Ошибка резидента - Владимир Востоков

На верхней ступеньке крыльца стояла молодая гладко причесанная женщина в светлом полотняном платье. Увидев шедших, она скрылась в доме. Навстречу им откуда-то из-за роз появился высокий человек в клеенчатом белом фартуке и в шапочке с длинным узким козырьком. Он перехватил руку Круга, сменив черноволосого.

По внутренней лестнице поднялись на второй этаж, черноволосый отворил обе створки двери, ведущей в большую комнату, Леонида Круга подвели к тахте, и он лег на спину, придерживая руками левую ногу.

Черноволосый исчез, а приблизительно через час явился врач, щеголеватый человек лет тридцати, с саквояжем в руке. Павел помог Кругу раздеться.

Женщина в полотняном платье принесла эмалированный тазик с водой.

Пока врач включал никелированный бокс, гремел иглами и щипцами, мыл руки, женщина успела сходить вниз и принести ворох одежды. Павел выбрал себе и надел техасские брюки из тонкого брезента. Они были ему немного длинны.

Осмотрев раны Круга, врач задумчиво посвистел. Потом быстро обработал отверстия, наложил пластыри и сказал помогавшей ему женщине, что надо тут же посмотреть раненого на рентгене и извлечь пулю из правого бедра. Еще он сказал: кости левого бедра, вероятно, расщеплены, ранение тяжелое.

За Кругом была прислана санитарная машина. Его увезли, одев в длинный махровый халат и обув в домашние шлепанцы.

Пока он отсутствовал, Павел помылся в ванной на первом этаже, а потом женщина предложила ему пообедать на кухне. Оказалось, что она прекрасно, почти без всякого акцента, говорит по-русски. Зовут ее Клара. Павел, к которому постепенно возвращалось бесшабашное настроение, спросил, сколько ей лет, и она без всякого кокетства сказала, что двадцать восемь. Когда Павел как следует ее разглядел, он подумал, что вряд ли принял бы эту Клару за иностранку, встретив на улице в Москве. Типичное русское лицо, очень миловидное.

Павел поинтересовался, где он будет жить. Клара ответила, что пока не знает.

Обед она подала почти русский – холодный судак, тушеное мясо с овощами, компот. Только борща не хватало. После обеда Павел поднялся наверх, прилег отдохнуть на тахту и заснул.

Его разбудил грохот на лестнице. В комнату вошел врач, за ним появились носилки, на которых двое несли Круга. Потом санитары притащили какие-то блестящие трубы и трубочки, колесики и шнуры и начали сооружать над тахтой некое мудреное приспособление. Они долбили стены, ввинчивали в потолок крючья, приворачивали шурупами к полу никелированные стойки. Когда все это было свинчено и подвешено, получилось похоже на стрелу подъемного крана. Круга уложили на тахту. Врач с помощью санитаров заключил его левую ногу в систему трубок, планок и ремней, а потом взялся за шнуры, свисавшие с блока на потолке, и подтянул ногу ступней вверх.

Павел наблюдал за всеми этими манипуляциями, стоя спиной к двери, и поэтому не заметил, как в комнату вошел черноволосый человек, привезший их сюда. Перекинувшись с врачом несколькими словами, он поманил Павла к себе и сказал, что на все время, пока Круг будет поправляться, Павел останется с ним, будет жить в этой комнате и исполнять обязанности сиделки.

Так началась для Павла жизнь на чужой земле. К чему все это приведет, он не имел никакого понятия и старался пока не заглядывать вперед. В первую же ночь он просто выработал для себя линию поведения на каждый день. Он останется Бекасом, но в новых условиях Бекас должен измениться. Пусть каждый, кто пожелает здесь общаться с ним, ощущает главное: неожиданный поворот в судьбе устраивает его как нельзя лучше. А там видно будет…

С утра, едва проснувшись, Павел приступил к обязанностям сиделки. И более заботливого ухода Круг вряд ли мог желать.

Прошло три дня, но никто больше ими не интересовался. Только однажды дачу посетил врач.

За все это время Павел ни разу даже не показывал носа на дворе, ни на минуту не покидал раненого. Клара постепенно снабдила его принадлежностями госпитальной палаты, в которой лежат люди, лишенные возможности двигаться, и Павел ухаживал за Кругом по всем правилам.

Они почти не разговаривали. Леонид нервничал и, по всей вероятности, с нетерпением ждал чего-то, но был замкнут и не желал делиться с Павлом своими думами. Во взгляде его Павел улавливал все нараставшую благодарность, смешанную с удивлением. По правде сказать, Павел и сам не ожидал, что малопривлекательная роль сиделки дастся ему столь легко.

