Флирт — моя стихия! - Никола Марш

Раздался телефонный звонок, и началось:

— У твоих сообщений такой тон, как будто бы что-то серьезное стряслось!

— Добрый вечер, отец, — отозвался Эйдан, которого вновь застала врасплох такая типичная для Эйба Восса манера опускать все формальности и учтивости ради конструктивного разговора. — Сразу оговорюсь: с музеем все в порядке, об этом можешь не беспокоиться. Просто я намерен предупредить тебя как главу попечительского совета за две недели, что и делаю. А пока ищи мне замену.

— То есть? — растерялся отец. — Предупредить о чем?

— Отец, я ухожу с поста директора. Испытательный срок досрочно подошел к концу

— Я не понимаю, — честно констатировал Эйбрахам Восс.

— Я тоже уже ничего не понимаю, но это не телефонный разговор, просто чувствую, что эта должность не для меня, отец.

— Эйдан, ты должен все обстоятельно обдумать, не горячись!

— Отец, я обдумал все! — твердо объявил Эйдан Восс.

— А чем вызвана такая категоричность, могу я узнать? — не скрывая недовольства, осведомился старший.

— Либо я кабинетный функционер, либо практикующий археолог. К сожалению, оба эти направления работы я совмещать не в состоянии, — пояснил сын.

— Я двадцать пять лет совмещал, и, как видишь, ничего со мной не сделалось.

— Но я не ты. Тем более что все эти годы с тобой неизменно была мама. Ваши представления о жизни полностью совпадали, тебе не приходилось разрываться между несколькими своими ипостасями. Одно дело было продолжением другого, и наоборот, — чуть раздраженно ответил Эйдан на заносчивое отцовское поучение.

— Так все дело в женщине?! — воскликнул тот, словно других объяснений ему больше и не требовалось.

— Как замечательно, что ты все на лету схватываешь. Я бы сам никогда с такой уверенностью не назвал исчерпывающую причину своего решения. Но если для тебя все ясно, не стану спорить, — саркастически проговорил младший Восс.

— Слушай, сын, не валяй дурака. Реши проблему со своей подругой и продолжай работать. Для развития музея требуется преемственность, — безапелляционно заявил отец.

— Для музея она, наверное, требуется. Но еще есть такая мелочь, как моя личная жизнь. А она рушится, не успев начаться. Единственная причина, по которой я согласился занять кресло директора, — это желание сделать тебе приятное. Но я не должен был руководствоваться столь мизерным поводом. Теперь мне предельно ясно, что как директору мне не состояться. Не могу я всецело сосредоточиться на оперативном и стратегическом управлении уже потому, что меня постоянно гложет мысль о предстоящем отбытии. Я просто другого склада, нежели ты, отец. Вот и всё объяснение. Я могу заниматься делом лишь от и до. Либо пусть это будут раскопки, либо бумажная волокита. Но, откровенно говоря, последнее меня совершенно не прельщает. Хотя с некоторых пор я все более и более сомневаюсь в осмысленности моего желания стать археологом.

— Ну, это уж ты совершенную глупость сказал, сынок, — попытался, смягчившись, вразумить его Восс-старший. — Сколько я тебя помню, ты тянулся поучаствовать в наших с мамой исследованиях.

— А ты помнишь мой первый день в школе, помнишь спортивные матчи с моим участием? Напрасные вопросы. Ты всегда был в поездках. А ведь я был неплохой спортсмен, капитан команды. Но это желание, возникшее еще в раннем возрасте, пойти по вашим с мамой стопам словно лишило меня собственного волеизъявления.

— Что же ты хочешь этим сказать, сын? По-твоему, мы с матерью жизнь тебе сломали тем, что приобщали к профессии? — негодующе процедил отец, отбросив обиняки.

— Не нужно утрировать мои слова, придавая им ложный смысл. Ты прекрасно знаешь, что я не могу винить никого, кроме себя. Не такого я склада человек. И тебе с мамой я благодарен за то, что к окончанию школы у меня были знания старшекурсника университета. Но я обязан объективно проанализировать свое прошлое именно для того, чтобы не сожалеть о нем. Сейчас еще не поздно, отец. Я не хочу никого обманывать, и в первую очередь самого себя. Наверняка есть человек, более достойный стать твоим преемником на директорском посту. И я уверен, что ты этого человека знаешь. И пусть тебя не разочаровывает то обстоятельство, что твой родной сын, которому ты прочил свою должность, не оценил этого в должной мере. Нет такого закона, чтобы сын след в след шел за отцом. И, пожалуйста, без обид, отец, — твердо завершил Эйдан.

Последовало долгое и напряженное молчание. Отец его хоть и был упрямцем, но, когда требовалось, всегда поступал мудро и по справедливости. На это и рассчитывал Эйдан, отважившись на откровенный разговор.

— Отец, я не хотел бы, чтобы ты из-за этого расстраивался. Не прощу себя, если по моей вине у тебя вновь станет хуже с сердцем.

— Не причитай, сынок, — язвительно отозвался старший. — Я держу под контролем свое давление… Не собираюсь манипулировать тобой, призывать к сыновнему послушанию. Но мне кажется, что ты напрасно рубишь сплеча. Ты столько лет в профессии, и весьма успешно, так что нет повода думать, что ты не на своем месте. Я ничего тебе не диктую. Лишь настаиваю на осмысленности. Не позволяй эмоциям, даже если за ними стоят высокие чувства, решать за тебя, как поступить в таком важном деле, — назидательно произнес отец. — Утро вечера мудренее. Давай договоримся, что продолжим этот разговор при личной встрече. И, что бы ты ни решил в дальнейшем, знай, мы с матерью гордимся тобой. И причины у нас для этого очень далеки от археологии.

— Спасибо, отец. И спокойной ночи. Передавай маме привет, — отозвался Эйдан.

Как всегда, лишь бросив поспешное «угу», отец положил трубку, вызвав улыбку умиления на лице сына.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Оставался один только день. Двадцать четыре часа отделяли его от окончания бесславной, по его строгим меркам, миссии.

Бетани избегала босса последние две недели. Он не навязывался. Наблюдать за ней с расстояния тоже было приятно, тем более что за прошедшие дни она заметно переменилась. Во всяком случае, ему больше не доводилось наблюдать ее кокетливую игру. Все шалости остались в прошлом.

Бетани втянулась в работу. Она испытывала неудобства лишь от осознания недостаточности своих знаний. Строила планы, в надежде это изменить, много читала, работала с экспонатами хранилищ. Многое постигала на лету. Она напоминала Эйдану его самого, когда он, будучи юношей, стремился дотянуться до родителей. Он жаждал чувствовать себя частью их мира. Но это было тогда. Теперь же он надеялся найти собственную точку опоры.

Всего только однажды он подошел к Бетани и попросил ее дать ему еще один шанс. Но сам не вполне сознавал, чего от нее ждет, поэтому разговор в очередной раз зашел в тупик. Так и расстались.