли), и это и дало повод журналистам говорить, что Таль загипнотизировал своего противника.

Очередной его соперник — Бенко воздвиг черными в сицилианской защите прочные оборонительные бастионы и всем своим видом показывал, что не клюнет ни на какие приманки. И все-таки Таль сумел спровоцировать его на внешне очень активный маневр с движением пешек ферзевого фланга. Таль рассчитал дальше Бенко, выиграл пешку и перевел партию в выигранное ладейное окончание. Бенко пытался тянуть сопротивление в позиции, где давно пора было остановить часы. Таль моментально раскусил ситуацию и начал молчаливый, но достаточно выразительный разговор с публикой. Вместо того чтобы превратить пешку в ферзя, он под смех зрителей стал двигать пешки на другом фланге. Бенко наконец понял, что выглядит смешным, и признал свое поражение.

В пятнадцатом туре Таль, выиграв у Ларсена, настиг лидера — Петросяна, а после шестнадцатого тура единолично возглавил таблицу. Правда, его поджидали сильные противники — Панно, Олафссон, Петросян, а также американец Шервин. Но ведь Таль славился умением финишировать.

Партия с Панно оказалась одной из самых запутанных в шахматной жизни Таля, а у него, как известно, в сложных партиях недостатка не было. Противники разыграли испанскую партию, причем Панно тратил очень мало времени на обдумывание. Вскоре Талю стало ясно, что соперник тянет его на вариант, который встретился в партии Таля с Антошиным из XXIV чемпионата СССР.

Большого удовольствия это открытие не доставило, — как видно, аргентинец заготовил сюрприз. Но после непродолжительного раздумья Таль решил: «А, будь что будет!». Тем более что он тоже замыслил новый ход, который наверняка не входил в планы Панно.

В середине партии начались головоломные осложнения, причем оба молодых гроссмейстера словно щеголяли друг перед другом комбинационным искусством и презрением к опасности. На 19-м ходу Панно отдал ферзя за ладью и две легкие фигуры. В этот момент позиция Таля выглядела настолько шаткой, что Бронштейн подошел к удрученному Кобленцу и сочувственно похлопал его по плечу:

— Не расстраивайтесь, ведь впереди еще три тура.

Но Таль опять рассчитал последствия комбинации глубже, чем его противник! Фигуры черных оказались разбросанными в разных концах доски, и Панно пришлось пойти на некоторые материальные потери. В дальнейшем аргентинский гроссмейстер яростно защищался и поставил Талю несколько коварных ловушек, которые тот вовремя обходил.

Партия потребовала от обоих соперников полной отдачи сил. По лицу Панно тек пот, Таль тоже смертельно устал. Но, как обычно бывало с Талем, именно в момент опасности сознание его было особенно ясным, а нервы служили безотказно. На 35-м ходу Таль обошел последнюю ловушку Панно, а на 41-м ходу тот допустил последнюю ошибку, упустив возможность сделать ничью.

Но когда партия была отложена, Таль совсем не был уверен, что может выиграть. Первый вопрос Кобленца был:

— Ну как?

Таль ответил:

— Кажется, ничья.

— Так чего ты ждешь? Предлагай! — нетерпеливо воскликнул Кобленц.

Но Таль, улыбаясь, покачал головой.

Они до утра анализировали позицию и решили, что есть шансы на выигрыш. А утром, еще раз посмотрев отложенную партию, Таль решил, что сегодня он «отдохнет» во встрече с Олафссоном, чтобы вечером продолжить анализ. Таль спокойно пришел в зал, сел за столик, отчеркнул на бланке 15-й ход, после которого решил начинать мирные переговоры, и, не очень задумываясь над ходами, стал играть.

Во всем этом в полном блеске проявили себя и легкомыслие, и самоуверенность Таля. Ему казалось, что раз он, Таль, не возражает против ничьей, то, стало быть, нечего и играть. То, что Олафссон может иметь на этот счет особое мнение, ему и в голову не приходило!

Таль быстро разменял несколько фигур и, сделав 15-й ход, задал Олафссону обычный в таких случаях вопрос:

— Вы играете на выигрыш?

И едва не подскочил на стуле, услышав в ответ спокойное

— Да!

Только тут Таль внимательно оценил позицию и увидел, что дела его неважны, чтобы не сказать совсем плохи. Огорчившись, он сделал вдобавок несколько неточных ходов. Словом, к моменту откладывания позиция была проиграна. Олафссон записал ход, и Талю предстояло теперь две партии — в одной сложнейший эндшпиль с маленькими шансами на победу, в другой — простой эндшпиль с маленькими шансами на спасение.

Да, надежда на спасение, пусть и мизерная, все же оставалась, причем надежда чисто психологического характера. Таль понимал, что при нормальных, естественных ходах Олафссон должен легко выиграть. Следовательно, надо было найти парадоксальное продолжение, тем более что Олафссон продумал над записанным ходом 45 минут и при доигрывании не мог подолгу размышлять.