К концу четвертого дня, перед наступлением сумерек на дачу явился новый посетитель. Едва увидев его, Павел понял, что это брат Леонида. Они были очень похожи, только вошедший выглядел старше и намного грузнее.

Леонид сделал порывистое движение, хотел приподняться, но брат замахал руками и, быстро подойдя, припал щекой к его груди. Павел покинул комнату, неслышно притворив за собою дверь.

Спустя полчаса Клара позвала его наверх к Кругу.

– Познакомься, Паша. Мой брат Виктор. Мы ждали этой встречи тринадцать лет, – сказал Леонид.

– Очень рад, – сказал Павел.

Глаза старшего Круга смотрели на него доброжелательно.

Виктор Круг пробыл недолго. Пообещав наведаться завтра, он распрощался, поцеловал брата и пожал руку Павлу.

Уже со следующего утра они почувствовали, что отношение к ним изменилось. На дачу был привезен и установлен в их комнате телевизор. Клара объявила, что в холодильнике отныне всегда можно найти что выпить. А также фрукты. С Павла и Леонида сняли мерки, а через день принесли костюмы, белье и обувь. Леонид повеселел.

Глава 2

Разговор шепотом

На десятый день Виктор Круг приехал не вечером, как обычно, а перед обедом. Вид у него был озабоченный. Попросив Павла пойти погулять в саду, он подвинул стул к изголовью тахты и тихо, в самое ухо, сказал брату:

– Я задам тебе несколько вопросов. Но говори шепотом. Нас не увидят – пока что телеустановки в этом доме нет. А микрофоны есть.

Леонид кивнул.

Виктор подошел к телевизору, включил его. Заиграла музыка.

Между братьями начался разговор, больше похожий на допрос, с той лишь разницей, что допрашивающий не желал допрашиваемому ничего, кроме добра.

– Ты лично встречался хоть раз с человеком по имени Михаил Зароков? – спросил Виктор.

– Нет, никогда.

– Кто явился к тебе с паролем?

– Дембович.

– Как ты познакомился с этим парнем?

– Через Дембовича. Он показал мне Павла.

– Как Дембович собирался прикрыть твое исчезновение?

Леонид облизал сухие губы, вспоминая детали.

– Я получил от жены телеграмму со срочным вызовом. Должен был дать ее Павлу. И записку к соседу по комнате, чтобы отдал Павлу вещи. Павел должен был показать телеграмму в дирекции дома, чтобы объяснить мой досрочный отъезд.

– Это было бы надежно?

– Вполне, – отвечал Леонид.

– Ты уверен, что все сделал так, как велел Дембович? Ни в чем не ошибся?

Леонид молчал.

– Я забыл про телеграмму, – наконец признался Леонид. – И записку не писал.

Виктор снова припал губами к его уху.

– По сути дела, это не имеет никакого значения, раз Павел оказался здесь. Но это твоя ошибка, очень серьезная ошибка. Какие инструкции давал тебе Дембович о Павле на ту ночь?

– Он сказал так: что бы ни произошло, я должен попасть на катер. Если замечу какую-нибудь опасность, Павла в лодку не брать. Но пограничный катер появился в последнюю секунду.

Виктор махнул рукой.

– Надо, чтобы этот Павел, когда его спросят, излагал историю с телеграммой так, как должно было быть, а не так, как случилось на самом деле.

– Будут разбирать? – спросил Леонид.

– Следствие назначили бы все равно, в любом случае… Не в том дело… Надежда не вышел на связь после вашей переправы.

Леонид впервые услыхал это имя, но сразу догадался, какое отношение имеет оно к его переправе.

Братья помолчали, глядя друг на друга.

Потом Виктор заговорил:

– Не буду объяснять тебе подробно соотношение сил – это долго, и всего тебе не понять. Усвой основное: я на ножах со стариком Тульевым, отцом Надежды. Дембович лишь исполнял приказ, а устраивал твой побег именно Надежда. Если его расшифровали из-за этой истории, старик постарается раздуть дело. Шеф мне доверяет, но он очень любит сталкивать людей лоб в лоб при всяком удобном случае. У него на этот счет своя теория. Назначат следствие. А потом многое будет зависеть от Себастьяна – ты его знаешь, он тебя встречал, черный. Его можно не опасаться. Старик ему не нравится.

Виктор умолк, прикидывая что-то про себя. И снова склонился к брату:

– Ты на всех допросах должен твердо держаться одной линии – говори, что сделал все по инструкциям. Растерянность в той бухте простят – рана твоя невыдуманная. Значит, и Павла тебе простят. Ему скажи так: для его собственного благополучия выгодно быть с тобой заодно. Ему здесь цена – копейка. Я могу устроить так, что он исчезнет бесследно. Но нам он нужен как свидетель.