Товарищ Халков - Виталий Сергеевич Останин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты говоришь, как поэт, Виктор! — захлопала в ладоши Хелена.
«Нет, деточка. — мог бы ответить ей я. — Просто я чертовски давно живу!»
— Тогда — вокзал!
И мы поехали на вокзал. На такси, которое вызвали, и за которое расплатились туристки. Я порывался сделать это сам, но «оказалось», что у немок такая практика возможна лишь при ухаживании. Да и я, как выразилась Клара, трачу на них свое время. Это было бы так невежливо с их стороны еще и ввергать меня в расходы.
Все, что я напел девчонкам про вокзалы, пароходы и поезда, было чистой воды экспромтом. Мне нужно было откуда-то начинать поиски, а банда Кареева не просто так называлась «группировка с Вокзальной». Возможно, конечно, что речь шла об улицы Вокзальной, которая располагалась не у железнодорожного, а автовокзала. Или, вообще, находилась в другом конце города. Но с чего-то нужно было стартовать. Так почему бы не с ЖД вокзала?
К тому же, насколько я владел информацией о криминальном мире, он не мог оставить без внимания такой объект, как вокзал в курортном городе. Сюда же люди приезжают, грузы привозят. Значит будут и карманники, и аферисты, и просто мошенники, сдающие жилье по завышенной втрое цене.
Конечно, разгула преступности в мире развитого социализма я не встречу. Но если выставить себя подходящей жертвой, то вполне можно найти интересного собеседника.
Так и вышло. Мы немного побродили по самому вокзалу, по вокзальной площади и прилегающих к нему улочкам, остановились у какого-то сомнительного ларька, где нас и попытались обокрасть.
На самом деле карманника я «вел» давно. Говорил громче, чем нужно, смеялся до упада, размахивал руками. Плюс еще и девушек провоцировал на такое же поведение. В итоге, местные щипачи не могли не обратить внимания на таких перспективных жертв. К тому же — иностранцев. И возле ларька, в искусственно созданной очереди из трех человек, у Хелены из сумки попытались украсть кошелек.
— А что это у нас тут такое происходит? — уже на русском спросил я, удерживая за руку вертлявого паренька, сжимающего в руке кошелек Хелены.
Талантливо он его вытащил, я буквально в последний момент заметил. И теперь держал так, чтобы воришка не мог сбросить добычу на землю.
— Ай, пусти, урод! — завопил тот. — Люди, помогите, ко мне хулиган пристает!
Лучшая защита — это нападение. И карманники всех времен и народов прекрасно эту простую истину знают. Стоит их только прихватить, как они начинают играть на публику, пытаясь превратить себя из хищника в жертву.
А еще их частенько страхуют. Поэтому я не удивился, услышав из конца очереди, окрик:
— Эй, пацана отпустил быстро! Ты чего творишь?
Ага, а вот и группа силовой поддержки. Сперва они меня попытаются на голос взять, а если не удастся, могут и отмутузить. Точнее, попытаться это сделать.
Хелена и Клара испуганно замерли. Они не вполне понимали, что происходит, но контекст считали, и сообразили, что вляпались в какую-то неприятную историю. Да еще и кошелек, который удерживал карманник, как бы намекал.
— Надо милицию вызвать. — больше для группы поддержки, чем для кого-то еще, говорю я. — Вор у девушек кошелек из сумки вытащил.
— Ничего я не тащил… ай! — не сильное нажатие на запястье паренька, и тот изгибается, пытаясь спасти руку от перелома.
— Та ты что творишь, урод! — тут же повышает голос один из парочки стоящих перед нами в очереди молодых людей.
Их трое. Два парня лет двадцати пяти специально встали у ларька с шаурмой перед нами. Карманник пристроился за нашей группой. Значит, работы на публику не будет — нет никакой публики. Сразу перейдут к запугиванию и угрозам.
Так и происходит. Тот, что ближе, протягивает руки ко мне, намереваясь ухватить за грудки. Бью его «вилкой» в гортань — ложбинкой между большим и указательным пальцем. Сила удара средняя, чтобы, не дай бог, не убить идиота. От неожиданности и внезапного понимания, что он не может дышать, парень хватается за горло и смешно округляет глаза. Этот ближайшую минуту не противник.
Второй выше меня на полголовы и шире в плечах. Борец. Он сразу лезет в близкий контакт, желая использовать преимущество в весе и силе. Витя, то есть уже я, да — мальчик не самый крупный. Да, что-то около метра восьмидесяти, но поджарый, отчего не выглядит здоровяком.
Продолжая удерживать карманника за вывернутую кисть, уклоняюсь от объятий этого медведя, и без затей отправляю его на землю ударом в пах. Пока тот корчится на земле в позе эмбриона, прижимаю воришку к ларьку, и сообщаю продавщице в окошке.
— Не думаю, что стоит вызывать милицию. Они уже свое получили, а жизнь дурачкам портить не хочется.
Средних лет тетка в красном фартуке и таком же колпаке, понимающе улыбается и кивает. А немки стоят в полном обалдении, глядя на меня глазищами-блюдцами.
И, нет. Я все это затеял не для того, чтобы выглядеть в их глазах героем и рыцарем, в одиночку расправившимся с тремя злодеями. Мне, напомню, нужна была информация.
— Ты труп, мужик! — уже не изображая из себя жертву, заверещал карманник. — Ты знаешь на кого ты наехал? Тебе хана! Все!
Удивительные все-таки люди эти мелкие уголовники. Они почему-то уверены, что кому-то из старших или смотрящих, на них не плевать. Считают, что, если ходят под кем-то из авторитетов, то те обязательно вмешаются. В общем, очень своеобразно трактуют вассальные отношения.
Я надавил на кисть. Пацан взвыл, и опустился на колени.
— Все! Все! Хватит! Прости! Не подумал! Черт дернул, прости!
— Ты Карыча знаешь? — спросил у него, чуть ослабляя давление, и наклоняясь к самому его уху.
— Знаю! Конечно, знаю!
— Где он живет? Где бывает?
— Ты мент, что ли? Ай! А-а-а-а!
— Нет. Повторить вопрос?
— Чел, я не знаю! Ай! Вокзальная, 41, тут рядом! Отпусти! Пожалуйста! Ты же руку мне сломаешь!
— Это квартира. А где время проводит? Где тусит-зависает?
— А нахрен тебе? Ай! Да не дави, я понял, понял уже! Кафе «Мишка», в трех кварталах отсюда по прямой. Заходит иногда с народом потереть. А так со своими отирается в районе морвокзала.
Забрав у него кошелек, я разжал хватку, и воришка тут же принялся баюкать конечность.
— Ты совсем? Ты сломать же мог!
Я уже говорил, что мелкие уголовники — удивительные люди. Еще они думают, что всем остальным не плевать, как они себя чувствуют. И уверены — всегда! — что ничего такого не делают. А наказание для
